Комнатка, которую для нее отвели, была более чем скромной: всю обстановку нового жилища составляли столик, на котором стояли кувшин и таз для умывания, комод, стул и скрипучая металлическая кровать, на спинке которой отсутствовало больше половины декоративных шишечек.

Билл не мог оставаться тут долго: он только помог разложить вещи — под строгим взглядом экономки — проверил прочность кровать, и обнял русалочку на прощание.

— Я буду навещать вас, мисс, — прошептал он ей на ухо, делая вид, что целует. — Если вас будут здесь обижать, скажите мне: я вмиг на них найду управу, не посмотрю, что они — Сноуфилды.

Мириэль кивнула и даже улыбнулась, но на сердце у нее было тяжело. Как-то неправильно все складывалось… Как-то не по-сказочному! И ей даже страшно сделалось: если уже сейчас, в самом начале истории, все так плохо, то что же будет дальше?!

Когда Билл ушел — в сопровождении бдительной экономки — русалочка села на скрипучую кровать и немного поплакала. Совсем немного — чтобы лицо снова не распухло — и старалась совсем не тереть глаза, боясь, что они покраснеют. От слез ей стало легче. Мириэль сняла и положила на комод шляпку и перчатки, потом подумала, что следует переодеться во что-нибудь более домашнее. Мэг суровой рукой отобрала для нее только те платья, которые застегивались спереди: чтобы застегнуть пуговки и крючочки на спине, требовалась помощь прислуги, а Мириэль сама теперь переходила в ранг служанки, и помогать ей будет некому! Корсет сегодня утром Мириэль тоже надела именно такой, который зашнуровывается спереди, хотя он утягивал гораздо хуже, чем те, которые зашнуровывались сзади. Но привередничать, увы, не приходилось! Зато привезенных платьев было так много, что на выбор домашнего наряда ушло полчаса, и за это время Мириэль окончательно успокоилась и воспрянула духом: в конце-то концов, не так все и плохо!

Она — здесь, на земле, и нашла своего принца, уже в его дворце, в его доме, и до полнолуния еще много-много дней, а она так мила со своим беленьким, как подснежник, личиком, в облаке роскошных белокурых волос, и ей так к лицу домашнее платье из белого в голубую полосочку муслина… Хорошо бы принц увидел ее сегодня. Но даже если не получится сегодня — все равно, у нее достаточно нарядных платьев, чтобы ослепить его в любой день! И Билл прав: не мог Арчи за какую-то секунду так влюбиться в Арариту, чтобы не позабыть ее ради Мириэль. А то, что сама Мириэль тоже видела его какое-то мгновение… Так ведь она любила его задолго до встречи! Она видела его во сне! А тогда, на корабле, — она не полюбила его, нет: она просто узнала того, о ком так давно мечтала!

В дверь решительно постучались, и раньше, чем Мириэль успела сказать «Войдите!», дверь распахнулась и вошла экономка. Минуту она молча разглядывала домашнее платье Мириэль, при этом губы ее сжимались все теснее, пока не превратились в вовсе незаметную щелочку, окруженную веерком морщин. Приподняв выщипанную бровь, экономка сказала:

— Мисс Спаггинс, меня зовут мисс Вагнер. По обычаям этого дома вся прислуга находится в безоговорочном подчинении экономки. Сомневаюсь, чтобы ради вас и вашего особого положения компаньонки мисс Сноуфилд это правило изменили. Надеюсь, между нами впредь не возникнет никакого… недопонимания?

Мириэль кивнула с улыбкой. На самом деле недопонимание уже возникло, потому что она совсем, совсем ничего не понимала из того, что сказала ей мисс Вагнер. Скорее всего, мисс Вагнер НАМЕКАЛА, Мириэль уже знала, что у людей принято очень о многом говорить НАМЕКАМИ, и Мириэль казалось, что, проживи она на земле хоть целых пятьдесят лет, она все равно не научится понимать подтекст таких вот загадочных речей. Наверное, мисс Вагнер НАМЕКАЛА на то, что Мириэль должна ее слушаться… Мириэль готова была слушаться. Мириэль готова была на все, лишь бы остаться в этом доме и иметь возможность понравиться Арчи! И потому она улыбнулась этой несимпатичной мисс Вагнер и кротко потупила глаза.

— Хорошо, тогда следуйте за мной. Должна вас предупредить, что мисс Сноуфилд сегодня не в настроении… Она последнее время вообще редко бывает в настроении. Боюсь, вам придется нелегко! — с явным удовлетворением заключила мисс Вагнер.

Мириэль затрепетала. Что значит — «не в настроении»? Дорис Сноуфлид будет кричать, ругаться и бросать в нее тяжелыми предметами? Она видела эту Дорис всего один раз: во время крушения «Королевы Кристины», когда ее, рыдающую, Арчи сажал в лодку… Она тогда казалась кроткой, безобидной и даже трусливой. Может ли такая девушка швырять тяжелыми предметами в свою компаньонку?.. Но, в любом случае, Мириэль собиралась вынести ради Арчи ВСЕ! Преодолеть ВСЕ препятствия, какие судьбе будет угодно поставить на ее пути! Раз уж она решилась обратиться за помощью к морской ведьме… Теперь уже ничто не сможет ее остановить!

Мисс Вагнер привела ее на второй этаж, к резной двери, и постучалась костяшками пальцев.

— Уходите! Видеть никого не хочу! — раздался из-за двери плаксивый девичий голос.

— Мисс Сноуфилд! Это я, мисс Вагнер! — сладко пропела экономка.

— Вот вас-то я и не желаю видеть! Уйдите! Ненавижу вас! Вы шпионили за мной! Вы рассказали обо всем маме! Не смейте больше обращаться ко мне!

Мисс Вагнер вспыхнула и недовольно покосилась на Мириэль: видимо, ей неприятно было, что Мириэль это все слышит… Но она снова постучалась в дверь и проворковала со всей нежностью, какую только могла изобразить — хотя на лице ее так и осталось недовольное и кислое выражение:

— Мисс Сноуфилд, голубушка! Лапочка моя! Все, что я делаю, все, что делает ваша матушка, — все это для вашего же блага! Но если вам, деточка, неприятно меня видеть, я уйду немедленно. Только позвольте мне представить вам вашу новую горничную…

— Мама наняла еще одну шпионку? Ваших ябед ей показалось мало? Убирайтесь обе! — гневно выкрикнула девушка из-за закрытой двери.

— Горничную вам наняла не матушка, а ваш братец, мистер Арчи…

Послышались торопливые шаги, заскрипел ключ в замке и дверь приоткрылась.

Мириэль с первого же взгляда узнала Дорис, хотя лицо девушки распухло от слез. Но и в прошлый раз, когда русалочка видела мисс Сноуфилд на борту «Королевы Кристины», она тоже была заплаканной! Правда, не такой растрепанной. Сейчас она была в серебристом пеньюаре, из-под которого торчал подол ночной рубашки, а ее густые черные волосы спадали на шею каким-то спутанным клубком. Дорис пристально, недоверчиво вгляделась в лицо Мириэль. И улыбнулась.

— Заходите, — сказала она слегка осипшим от плача голосом. — Арчи говорил мне, что сегодня должна приехать моя компаньонка…

На мисс Вагнер Дорис даже не взглянула. Мириэль робко вошла в комнату, и Дорис тут же захлопнула за ней дверь и закрыла на ключ. И, привалившись спиной к двери, душераздирающе всхлипнула:

— Ведьма! Она настоящая ведьма! Шпионка! И вас она назвала «горничной» специально для того, чтобы обидеть! — из глаз Дорис полились слезы: — Ах, если бы вы знали, как я несчастна! Как я несчастна! Лучше бы я ушла в монастырь! О, лучше бы я умерла!

Русалочка провела в комнате Дорис три часа. И за это время она узнала, что такое «монастырь» — хотя толком не поняла, что хорошего находят люди в длительном пребывании в этом скучном месте. Узнала, что Дорис едва ли не с самого рождения страдает от несчастной любви — правда, у Мириэль возникли некоторые сомнения, ведь даже сама она мечтала о принце не с самого рождения, а… А почти с самого рождения, но все-таки — ПОЧТИ! Свою любовь к принцу Мириэль почитала ВЕЛИЧАЙШЕЙ В МИРЕ ЛЮБОВЬЮ, и не желала верить в то, что какая-то другая девушка может пережить что-то подобное! Узнала, что экономку Дорис ненавидит, а свою маму — боится. Что папу Дорис любит, несмотря на то, что он никогда не заступается за нее перед мамой. И что братьев — Арчи и маленького Эли — Дорис просто-таки обожает! Слушая горестное повествование Дорис, то и дело прерываемое всхлипываниями и натужными рыданиями (Дорис, похоже, выплакала все слезы, устала плакать, и заставляла себя делать это только потому, что у нее наконец-то появился слушатель!), Мириэль сумела распутать и расчесать ее волосы, и даже уговорила бедную страдалицу переодеться в дневное платье. И была несказанно удивлена, не обнаружив в весьма обширном гардеробе мисс Сноуфилд ни одного — действительно ни одного! — платья, которое хоть сколько-нибудь ей шло. Мириэль подумала, что следует как-нибудь исправить положение и посоветовать Дорис сшить себе что-нибудь по-настоящему миленькое… Дорис ей понравилась. Конечно, она не могла стать для нее такой подругой, как Арарита. Арариту никто не заменит, а Дорис, если уж на то пошло, скорее напоминает невзрачную Лирину. Но — Дорис была сестрой Арчи. Родной сестрой. И Дорис любила Арчи, и Арчи тоже, по-видимому, ее любил, и уже за одно это Мириэль следовало как минимум — хорошо относиться к Дорис, а еще лучше — постараться ее полюбить. И обязательно сделать что-нибудь хорошее для нее! Арчи понравится, если Мириэль сделает что-нибудь хорошее для его скучной, плаксивой сестренки! К тому же — Дорис страдала из-за несчастной любви. Мириэль, правда, не поняла, в чем состояла «несчастность» этой любви: Дорис рассказывала как-то сбивчиво, и во всем винила свою маму и мисс Вагнер. Но, как бы там ни было, Мириэль и сама страдала от любви, а значит, не могла не сочувствовать чужим страданиям. Она обязательно поможет Дорис — хотя бы тем, что подберет ей подходящие ткани и фасоны. Но — не сейчас. Не сразу. Сначала она должна все здесь понять, во всем разобраться, чтобы начать действовать, действовать, действовать… Через месяц Арчи поведет ее к алтарю. Или — она убедится, что он действительно достоин Арариты.


Сноуфилды жили пышно. Как говорили люди, «на широкую ногу» — Мириэль не сразу поняла смысл этого странного выражения. Правда, она не раз слышала жалобы миссис Сноуфилд, матери Арчи, на безденежье, на то, что каждую копейку Арчи вкладывает в свой «бизнес», а она вынуждена из-за этого вести жизнь затворницы… Но слышала Мириэль и другие жалобы — жалобы слуг на то, что им задерживают или урезают зарплату, чтобы хозяйка с барышней могли ездить на балы и в театры. Говорили, что больше шести месяцев никто в работниках у Сноуфилдов не продержался. И что набирать прислугу мисс Вагнер становилось все труднее и труднее — и по большей части из числа приезжих, потому что все в городе знали о скупости Сноуфилдов.