Проснулась я раньше всех. Хотела снова заснуть, но ничего не получилось. Меня больше не пускали в мои сладкие сны, как жаль. В окно только-только заглянул рассвет. Еще серый, невнятный. Ранние птицы оглушительно чирикали под окном. Я тихонечко поднялась и посмотрела на Кита. Он спал на спине. Во сне черты лица его смягчились, и я подумала — вот он, настоящий. Тот, кто меня целовал. Без его обычной маски. Тут же я себя одернула — на нем не было никогда маски, он такой, какой есть. Просто я выдумываю какой-то образ… не надо забываться, милочка. Разочарование может быть слишком жестоким. И потом — подумай сама, ведь если бы он хотел, он бы давно уже воспользовался твоим телом. И ничего бы ты не смогла сделать. Единственная причина, почему этого не произошло — он просто тебя не хочет. Ты перестала для него быть сексуальным объектом. Вот и все!

Ладно. Ну и ладно. Я встала и тихонько спустилась на кухню. Сварила кофе для себя и для него. Глупо, Кит проспит до полудня и кофе остынет. Потом я сделала тосты, налила в креманку мед. Кит всегда любил мед, я помню. По утрам я приносила ему кофе и тосты с медом. Приносила, потому что нужно было так делать. Как служанка. Сейчас мне просто так захотелось.

— Никита. — Прошептала я, размешивая сахар. — Никита…

Я никогда не называла его так, никто его так не называл. В компании его друзей в основном все говорили «Кит» или «Никос». Никита — это кто-то другой. Тот, кого мне хочется в нем отыскать…

Вернувшись в спальню, я поставила на журнальный столик кофе и тарелки. Села на пол у кровати, взяла свою чашку и снова стала смотреть на Кита. Аромат кофе разлился по комнате. Прикрыв глаза, я сделала глоток. А потом мои губы сами прошептали:

— Никита…

Едва слышно, но он вдруг открыл глаза. И посмотрел на меня. Знакомый страх подобрался близко-близко, и еще чувство, что меня застукали с поличным. Но мой страх… на этот раз он увял, не успев расцвести. Что-то изменилось, что-то сильно изменилось.

— Ты хоть спала? — Вполголоса спросил он.

— Да.

Сел на кровати. Посмотрел на столик. Поднял брови. Я подвинула ему чашку. Он взял.

— Хороший кофе, — заметил он, вдохнув аромат. А потом снова посмотрел на меня и мягко спросил: — Что с тобой?

— А что?

— Ты стала такая добренькая, внимательная.

Я улыбнулась.

— Да ну…

— Да.

Я ничего не ответила, только опустила глаза и подула на кофе.

— Хорошо, что ты меня разбудила. — Сказал он будничным тоном. — Надо поехать пораньше. Заедем купим мне новую мобилу, мысль тут когда засыпал появилась одному человеку позвонить. За ним должок числится уже много лет. Думаю, он мне поможет в моем вопросе.

— Как?

— Он врач — правда, этот… уролог! Но у докторишек же всегда корефаны докторишки. Может, какого мозгоправа надежного посоветует, тот мне пропишет лекарств.

— Ты уже пьешь антидепрессанты…

— Да, это в аптечке посоветовали. Я пришел, говорю — у меня плохое настроение все время, типа депрессия. Они мне дали. Но это не помогает нифига.

— Их нужно пить недели две, чтобы подействовали.

— Не знаю. У меня нет двух недель, я себе не верю. Надо что-то типа… ну как дурачкам дают на дурке, чтобы они спокойные вообще становились. Что-то такое мне надо, короче. Доктора знают, наверное, лучше. Эти лекарства так просто не купишь, надо рецепт.

Он что-то еще рассказывал мне об этом своем знакомом враче, о каких-то загородных домах, которые у этого врача были раньше. А я между строк слышала лишь то, что Кит уйдет. Мы приедем в город, он свяжется со своим приятелем и уйдет от меня. И снова я поразилась — как много изменил один день, один вечер, один поцелуй… Еще недавно я вздохнула бы с облегчением, узнав, что Кит меня освободит от своего общества. Сегодня же мысль пронзила меня тоской. Нет, я никак не показала своих чувств, я дежурно кивала и делала внимательное лицо. Но мне стало так больно внутри, так невыносимо больно… Может быть выход — лечь рядом с ним сейчас? И чтобы он сделал то, что делал раньше. Я бы вмиг отрезвела, исчезло бы наваждение! Да, пожалуй, это самое правильное решение! Меня совсем недавно оставил Роман, я думала, что у меня разбито сердце, но по сравнению с тем, что я испытывала сейчас, то была лишь тихая печаль. Сейчас я была в панике. И мой мир рушился по-настоящему. Мир, в котором, в общем-то, почти не было Кита, в котором вполне нормально было и без него! Но он рушился…

— Господи, почему так сильно… — вырвалось у меня, и я тут же осеклась. Кит что-то говорил в этот момент. Что-то, что я не слушала, занятая своими переживаниями.

— Что? — Растерялся он.

— Ничего. — Бросила я и, вскочив, быстро ушла в ванну. Там я включила воду посильнее, а сама уставилась на свое отражение.

— Что со мной? — Шепотом спросила я у зеркала. — Почему это происходит?! Пусть он уйдет! Пусть! Лучше пусть уйдет…

Такси приехало за нами раньше, чем проснулись остальные. У меня не было сил на прощание с моими друзьями, на все эти дежурные тексты. Я пребывала в какой-то прострации. Так что мне этот наш английский побег оказался только на руку. В машине снова сели на разные концы сидения. Он у одного окна, я у другого. Но какая пропасть была между днем вчерашним и днем сегодняшним. Пропасть в моем сердце. Накануне я хотела держаться подальше от Кита, потому что испытывала страх и отвращение даже при случайном прикосновении. Сегодня я хотела держаться от него подальше, потому что испытывала лишь страх. Потерять себя. Что делать дальше? Как быть? Он уйдет, а я останусь с этим новым мучительным чувством в душе. Могу ли я удержать его? И зачем? Он прежний, это же очевидно! Я просто обманываю себя, говоря, что Кит изменился. У него депрессия, он вырван из привычного окружения, дезориентирован — но это все внешняя сторона. Внутри он все тот же.

Мы заехали в первый же магазин и купили ему телефон и сим-карту. Всю оставшуюся дорогу он названивал каким-то знакомым, чьи номера помнил и просил их дать номера других знакомых. Записывал, ругался на незнакомый аппарат, опять звонил, снова вел эти ритуальные разговоры, так принятые в его среде. И совсем не говорил со мной. Все это уже было, было… много лет назад я так же находилась при нем безмолвной мебелью. Ничего не изменилось. А все, что я себе придумала — ложь, ложь… Когда мы подъехали к дому, я была уже совершенно спокойна. Пусть он уходит. От этой проблемы нужно избавляться.

Кит был в приподнятом настроении. Ему удалось дозвониться этого своего доктора-уролога, и тот радостно согласился поселить Кита у себя в доме, пока не решатся проблемы. Конечно насчет «радостно» — это я для красного словца добавила. Кит умеет убеждать. Если он чего-то хочет, ему сложно отказать, впрочем, знающие люди и не рискуют никогда отказывать.

— Петька даст мне таблетосы, и я наконец-то высплюсь нормально. Ведь ложусь каждый день, не зная проснусь ли. Проснусь ли, летя башкой в асфальт. — Говорил Кит, собирая свои вещи в небольшую спортивную сумку. — А там отходняки после колдуна того пройдут и вся эта хрень закончится.

Прижавшись к дверному косяку, я молча следила за его суетливыми движениями. Скорей бы, скорей бы он ушел! Это было невыносимо! Хочу остаться одна. Здесь, в своей квартире, в своей хорошей жизни…

— Я тебе оставлю денег. — Он бросил на стол несколько крупных купюр. — Позвонишь мне, как закончатся. Ну и вообще — надо будет что — звони. Записала мой номер себе?

Он уже был у двери, готовый выйти. Мне нужно было лишь сделать шаг в сторону. Я все медлила. Кит нетерпеливо взялся за дверную ручку. Я подняла на него глаза. Не знаю что в них было, в моих глазах. Я же с этим не знакома. С такими чувствами. Может, их надо прятать… я еще не умела. И может он увидел. Как-то понял… может на него уже смотрели ТАК другие женщины. Или там я не знаю… Но когда я схватила его руку, лежащую на двери, рука его уже была не твердой и соскользнула, поддаваясь мне.

— Не уходи. — Прошептала я, сжимая его запястье: — Пожалуйста, останься…

Он взял меня за подбородок. Нежно. Ну насколько мог. Посмотрел внимательно и долго. Так долго, что я успела умереть и родиться заново. Хотелось зажмуриться, но я терпела.

— Да ведь я и пришел, чтобы остаться. — Произнес он.

— Что? — Не поняла я. — О чем ты?

Он усмехнулся уголками губ.

— О том, о чем сказал

— Не уйдешь? — Спросила я упрямо.

— Уйду.

— Ну и уходи…

— Не боишься больше меня? Я же вижу, что-то поменялось. — Сказал он довольно мягко. Ну для него — мягко. — Нет, Кать, это приятно, что ты не шарахаешься от меня больше, но я не нуждаюсь в твоей жалости.

— Мне не жалко тебя. — Сказала я и тут же осеклась: — Ну в смысле… это не имеет значения. Эта твоя проблема тут ни причем.

— А какая — причем?

— Проведи со мной ночь. — Выпалила я. Брови его поползли наверх, и он отшатнулся от меня.

— Чего?! — Недоверчиво спросил он. — В смысле…

— Да! — Быстро ответила я. И добавила тихо: — А потом можешь уходить.

Кит хохотнул и поставил сумку на пол.

— Это как же понимать? — Весело спросил он. — Нет, ну правда! Ты же вчера говорила, что спать со мной это… как ты говорила? А! Отвратительно! И что добровольно никто бы не согласился!

— Да. — Согласилась я.

— Ну и?!

— Мне именно это и нужно. Отвратительно. Так, как ты это делал раньше. Чтобы… я хочу снова тебя ненавидеть. — С болью сказала я. Внутри у меня все дрожало. Еще секунда — и я бы расплакалась.

— Ты все еще сломанная кукла. — Он покачал головой. — Но я уже не хочу тебя ломать. Ты разве не заметила?

— Попробуй в последний раз. — Попросила я, срываясь на истерику: — У тебя же это всегда получалось. Не оставляй меня ВОТ ТАК! Я не знаю, что с этим делать!