— Вы беременны, — меланхолично произнесла Софья Ароновна. — Патологий никаких не видно… Да, Кать, я слышала, у тебя племянница замуж выходит?

Натальина тетка что-то ей ответила, но Валя уже ничего не слышала. Беременна. У нее будет ребенок…

«Ванечка… если бы ты знал! О, как ужасно, как глупо все получилось… Если бы ты был сейчас со мной! Ребенок… Наш ребенок… Последний привет, последнее прости…»

Она почувствовала, как от слез начинает щипать глаза.

— Четыре недели, — громко произнесла Софья Ароновна. — Ни больше ни меньше. Да, Кать?

— Именно… — кивнула довольная толстуха. — Я прямо сразу поняла, в чем тут дело. Дай, думаю, окончательно удостоверюсь. Голова — она просто так болеть не может!

За окнами поликлиники царила сизая мгла. Дождь стрекотал по карнизу. Нет, это не дождь, это Софья Ароновна что-то распечатывала на принтере…

«Я всегда так хотела ребенка. И вот, когда я совсем не ждала… Если бы Ваня знал! Возможно, это остановило бы его. Уже четыре недели во мне живет его ребенок.. Как — четыре недели?!»

— Да вы с ума сошли! — Валя быстро стерла салфеткой гель с живота и села на кушетке. — Не может быть! Вы ошиблись!

— Что не может быть? — меланхолично спросила Софья Ароновна.

— Четыре недели… — Валя лихорадочно стала вспоминать. — Должно быть, два месяца, не меньше!

Софья Ароновна переглянулась с Натальиной теткой.

— Ошибки быть не может! — удивленно произнесла тетя Катя. — Софья Ароновна…

— Да, ошибка исключена, — кивнула та. — Если бы было два месяца, размеры плода были бы гораздо, гораздо больше… Вот держите. Любой специалист вам подтвердит.

Она протянула Вале лист. На нем была распечатана та картинка с экрана монитора. Какие-то черно-белые расплывчатые пятна…

— Я все равно не понимаю… — дрожащим голосом сказала Валя. — Четыре недели! Это когда же было?

— Начало августа, — подсказала меланхолично Софья Ароновна.

«Первое августа! Ну да… Первого августа мы с Коваленко… „Люби меня, — сказал он. — Если бы ты знала, как долго я ждал этого дня!“ Так, значит, не Ванечка, а Герман Коваленко…»

— Вообще, проблемы нет, — сказала Натальина тетка, сочувственно глядя на Валю. — Вы еще сто раз успеваете…

— Я знаю! — перебила ее Валя. — Я знаю… Но я не собираюсь избавляться от этого ребенка. Пусть будет…

Пусть будет. Не важно, от кого он. Пусть будет!

На обратном пути Наталья пыталась растормошить ее, болтала о какой-то ерунде, но Валя отвечала ей невпопад… Она думала только об одном — у нее будет ребенок То есть почему это будет? Он уже сейчас есть. Живет в ней, маленький — всего четыре недели, но это ее ребенок! Глупая Софья Ароновна назвала его плодом…

Потом, на Фрунзенской, попрощавшись с Натальей и ее спутником, Валя стояла у окна и смотрела на ночной город. Фонари горели вдоль набережной.

«Теперь я не одна. У меня есть ты. И я тебя ужасно люблю… — Она положила ладонь себе на живот, совершенно плоский пока. — Еще так долго ждать того момента, когда я наконец увижу тебя, возьму на руки… На кого ты будешь похож? Впрочем, это не важно… Может быть, ты будешь, как твой отец, — светловолосый, светлоглазый… Как Герман Коваленко!»


В середине сентября было еще тепло. Светило солнце, и в распахнутое окно иногда залетали вместе с порывом ветра оранжевые листья.

Валя сидела за ноутбуком, совершенно забыв о времени, — она как раз дописывала кульминационную сцену своего нового романа. Героиня объяснялась со своим возлюбленным, страсти накалялись, поскольку все персонажи были людьми упрямыми, не склонными к компромиссам. В один момент могли разрушиться их судьбы…

«Редакторша спросила, откуда я беру сюжеты для своих романов. Да ниоткуда… они возникают сами. „Над вымыслом слезами обольюсь…“ Это у Пушкина, кажется. Редко когда жизнь преподносит сюрпризы, достойные быть запечатленными на бумаге».

За распахнутыми окнами качал ветвями осенний лес. Было тихо. Оно и не удивительно — пансионат наполовину пуст, все отдыхающие давно вернулись в город.

«В самом деле, что может произойти сейчас? Да ничего… Разве что надо будет через час выключить компьютер и отправиться в столовую, на обед. Вообще, можно здесь прожить до начала ноября, до тех пор, пока не начнет идти снег. Я как раз закончу этот роман, и мне в любом случае тоже надо будет вернуться в Москву…»

И в это время за окном раздался шорох.

Валя не успела испугаться — в окне показалось знакомое лицо. «Я была не права — жизнь иногда преподносит сюрпризы…» — мелькнуло у нее в голове.

— Привет, — сказала она. — Как ты тут оказался?

— Привет… — сказал Герман Коваленко. Подтянувшись на руках, через мгновение он оказался уже в комнате.

— Вообще-то для таких целей существует дверь…

— Валька! — сказал он. — Глупая! Ты куда пропала? Я там места себе не находил…

— Никуда я не пропадала, — сказала она, захлопнув крышку у ноутбука. — Честное слово, я тебе собиралась позвонить…

— Ну так не позвонила же!

Он подошел, обнял ее. Она не знала, как ей быть — оттолкнуть его или ответить на это объятие. Прошло довольно много времени с тех пор, как они виделись в последний раз. Впрочем, зачем отталкивать? Она тоже обняла его и мысленно представила, как вместе с ней прижимается к нему и его ребенок.

— Валька… Я искал тебя и только вчера понял, где ты можешь прятаться.

— Я не прячусь, у меня творческий отпуск! — засмеялась она. — Кстати, посмотри…

Она протянула ему листок, на котором был распечатан рисунок — макет обложки ее будущей книги.

— Что это? Ух ты… «Ночной собеседник», автор — Валентина Пирогова… Послушай, ты же не Пирогова, а Деева! Это что, псевдоним?

— Нет, я взяла свою девичью фамилию… Книга выйдет в ноябре, я уже договор подписала, — скромно сообщила она. — В январе — следующая. Ну и так далее.

— Валька, ты такая молодец! — Герман так искренне радовался за нее, что Вале даже стало смешно. — Ну что ты смеешься? Надо мной, да?

— Да… Я, знаешь, немного забыла, какой ты… — она взъерошила ему светлые волосы, подергала за ухо. Он схватил ее за руку, прижал к губам. — И каждый раз ты оказываешься лучше, чем я о тебе думала.

— Ты здесь надолго?

— Еще на месячишко останусь… — пожала она плечами. — Ну, может, чуть дольше. А что?

— Отлично. Я тогда тоже тут остаюсь, — сказал он.

— Герман, наверное, ты будешь мне мешать… — заколебалась она. — Ей-богу, ты славный, но мне надо закончить книгу. С десяти утра до двух я очень занята.

— А потом?

А потом мне все надоедает, и я иду в лес, гулять… — улыбнулась Валя. — Ты можешь мне гарантировать, что по утрам не будешь мне мешать?

— Могу, — серьезно сказал он. — Я сниму соседний номер и по утрам вообще не буду к тебе заглядывать… В конце концов, я сто лет не был в отпуске!

И он остался.

Правда, довольно скоро стало ясно, что снимать соседний номер не имело никакого смысла — Герман заглядывал туда редко. Он был все время с Валей, ночью и днем, и только по утрам уходил куда-нибудь. Да и то неожиданно выяснилось, что он совершенно не мешает Вале, даже когда находится рядом. Даже более того — она начинала беспокоиться и скучать, когда он надолго пропадал куда-то.

— Ну и где ты был? — с наигранной строгостью спрашивала она.

— Играл в теннис с Михаилом Николаевичем — с тем дядькой, что в столовой сидит через столик от нас…

Ответы варьировались в зависимости от погодных условий. А всю вторую половину дня Герман не отходил от Вали.

«Как странно… — думала она. — Еще совсем недавно я была никем, просто женой своего мужа, у меня не было никаких перспектив — жалкая серая мышка. Илья меня обманывал, лучшая подруга лгала, о детях я могла только мечтать… Потом появился Ванечка, моя первая любовь, но лишь для того, чтобы окончательно запутать, замучить меня — и сгинуть навсегда. Бедный Ванечка… Чем же я заслужила свое сегодняшнее счастье? Или оно будет таким же мимолетным?»

— А что будет потом? — однажды спросила она Германа — вот так, просто, без всякого предисловия.

— Когда — потом?

— Когда мы вернемся в Москву…

Ничего не будет… То есть все останется по-прежнему, — удивленно ответил он и поцеловал ее. — Мы поженимся и будем жить долго и счастливо, а потом умрем в один день. Или сегодняшняя литература не признает таких банальных концовок?

— Еще как признает! — засмеялась она. — Послушай, Герман, ты что, делаешь мне предложение? Ты даже в любви мне еще не признавался…

— Разве? Ну так вот… — он откашлялся. — Валечка, я тебя очень люблю, выходи за меня замуж, пожалуйста.

— И все?

— Этого мало? — испугался он и бухнулся на колени. Обнял ее за ноги и забубнил куда-то в живот. — Я хороший, ты же знаешь. Со мной ты будешь счастлива — не то что с Ильей. Счастлива и свободна.

— Ага, до сих пор не можешь забыть, как тебя сунули в сугроб! — засмеялась она.

— Я серьезно, а ты все хиханьки да хаханьки! — возмутился он, вставая. — Я… я правда сделаю все, чтобы ты была счастлива. Знаешь, если надо, я брошу работу, чтобы быть с тобой постоянно. Или наоборот — я готов работать с утра до вечера, если потребуется. Никакие жертвы не путают меня! Я… я знаю, чего хочу. Я никогда не стану тебе изменять — именно потому, что уже сделал свой выбор. Конечно, это все слова и обещания, но, пожалуйста, верь мне!

— Верю, » — вдруг сказала она.

— Ты такая умница, красавица… Наверное, мне повезло больше, чем тебе… Ну а ты?

— Что — я? — она провела ладонью по его щеке.

— Как ты ко мне относишься? — Герман все пытался шутить, но светлые глаза смотрели серьезно, выжидающе.

Валя растерялась. Лгать она не могла. Ванечка, бедный Ванечка — ты до сих пор не забыт!

— Ты мне нравишься, — тихо сказала она. — О, пожалуйста, не торопи меня! Когда-нибудь, возможно, я смогу тебе сказать, что люблю тебя, но не сейчас…