— Валя… Вы меня слушаете? — спросил Коваленко. — Ответьте же!

— Да, я вас слушаю, — тихо произнесла она, медленно возвращаясь в день сегодняшний.

— Валя, я вас спрашивал, вы отдали рукопись в издательство?

— Какую рукопись? Ах да, вспомнила, вы про мой роман. Да, отдала — по-моему, на следующий же день после того разговора с вами, когда вы сказали мне, что не стоит доверять мнению Истомина.

— Вы молодец! Я же говорил, не стоит слушать этого пропойцу…

— Не обижайте Юлия Платоновича! — возмутилась Валя. — Он хороший человек.

— Ладно, не буду, — моментально пошел на попятный Коваленко. — Истомин — хороший человек, жертва перестройки. И каков же ответ? Что сказали вам в издательстве?

— Ответа я пока не знаю — просили перезвонить недели через две-три. Послушайте, Герман, я не уверена, что мой графоманский труд понравится кому-то. В той комнате, где я была, все — от пола до потолка — завалено рукописями.

— Валя… У меня к вам просьба, — взволнованно произнес Коваленко. — Как только вы узнаете окончательный ответ, перезвоните мне, пожалуйста. Я должен об этом знать!

— Зачем? — холодно спросила она.

— Разве вы не поняли? — вздохнул тот. — Я… я вроде как к вам неравнодушен. Впрочем, я и сам ничего не понимаю… Валя, обещайте мне!

— Хорошо, — коротко ответила она.

— Где вы, с кем вы? Если вам нужна помощь…

— Мне не нужна помощь.

— Ну, может быть, когда-нибудь потом… Помните, Валя, вы в любой момент можете обратиться ко мне, и я вас спасу. Спасу от всех и от всего!

— Удивительное благородство.

— Нет, — вдруг печально засмеялся он. — Это не благородство, а самая обычная корысть. Признаюсь, я готов на все, чтобы еще раз увидеть вас…

Она положила трубку.

В соседней комнате завозился Ваня.

— Валя! — позвал он ее. — Ты где?

— Я здесь! — моментально отозвалась она. Распахнула дверь, бросилась к нему, напряженно вглядываясь в его лицо. Но Ваня был весел и бодр, и ничего в его облике не напоминало о том ужасном недуге, который подтачивал его организм.

— Слушай, у меня замечательная мысль, — сказал он, сладко потягиваясь. — Пошли гулять. Просто будем шататься по улицам и глазеть по сторонам. Сто лет не проводил таким образом время.

— Идем! — обрадовалась Валя. — А то эти клубы да рестораны уже немного надоели.

Они обнялись.

— Ванечка, ты такой славный… — пробормотала она, гладя его по светлым мягким волосам. — Как же мне не хватало тебя!

— Я дурак, — беспомощно улыбнулся он. — Я просто дурак… Знаешь, если честно, то с Марьяной я никогда не был счастлив. Останови меня, если тебе этот разговор неприятен…

— Нет, — сказала она. — Мне интересно. Интересно узнать, какой была твоя жизнь без меня.

Так вот, с ней мне было как-то… как-то никак. Она, мне кажется, очень быстро разочаровалась в браке. Ей хотелось свободы, хотелось все свое свободное время проводить с подругами — а их у нее не меньше сотни, — она мечтала о жизни легкой, праздной, без забот. Только вечеринки и танцы, отдых и болтовня… Нет, не подумай о ней плохо, она глубоко порядочный человек! — спохватился Ваня. — Просто у нее такой характер. А тут муж, дети, семья… Она тосковала. Она жалела, что так рано вышла замуж, и я был ей в тягость.

— А ты? — спросила Валя.

— А я делал карьеру. Я тогда думал — вот она, цель жизни! Надо прославиться, заработать кучу денег — и вот оно, счастье…

— Гуров к тебе хорошо относился?

— О да. Уж он-то всегда был на моей стороне, когда у нас с Марьяной возникали какие-то конфликты. Он из тех людей, кто, раз сделав выбор, уже больше не меняет его. Надо идти до конца — не раз говорил он. Марьяна его до сих пор боится.

— Он злой? Жестокий?

— Нет, что ты… — засмеялся Ваня. — Он… он сильный. Настолько сильный в моральном плане человек, что порой иногда даже подавляет. По сути, я женился на нем, а не на Марьяне. Он всегда мне нравился и был для меня образцом…

— А… а дети?

— Детей я давно не видел, — Ваня встал и принялся быстро одеваться. — Они мешали Марьяне. То есть, конечно, она любит их, но для нее проще свалить заботы на кого-нибудь другого. Они в Англии, учатся. Мне кажется, Валя, я тоже их потерял. Они больше любят Филиппа Аскольдовича, чем меня.

— Это ужасно… — покачала она головой.

— Нет, это нормально. Я с самого начала должен был догадаться, что в этой жизни никому не нужен, кроме тебя.

— Ванечка…

— Обещай мне, Валя, — вдруг тихо произнес он, беря ее за руки, — что ты не бросишь меня. Скоро мне предстоят, возможно, ужасные дни…

Она задрожала.

— Я никогда тебя не брошу! Я умру вместе с тобой!

— Валя, перестань… Все, больше не будем об этом, я совершенно напрасно нарушил наш договор. Ну что, в путь?

Солнце стояло еще высоко — вечер наступал поздно. В начале июня на Москву обрушилась ужасная жара, и все в городе было подчинено ей — на каждом углу открылись летние кафе, девушки ходили в ярких, легких нарядах, стремясь перещеголять друг друга в их яркости и легкости, отовсюду раздавался смех и веселые голоса.

Ваня с Валей медленно брели вдоль набережной.

— Хорошо-то как… — жмурясь, пробормотал Ваня. — Послушай, Валька, как приятно ничего не делать!

— Ага!

— Послушай, вон причал. Может быть, прокатимся на теплоходе?

Валя была не против — после тех сумасшедших развлечений, которым они предавались последнее время, это было самым мирным.

На палубе ветер трепал Валины волосы.

— Ты красивая, — сказал Ваня, отводя прядь от ее лица. — Я и забыл, какая ты красивая! Ты лучше всех. Я иногда смотрю по сторонам и убеждаюсь, что лучше тебя никого нет.

— А я не смотрю по сторонам, — улыбнулась она. — Я гляжу только на тебя.

— Тебе идет это платье…

Платье было новым — его приобрели во время последнего шоппинга, и оно представляло собой нечто многослойное — с цветами, лентами, защипками, сборками и бахромой, но легкое, зелено-голубого цвета. Вызывающее платье — на грани вульгарности и эпатажа, но вместе с тем романтичное и нежное…

Они прошли на корму и оттуда смотрели на бурлящую позади теплохода воду, над которой стлался дым.

— Тебе не холодно? — спросил Ваня, положив ладонь на ее полуобнаженное плечо.

— Нет, что ты, такая жара… Знаешь, чего мне не хватает?

— Чего? — с интересом спросил он.

— Шляпы. Такой глупой шляпы из рисовой соломки, под которой можно спрятаться от солнца.

— Как у тургеневской девушки?

— О да!.. — засмеялась она, обернулась, а потом зашептала Ване на ухо: — Посмотри, вон тот тип буквально не сводит с нас глаз… Я его уже давно заметила, еще на причале.

Иван проследил за ее взглядом — по лестнице с верхней палубы спускался пожилой одышливый мужчина, вытиравший полотенцем лоб.

— Астахов, вы? — удивился Ваня, но особой радости на лице его не отразилось. — Валя, это один из моих клиентов…

— Иван Андреевич! — взмолился мужчина. — Только не поймите меня превратно… Прошу прощения… Мне в вашей конторе сказали, что вы отбыли в неизвестном направлении и передали все дела Царькову. Но дело в том, что Царьков меня совершенно не устраивает, и вообще… Это ваша супруга? Очень приятно.. Я вас заметил еще на набережной, не сочтите меня навязчивым. Я собираюсь подать кассационную жалобу, и мне очень нужен совет…

— Валя, мы на минуту, — сказал Ваня и отвел мужчину в сторону.

О чем они говорили, Валя не слышала. Слова заглушал шум мотора, да и неинтересно ей было. Больше всего она беспокоилась за Ваню — не стоило ему сейчас заниматься всеми этими судебными делами…

Астахов что-то с жаром говорил Ване, вытирая лоб платком, а Ваня внимательно слушал.

— Ванечка, ты скоро? — крикнула она, досадуя на навязчивого клиента.

— Валя, — Ваня подошел к ней. — Тут такое дело… Мне жаль этого человека, и я не могу бросить его без помощи. Послушай, мне надо с ним поговорить, но потребуется, наверное, часа два-три.

— Ты уверен, что тебе действительно надо всем этим заниматься? — нахмурилась она.

— В последний раз, — сказал он. — Сделаем так: сойдем на следующей остановке, ты пойдешь домой, а мы посидим с Астаховым в каком-нибудь кафе, обсудим все там.

— Хорошо, — кротко произнесла Валя.

«Три часа, — подумала она. — У меня есть три часа…» Она бы ни на минуту не рассталась со своим возлюбленным, но сейчас ей представлялся удобный случай кое-что сделать.

Во-первых, Илья мог быть дома. Да и не один, а с Лидой. Во-вторых, он мог поменять замки — хотя с чего бы это?

Валя вышла из такси и подбежала к подъезду, оглядываясь по сторонам, — менее всего она хотела бы нос к носу столкнуться с мужем. На долгие гудки по домофону никто не ответил. «Его нет… — промелькнула лихорадочная мысль. — Ну да, он же раньше девяти не приходит. Эх, надо рискнуть!» И она, дрожа от страха, достала связку ключей, которую взяла с собой.

С конца апреля она не была здесь — с тех пор, как ушла к деду. Чужое, все чужое, пропитанное многолетней ложью и лицемерием…

В квартире как будто ничего не изменилось. Легкий беспорядок и никакого намека на то, что здесь бывала другая женщина. «А может, Лида с Ильей тоже поселились в каком-нибудь новом месте, подходящем для начала новой жизни? Господи, и чего я так волнуюсь… Даже если он вернется, ну не убьет же он меня, в конце концов! Об этом стоит написать роман — получилась бы неплохая история с закрученным сюжетом…»

Она положила в сумку альбом с фотографиями, кое-какие безделушки, милые сердцу, и ноутбук с дискетами. «Все равно Илья бы их выкинул», — печально подумала она.

Перекинув сумку через плечо, она помчалась к двери и в этот момент услышала, как в замке поворачивается ключ. Не успела!!! Она ринулась назад, на кухню, встала за высокий холодильник — в ней еще теплилась тайная надежда, что ей удастся как-нибудь незаметно выскочить из квартиры. «Как это глупо, глупо… — с досадой думала она. — Ведь это он во всем виноват, а не я. Так почему же я должна его бояться?»