— Ванечка! — обрадовалась Валя. — Миленький, хороший Ванечка!

Она не стеснялась называть его уменьшительно-ласкательным именем — это словно было частью некоей игры. Ведь даже Илья иногда к нему так обращался. Правда, с иронией.

— А где Илья? — спросила она.

— Проспал, наверное.

И Лидка тоже! Представляешь, я пришла к ней, бужу ее, а она не будится… — засмеялась Валя, вспомнив сонное лицо подруги. — Глаза у нее такие круглые, открытые — как будто смотрят, а на самом деле — я даже не сразу догадалась — она продолжает спать! Хоть ты пришел…

— Но я же обещал, — серьезно произнес Иван и сел рядом.

— Ванечка хороший, Ванечка всегда держит слово… — она радостно потерлась щекой о его плечо.

— Ты чего? — с удивлением, смущенно спросил он.

— Ничего. Так просто… Знаешь, как грустно тут было одной! Я думала — тоже мне, друзья, называется!

Светлые его волосы были взъерошены, глаза припухли ото сна, на смуглом бледном лице четко выделялись веснушки.

— Ой, у тебя на щеке отпечаток подушки! — опять засмеялась Валя. — Ванечка, ты ужасно смешной!

Он ничего не ответил, улыбнувшись уголками губ. Валя вдруг вспомнила о том, что загадала накануне — быть им всю жизнь вместе, если они вместе встретят этот рассвет. «Неужели правда все сбудется? Нет, я точно умру без него! Мама говорит, что никаких серьезных чувств быть в моем возрасте не может. И все почему-то тоже так говорят. Но бывают же исключения из правил!»

— Знаешь, мне такие мысли сейчас в голову лезли, пока шел сюда, — медленно заговорил Иван. — Чудные… Как будто я заснул в одном измерении, а проснулся в совершенно другом. Просто потому, что открыл глаза в определенный час, определенную минуту и даже, кажется, в определенную долю секунды — как будто наступило время икс…

— Да ну?! — поразилась Валя. — Не может быть! Я ведь тоже о чем-то таком думала… Честное слово!

— А вдруг правда? — серьезно произнес он. — И мы с тобой сейчас находимся в параллельном мире?

— Очень хорошо, — удовлетворенно сказала Валя. — Честно говоря, прошлая моя жизнь кажется мне довольно скучной.

— Зато здесь все по-другому. Здесь нет солнца.

— Нет солнца! И это я тоже предполагала… — переполошилась Валя. — Как же мы без него?

— А вот так… — развел он руками. — Ну ничего, привыкнем.

— У тебя тогда веснушки пропадут… — прошептала она.

— Что?

— Веснушки. Они от солнца появляются, — пояснила она. — Бр-р, ну и холод в этом измерении! Знала бы, свитер сюда захватила…

— Ну и что — веснушки? Кому они нужны!

— Мне, — вдруг сказала она. — Мне очень нравятся твои веснушки. Ванечка… И имя твое нравится.

Она сказала это и испугалась. «Господи, какая я глупая! Слышала бы меня сейчас Лидка… Она бы сказала, что девушки ни при каких обстоятельствах не должны признаваться парням в своих чувствах!»

Но Ивана Валины пылкие излияния почему-то совсем не удивили.

— Холодно, да? — тихо спросил он. — А ты ближе иди… вот так.

Он обнял ее, прижал к себе.

— Ты что? — прошептала она.

— А что? Неудобно?

— Нет, но…

— Так ты же сама только что жаловалась, что холодно! — с досадой воскликнул он и слегка отодвинулся.

— Нет-нет, не отпускай меня! — перепугалась она.

— Валя…

— Что?

— Хочешь, я тебе одну вещь скажу?

— Ну скажи, — заинтригованно пробормотала она.

— Я тебя люблю, — сказал он и посмотрел ей прямо в глаза.

Сердце у Вали сначала замерло, потом упало куда-то вниз, в район желудка. «Так не бывает… не может быть!» — билось в ее мозгу. А через секунду сердце подскочило куда-то к горлу и суматошно затрепыхалось там, не давая нормально дышать…

— Ванечка… — прошептала она.

— Я это еще тогда понял… помнишь, когда мы на озеро ездили, в самый первый раз… Ты мне сразу понравилась. Я сидел впереди и все время смотрел на тебя. И я себе сказал — я, наверное, люблю ее. А дальше я только все сильнее и сильнее в этом убеждался. Вчера загадал — скажу тебе об этом, если ты придешь.

— Вот… значит, не зря я сюда так торопилась! — с торжеством произнесла она, задыхаясь. — Я тебе тогда тоже скажу…

— Что, и ты?

— И я! Я тоже тебя люблю, — тихо-тихо прошептала она, словно кто-то чужой мог услышать их слова в этот сумеречный, предутренний час.

Глаза у него медленно закрылись, и он приблизил к ней лицо. Губы у него были ледяные, от щек веяло холодом, и кончик носа — ледяной. Она обхватила его руками — крепко-крепко! — и ответила на его поцелуй.

— Ты такой холодный… — пробормотала она.

— Ты тоже ужасно холодная…

Они целовались и целовались, пока им не стало жарко, пока не выступили слезы на глазах.

— Что же это такое?.. — растерянно сказала Валя в один из тех моментов, когда они на мгновение оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание. — Мне это не снится?

— Ущипнуть? — засмеялся он сквозь стиснутые зубы.

— Нет, пожалуйста, не надо! — взмолилась она. — Я не хочу просыпаться!

— Скажи еще раз, — потребовал он, и она поняла сразу же, о чем он просит, и сказала:

— Я тебя люблю.

— И я тебя люблю!

— Ванечка…

— Что?

— А где солнце-то?..

Стало почти светло, но пока еще никакого намека на солнце не было. Край востока окрасился серебристо-голубым, трепетал воздух вдали, но ни одной золотистой или розовой ниточки, которая обещала бы восход, не появилось.

— Правда, где же солнце?.. — растерялся Иван.

— Значит, мы действительно попали в иное измерение. Времени нет. Рассвета не будет, — быстро произнесла Валя, почти веря своим словам.

— Что же делать? — серьезно спросил он, намереваясь опять поцеловать ее.

— Нет, погоди… По-моему, уже ничего нельзя исправить!

— И мы никогда не увидим солнца?

— Никогда, — торжественно и даже как-то зловеще произнесла она. — Механизм, с помощью которого вертелась Земля, сломался. В общем, этот наступил, как его…

— Апокалипсис, — с восторгом подсказал он.

— Вот именно! Конец света…

Они засмеялись, а потом опять принялись целоваться, словно сумасшедшие.

— Как же я так влюбился, как же так…

— Точно так же, как и я. Ванечка…

— Что?

— Нет, просто… Ванечка. Ты — Ванечка. Как мне нравится называть тебя так! Ты — Ванечка…

И в этот момент восток озарило нежно-розовым светом. Рябь побежала по реке, и стало видно, как она неумолимо течет вперед. Где-то далеко закричал петух — все ожило, прохладный утренний ветер зашуршал в листве, стало слышно, как в небе гудит самолет.

— Ну, слава богу, — пробормотала она. — А то я уж и в самом деле начала беспокоиться…

— Ты красивая, — сказал он, отводя от ее лица волосы. — Ты знаешь об этом?

— Теперь знаю, — улыбнулась она.

— Ты сама как солнце. Что ты делаешь сегодня?

— Сегодня? — удивилась Валя. — Ну я не знаю… Ой, Ванька, у меня уже губы болят!

— Я тебе свидание хотел назначить.

— Пожалуйста, назначай! — великодушно сказала она. — Сколько угодно!

— Нет, я передумал, — сварливым голосом произнес он. — Лучше не так… лучше ты вообще не уходи. Ты не уйдешь?

— Нет…

Солнце поднялось уже довольно высоко, а они все сидели и сидели, тесно прижавшись друг к другу, не в силах расцепить своих объятий. Мимо прошел рыбак с удочкой в руке, в высоких резиновых сапогах и со щетиной на лице, больше похожей на проросшую проволоку, чем на обычные волосы. Он с изумлением посмотрел на них и сказал стандартное:

— Совсем стыд потеряли…

И осуждение, и зависть, и тоска об ушедшей юности — все было в этой короткой фразе. Иван с Валей проводили его взглядом, но разорвать объятий все равно не смогли.

— Надо идти, — шепотом сказала Валя.

— Ты же обещала! — возмутился Иван.

— Нет, правда, надо. Мама будет волноваться, я знаю, и воображать всякие ужасы. Она всегда воображает всякие ужасы, когда меня долго нет дома. Слушай, а ты Илье скажешь?

— О чем?

— О нас.

— Нет. Зачем? Ему-то какое дело… — пожал Иван плечами.

— Я ему не нравлюсь.

— Мне-то какое дело! Зато ты мне очень нравишься…

— Ванечка… — счастливо потянулась она.

В начале седьмого они наконец нашли в себе силы встать и отправились в сторону поселка. Мимо прошла чета отдыхающих — любители раннего купания, с полотенцами на плечах.

— Если ехать в соцстраны по приглашению, то тебе, Генрих, поменяют пятьсот рублей, — громко говорила дама своему спутнику. — А в капстраны — двести. И все — ни больше ни меньше.

— А если я собираюсь сначала в Англию, а потом в Испанию? — скрипучим голосом спросил мужчина. — Тыщу мне поменяют?

— Генрих, да я тебе со вчерашнего вечера пытаюсь растолковать — сумма для обмена не зависит от количества поездок.. В год! В год тебе поменяют только двести рублей!

— Мусечка, это ужасно. Мне сначала надо в Англию, а потом в Испанию…

— Нет, я так не могу! — с отчаянием прошептал Иван и резко свернул с дороги в кусты. — Иди сюда…

— Ой, Ваня, ты куда? — удивилась Валя.

— Иди сюда…

Близко гудел шмель, пронзительно пахло жимолостью. Они целовались в кустах, как безумные, и Валя не слышала ничего, кроме шума в ушах, — так стучало у нее сердце.

— Все, все, пожалуйста, больше нельзя…

Они вылезли из кустов красные, вспотевшие и, держась за руки, побрели дальше.

— Я спать хочу, — сказала Валя, пошатываясь. — А ты?

— И я.

— Тогда до вечера?

— До вечера…

Дома еще никто не вставал, было тихо. Валя прокралась в свою комнату, бухнулась в постель. Сон моментально сомкнул ее глаза, но даже сквозь навалившуюся дрему она рвалась всей душой к Ивану, даже в сновидениях не хотела расставаться с ним. А потом — словно провалилась в глубокий черный колодец, у которого не было дна…


— Нигде, ну нигде нет справедливости! — с чувством воскликнула Анна Михайловна. — Пусть хоть она сто раз импортная, из Германии и все такое… Но если госцена у этой куртки сто десять рублей, то зачем же ее продают за сто шестьдесят?!