Шеннон Дрейк - Русалка

— Как скажешь, Рауль.

Улыбаясь, она погладила его по затылку и поежилась, как будто замерзла. Рауль решил, что пора возвращаться в дом, и рука об руку они побрели по снегу.

Ондайн ликовала, что день прошел как нельзя лучше. Она позвала Берту пораньше, чтобы та помогла ей вымыть волосы и высушить их перед огнем. Сегодня Берта выбрала нарядное платье с очень глубоким декольте, но Ондайн оделась безропотно.

Теперь было бы разумно поддерживать в Рауле страсть. Ондайн на какой-то момент стало его даже жалко: таким слабым и беспомощным выглядел он перед ней! Но он был беспомощен и перед отцом. Это следовало помнить прежде всего…

Что может быть проще: спуститься к обеду, мило улыбаться в ответ на их замечания, с удовольствием наслаждаться едой, даже ловить через стол взгляды Рауля, вспыхивать и стыдливо опускать глаза, чтобы потом опять как бы невзначай встретиться с его глазами.

Даже Вильям казался миролюбивым в этот вечер, обрадованный неожиданно воскресшей между молодыми людьми дружбой. Она играла на клавикордах, пила с ними бренди в кабинете и шаловливо подставила Раулю щеку для поцелуя, когда собралась подняться к себе.

Дядя остановил ее вечером, схватив за руку, прежде чем она скрылась в своей комнате.

— Герцогиня, даже я готов поклясться, что вы в самом деле изменились.

Ондайн изобразила искреннее удивление:

— Ах, дядя! Что же, по-вашему, мне остается делать? Просто я поняла, что жизнь только такая, какой мы ее сами сделаем! Кем бы я стала без вашей протекции?

— Вы действительно так думаете?

— Конечно, сэр!

Он кивнул, правда, не до конца уверенный, но довольный ее поведением, по крайней мере в этот момент.

Ондайн улыбнулась, небрежно высвободила руку и вошла к себе в комнату.

Закрыв за собой дверь и задвинув щеколду, она вздохнула с облегчением и прошла через гостиную, на ходу расшнуровывая платье. Все шло хорошо; ей больше не нужно сражаться с дядей, за нее это сделает Рауль. Завтра утром она еще раз как следует обыщет стол Вильяма.

Девушка начала насвистывать незатейливый мотивчик, вбежала в спальню и сбросила платье. В одной рубашке она томно растянулась на постели, окончательно поверив, что только ее собственные силы и воля помогут ей победить.

— Добрый вечер! — раздались слова, которые в одну секунду разрушили ее веселье.

Ошеломленная, Ондайн широко открыла глаза и увидела одетого во все черное мужчину с черным от копоти лицом, который небрежно сидел на ее туалетном столике, покачивая ногой.

Она открыла рот, набрав в легкие воздуху, но крика так и не получилось. Мужчина быстро поднялся, закрыл ладонью ее рот и сильно прижал к мускулистой груди онемевшую Ондайн.

— Не кричите, миледи, «висельная» невеста, графиня! Теперь уже даже герцогиня! Тс-с! Ай-ай-ай! Как нехорошо! Но все-таки не кричите. Это всего лишь я… грубый, неотесанный мужлан, за которого вы так необдуманно вышли замуж!

— Уорик! — выдохнула она его имя, как только он позволил ей это сделать. Все вокруг закружилось.

— Он самый, миледи.

Ее одолевали настолько противоречивые чувства, что она с трудом могла в них разобраться: удивление, что это действительно Уорик; радость, что он рядом и снова держит ее в объятиях; ужас и тревога, что если кто-нибудь из слуг обнаружит мужчину в девичьей спальне, то убьет его в считанные секунды и будет оправдан.

И конечно, любовь! Потом снова страх, потому что он как будто сердился на нее. Его странный вид сбивал Ондайн с толку. Что происходит?

— Новый кузнец! — догадалась она вдруг.

— Совершенно верно. К вашим услугам, мадам!

Комната все еще кружилась у нее перед глазами! Ондайн никак не могла с этим справиться и боялась упасть в обморок. Но потом подумала, что обморок безотказно действует на мужчин и сейчас был бы вполне кстати.

Она закатила глаза, вздохнула, как бы теряя последние силы, и обвисла всем телом у него на руках. .

Уорик осторожно опустил ее на пол, но никаких нежностей за этим не последовало. Сквозь ресницы она увидела, как он присел рядом с ней, опершись рукой о колено.

. — Не трудитесь, Ондайн. Я ведь вам не Рауль, миледи, вспомните, я обыкновенный грубый мужлан.

— Идите вы к черту! — огрызнулась она.

Уорик засмеялся, но его глаза — единственное, что можно было разглядеть на его лице, — оставались очень серьезными. Его измазанные сажей щеки заросли щетиной, и весь он был покрыт грязью, черной угольной пылью и копотью от кузнечного горна.

— Какой вы грязный, — пробормотала она.

— Увы, но теперь круг замкнулся, и мы, кажется, квиты.

Он смотрел на нее сверху вниз. Распростертая на полу, она осознала неловкость своего положения и попыталась сесть, но он удержал ее.

— Что вы здесь делаете?

— Думаю, нетрудно догадаться. Я пришел за вами.

— Но… — возразила она, боясь впасть в истерику.

— Хотя вы и лгунья, моя дорогая герцогиня, но все-таки пока еще моя жена.

— Больше вас это не должно волновать.

— Напротив, меня очень даже волнует. Подумайте лучше, моя любовь, о своей бессмертной душе! — рассмеялся он.

— Убирайтесь, пожалуйста, отсюда и поскорее! И вообще как вы здесь оказались?

— Через балкон… И какое-то время мне придется приходить к вам именно этой дорогой.

— Разве вы не понимаете? Они же убьют вас. Он пожал плечами.

— Неужели это вас огорчит?

— Конечно! Вы спасли мне жизнь, и я не хочу подвергать опасности вашу!

— Ах, как трогательно! А что же мне сделать, чтобы заслужить вашу любовь? Может быть, я должен стать Раулем, чтобы вы бросились передо мной на колени!

Она сжала зубы.

— Рауль просто…

— Интересно, он тоже принадлежит к числу ваших мужчин?

— Моих мужчин?

— Ну конечно. Рауль, Юстин… Клинтон туда же. Джек! Хардгрейв… Король! Кто еще, моя дорогая?

— Не будете ли вы любезны уйти? Из вас получился очень глупый кузнец!

— Еще бы, я не из тех, кого легко дурачить, не так ли?

— Уорик! — Она понизила голос и прошептала более настойчиво: — Ради Бога, вы не отдаете себе отчета… Они убьют вас!

— Леди, хотел бы я посмотреть, как с этой задачей справится ваш дядя или этот слезливый Рауль. Я бы с удовольствием пронзил мечом их обоих или даже просто сломал им шеи! — Он задумчиво посмотрел на свои руки. — И мне обидно за эти прекрасные руки кузнеца. В них достаточно силы, чтобы справляться и с инструментами, и, когда потребуется, с врагами, и даже с непослушными женами.

— Между нами все кончено, лорд Четхэм, — прошипела она, стараясь поскорее от него избавиться, потому что, похоже, он действительно не осознавал опасности и даже не старался говорить тише. — Вы женились на мне, чтобы выяснить, что случилось с… с Женевьевой. Теперь вам это известно. Вы обещали мне свободу…

— Но вы же не стали дожидаться, пока я отпущу вас на свободу, миледи?

— Я… не могла! — пробормотала Ондайн, отводя в сторону глаза. — Наверное, теперь вы уже знаете, что мне нельзя было уезжать из страны!

Он лихорадочно соображал, как заставить ее слушать. Как сказать, что в тот день, когда она чуть не рассталась с жизнью, она стала ему необыкновенно близка… Как заставить ее вернуться и полюбить его?!

— Это глупое оправдание! — сказал он.

— Глупое?! — возмутилась Ондайн. — Четхэм, вы что, слепой? Этот дом и земли принадлежат мне по праву! Но даже не в этом дело! Черт побери, как вы…

— Я разговаривал с королем.

— Значит, вы знаете, — прошептала она, — что меня до сих пор подозревают в предательстве и я легко могу лишиться головы?!

— Нет, я знаю, что вы сбежали от ужаса и по неопытности, не понимая, чем еще более усугубили свое положение. Карл никогда бы не послал вас на казнь, не разобравшись…

Она прервала его тихим стоном:

— Уорик, даже самые верные отцу люди поверили в эту клевету.

— Карл помилует вас. Она покачала головой:

— Возможно, но меня обвинят по закону. Я никогда не избавлюсь от подозрений и насмешек, и история не простит моему отцу злодеяние, которое он не совершал!

Уорик тяжело вздохнул, и она попыталась угадать, о чем он думает в этот момент.

— Ондайн, — сказал он наконец, — когда мы встретились, вы готовились умереть на виселице. Гордость — не такая вещь, за которую стоит умирать! Почему вы не сказали, кто вы на самом деле?

— Чтобы сменить виселицу на топор палача?

— Но сейчас все в прошлом. Вы разговаривали с Карлом. Вы знаете, что он уверен в вашей невиновности.

Ондайн пожала плечами:

— Карл не может ее доказать. Только я могу сделать это. Уорик поднялся и медленно прошелся по комнате. Ондайн наблюдала за ним. Наконец он опять подошел к ней, опустился рядом на корточки и твердо проговорил:

— Вы же понимаете, что я могу прийти сюда с представителями закона — с целой королевской армией, если хотите, — и потребовать вашего возвращения, потому что вы моя жена, герцогиня. Я могу заявить на вас свои права и сам уладить эту историю. Слезы навернулись у нее на глаза.

— Но у меня ведь еще есть время! — взмолилась Ондайн тихо, не зная, заботится он о ней от любви или просто потому, что не может позволить никому действовать помимо его воли и против его желания. — Пожалуйста, Уорик! У меня осталось меньше месяца, прежде чем меня принудят к… э-э-э…

— Это называется двоемужием, моя любовь. Она нервно облизнула губы и покачала головой.

— Я никогда всерьез не думала об этом…

— Ах, дорогая герцогиня! Но зато как убедительно и прекрасно вы играли сегодня! Вам повезло, мадам, что я не досмотрел ваше представление до конца.

— Уорик! Я должна найти эти подложные улики! Тогда я смогу использовать их как доказательство против них самих!

— Но я не могу ждать целый месяц, сударыня. Ее сердце учащенно забилось.

— Значит, вы уйдете? Вы не будете вмешиваться?