— Ондайн, разве никто не говорил тебе, что играть с чудовищами опасно?

Она даже не пыталась высвободить руку и не отрываясь смотрела на него. Но вдруг ее ресницы опустились, а на щеках показался румянец, поскольку в поле ее зрения попало несколько больше, чем она ожидала.

— Я… хочу есть, — пробормотала она в смущении. Уорик разжал пальцы.

— Иди ешь.

Ондайн направилась в другой конец комнаты, к подносу. Он закрыл глаза и неожиданно почувствовал грусть. Никогда раньше с ним не случалось ничего подобного. Он был очарован этой девушкой почти против своей воли.

«Значит, война! Война между рассудком и сердцем!» — решил он и с яростью принялся тереть ногу.

— Из-извините меня, лорд Четхэм, — позвала Ондайн.

— Что еще?

— Я только хотела спросить… В вашем доме мы тоже будем жить в одной комнате? — Голос ее звучал слабо и немного дрожал.

Уорик с облегчением выдохнул:

— Нет. У тебя будет своя комната, сразу за моей. — Он немного помолчал. — Комната, которую ты будешь держать все время запертой. Поняла?

Последние слова он произнес резким, подчеркнуто командным тоном, не предполагающим возражений. Команда прозвучала сурово и была повторена, когда не последовало немедленного ответа.

— Ты поняла?

— Да!

— Правил, которые тебе придется соблюдать, немного, но соблюдать неукоснительно. Обещаю никогда не напоминать тебе о Ньюгейте, хотя после дурацкой ночной выходки тебе там самое место.

— Я просто хотела…

— Меня это не касается. Отныне и впредь у тебя нет прошлого. Ты сказала, что твой отец был поэтом. Мы слегка подправим твою родословную. Пусть он будет обедневшим французским дворянином. Впрочем, нет, постой… — Он со вздохом потер подбородок. — Не годится. Тогда ты должна говорить по-французски.

Ондайн немного подумала и сказала:

— Я говорю по-французски.

Она скорее почувствовала, чем увидела удивленный взмах его бровей.

— Моя… мать была француженкой. Обедневшей французской дворянкой. — Девушка поморщилась от того, с какой изумительной легкостью родилась у нее эта ложь. Оставалось только молиться, чтобы не забыть свои собственные выдумки.

— Ну что ж, это гораздо лучше объясняет твою правильную речь, — пробормотал Уорик, вдруг снова раздражаясь непонятно отчего.

Ондайн взглянула на поднос, где минуту назад был завтрак, и обнаружила, что съела все до последней крошки. Краска стыда и страха залила ее лицо. Ей не хотелось показаться откровенно вульгарной, и она сказала виновато:

— Извините, на самом деле я…

— Что там еще?

— Завтрак…

— Завтрак на подносе, ешь! — нетерпеливо отозвался он.

— Но я ничего вам не оставила…

— Госпожа, если я захочу есть, то закажу еще.

— Тогда…

— А теперь я спущусь вниз и посмотрю, что этот мошенник Джек делает в общем зале. Я хочу уехать отсюда. Немедленно.

Последние слова прозвучали почти как рычание. Ондайн, обрадовавшись поводу, быстро вскочила на ноги.

— Я сама позову его! — пообещала она и в ту же секунду скрылась за дверью.

Уорик с облегчением вздохнул, вылез из воды и, проклиная все на свете, принялся натягивать одежду.

Мэгги провожала их, стоя на пороге. В то время как настроение молодоженов оставляло желать много лучшего, Мэгги и Джек казались совершенно довольными и счастливыми.

Перед тем как Уорик подсадил Ондайн в карсту, Мэгги теплой м мягкой рукой обняла девушку за талию:

— Не забудь, деточка, он сделал тебя графиней!

Ондайн попыталась улыбнуться, но ее усилия оказались тщетными. Она хотела крикнуть, что когда-то сама была полноправной герцогиней и в лучшие времена дала бы графу от ворот поворот, но смолчала. По герцогине, соучастнице заговора против короля, плакала тюрьма. Лучше все-таки играть роль графини, пока невиновность герцогини не доказана.

В карете Ондайн ехала одна. Уорик, крепко захлопнув дверцу, сел с Джеком на козлы.

Впереди были долгие часы пути, чтобы поразмышлять над прошлым и будущим. Будущее представлялось безрадостным. Ей не удастся выпутаться, если она не придумает что-нибудь необыкновенное. В каком-то смысле во время отчаянной борьбы за выживание в лесу и даже в дни, проведенные в Ньюгейте, она была более счастливой, чем в своем нынешнем положении. Тогда по крайней мере она утешалась тем, что неодинока в своем несчастье. Теперь же у нее осталась единственная подруга — собственная грусть.

Начало смеркаться. Коляска остановилась. Уорик спустился с козел и сказал, что у них есть немного времени, чтобы размять ноги и подкрепиться холодной дичью, вином и сыром, которые Мэгги дала в дорогу.

Растрепанная и усталая, Ондайн согласно кивнула. Она не возражала, когда Уорик вынес ее из кареты, и поспешила к видневшейся неподалеку роще. Отыскав ручей, девушка умыла лицо прохладной водой и почувствовала себя намного лучше.

На обратном пути Ондайн замешкалась. Уорик и Джек расположились на придорожной траве и, постелив скатерть, опустошали корзину с едой. Джек сидел, скрестив ноги, и, весело поблескивая глазами, вгрызался в огромный кусок мяса; Уорик полулежал, опершись на локоть и вытянув перед собой длинные ноги. На нем была широкополая шляпа, украшенная по роялистской традиции красным броским плюмажем. Вообще он производил вызывающее впечатление, но ее заставил остановиться его смех, добродушный и непринужденный, от которого лицо Уорика делалось еще привлекательнее. Чувственная полнота губ, блеск глаз возбуждали невольный интерес. Он лежал, как праздный шевалье, и ел яблоко.

— Как, вы никогда об этом не слышали? — усмехнулся Джек. — Как же вы пропустили такую историю, а еще считаетесь приближенным к его величеству!

— Я тебе не верю!

— Святая правда! Нелли Гвин, которую поймали вместе с шайкой разбойников, а потом отпустили, так и сказала: «Я никогда не стану подстилкой для католиков! Я — протестантская шлюха!»

— Насколько я знаю Карла, ему бы понравилась эта история. — Уорик откусил яблоко и помахал десертным ножом. — У меня тоже есть кое-что для тебя. Нелли однажды сказала Карлу, что знает, как очистить его королевство. Во-первых, выслать всех французов во Францию, во-вторых, вернуть ее на сцену и, в-третьих, запереть свой стручок!

Джек засмеялся, но потом вдруг вздохнул:

— Что-то скажет его величество о вашей женитьбе? Уорик пожал плечами:

— Я же ни у кого не украл невесту.

— А если он кого-нибудь уже подыскал для вас? Уорик отрицательно покачал головой:

— Карл не стал бы распоряжаться моей судьбой без моего ведома. Я слишком долго сражался за него, так же как делал до меня мой отец. Карл умеет ценить преданность. Думаю, король останется доволен. Он ни разу не препятствовал мне с тех пор, как Женевьева…

— Да, Женевьева! — пробормотал Джек, когда Уорик замолчал. — Вот в чем загвоздка, милорд, именно в этом! Мне очень нравится эта девушка, и я бы не хотел, чтобы ей навредили. Если бы вы только видели, как она шла на виселицу! Прямо как безгрешный ангел! И разрази меня гром, если она не самая писаная красавица, какую только можно себе вообразить. Кроме того, она смелая, сэр, по-настоящему смелая и решительная. Она не… слабая, не из тех, кого легко взять на испуг…

— Да, Джек, она ничего не боится. Я вижу.

— Дай-то Бог. Но, сэр, не считая грозящей ей опасности, думаю, ваш вчерашний свадебный трюк удался на славу! Она отменно хороша собой, сладкая, как…

— Сладкая… Черт побери! — чертыхнулся Уорик. — Не доверяй прелестным личикам, Джек! — добавил он и задумался.

— Да я и не видел их столько, сколько вы, сэр! — парировал Джек. — Возьмите хотя бы леди Анну! Бьюсь об заклад, что у нее ангельское личико, но сердце каменное. Конечно, фигура у нее великолепна, но больше всего на свете она хочет вонзить в вас свои коготки. Я готов отдать все мои сбережения, только бы посмотреть, с каким лицом она примет новость. Уорик снова пожал плечами и отрезал яблоко.

— Я никогда не собирался жениться на Анне, и она об этом знала.

— Нет… это вы знали. Но не…

— Тсс!

Уорик резко поднял голову и прищурил глаза, вглядываясь в заросли. Затем он рывком поднялся и широкими шагами двинулся сквозь кустарник. Он схватил Ондайн прежде, чем она успела убежать, и, еле сдерживая гнев, потащил за собой.

— И долго вы здесь стоите?

— Я только что пришла…

— Ложь. Леди, я однажды уже предупреждал вас, что не потерплю, чтобы за мной шпионили! Ни вы, ни кто-либо другой.

— Да вы и не стоите того, чтобы за вами шпионить! — высокомерно ответила Ондайн, но тут же вспыхнула, увидев Джека. Ей нравился слуга Уорика, и она смутилась, что он оказался свидетелем некрасивой сцены.

Джек вскочил, в замешательстве переминаясь с ноги на ногу. Заметив по глазам хозяина, что вот-вот разразится буря, он прокашлялся и сказал:

— Милорд! Нам не стоит задерживаться, если вы хотите к ночи добраться до перекрестка!

Уорик бросил взгляд на Джека, затем еще раз — на Ондайн. Кажется, он немного остыл и, взяв ее за подбородок, произнес:

— Больше предупреждений не будет. Я не намерен повторять одно и то же лживой воровке!

— И не говорите, милорд! — выкрикнула она, взбешенная грубым прикосновением. — А я не буду говорить вам!

Он с отвращением отвел руку и сделал знак Джеку:

— Ей потребуется твоя помощь, дуралей, если она не раскается в своих словах. И не научится вести себя как следует! Смелая леди, говоришь? Теперь она будет бояться меня!

Он зашагал через кустарник к ручью. Джек посмотрел на Ондайн и пожал плечами.

— На самом деле он вовсе не такой плохой, миледи. Ондайн сухо засмеялась, но не хотела спорить с Джеком. Она села на траву на место Уорика и заглянула в корзину с едой.

— Ты единственный, кто предупредил меня, что он чудовище, Джек. И теперь я не позволю тебе отказаться от своих слов!

— Я имел в виду совсем другое!

— Ничего, Джек. Я здесь потому, что гожусь для его целей. Но теперь я поняла, что и он годится для моих.