И те, кого добавили, вызывали у Аси глухое раздражение и тяжелое недовольство. В результате вмешательства этих самых местных вершителей в делегацию вошло двадцать человек, включая их съемочную группу – ее, Игоря, разумеется, режиссера Юлечку и техника-оператора Олега.

Из представителей местной элиты собрались три вполне адекватных бизнесмена из числа истинных промышленников и тех самых настоящих инвесторов.

Трое крутых чиновников из областной администрации, при них двое мужчин, по повадкам больше похожих на охранников, и трое личных помощников: одна миловидная девушка и двое парней.

Молодой, интересный, очень толковый и весьма креативный руководитель района Александр Олегович Борисов был почему-то без помощников и сопровождающих. Трое представителей так называемых независимых инвесторов, неясных личностей с большими понтами, и один руководитель объединения оленеводов. Очень правильный и конкретный мужик Виталий Талдынов.

В общем и целом, прикидывая, с кем получится интересная и на самом деле содержательная беседа, Ася мрачнела. Получалось, что только с двумя – Талдыновым и Борисовым. Еще три бизнесмена были совершенно деловыми людьми, занятыми реальными решениями проблем, без пафоса и рисовки, разглагольствовать не особо привыкли. А все остальные поболтать были горазды, да толку от них…

Вот и думай, как строить работу. Сплошная головная боль!

Что и подтвердилось со всей очевидностью, когда они добрались до первого стойбища.

Ася с Игорем, обменявшись мнениями, решили, что и как будут снимать, но тут влезли областные красавцы в чинах, настаивая на своем варианте, пока Ася, не сдержавшись, не высказалась достаточно жестко:

– Значит так, господа, – оборвала она их начальственный тон. – Если хотите предстать на федеральном канале в выгодном свете, вы мне тут не будете рассказывать, как вас снимать и что делать, и вмешиваться в мою работу тоже. Рулите своими делами, а мне дайте делать мое дело. Иначе вы же сами себе все в кадре и испортите.

Но ругаться с этим контингентом не стоило, иначе вони не оберешься, это она по своему опыту хорошо знала, уже приходилось сталкиваться с такими местными, и не раз. Поэтому сняла, ублажила чиновничью гордыню, а дома, в Москве, посмотрим, что оставить в кадре, а что на помойку отправить, пусть потешатся – вон как языками чешут, расписывая свой тяжелый труд в кресле на благо народа.

И ведь что ее всегда поражало – сидят среди тех же чиновников совершенно адекватные люди, и вкалывают всерьез, и на самом деле без шумихи и помпы делают много конкретных дел, и решают проблемы и меняют жизнь, улучшают, а с выступлениями лезут совсем другие, вот эти…

Она одернула себя – что раздражаться, только накрутит себя и расстроится, а еще работы впереди до фига. Надо отснять все, что нужно, а уж дома и на самом деле разберемся.

Ладно. Вон вертолетчики шустрят, помогают трем оленеводам что-то грузить и поторапливают – световой день короткий, а им еще перелет в другое стойбище предстоит.

И на самом деле пора.

– А что за тюки вы загрузили? – полюбопытствовала Ася у одного из летчиков.

– А, это? – махнул он рукой в салон. – Народное творчество, можно сказать. Это одежда, обувь, головные уборы, сумки из оленьих выделанных шкур, расшитые и украшенные традиционным способом. Это на ярмарку и на продажу в специальные магазины народных промыслов. Женщины на стойбище за зиму делают. Расшивают и продают.

– И что, на этом зарабатывают? – заинтересовалась Ася.

– Ну да, как дополнительный доход. Иногда даже очень неплохо зарабатывают, – пояснил пилот и успокоил: – Да вы не беспокойтесь, мы груз закрепили, он не помешает.

– А я не беспокоюсь, – уверила Ася. – Жаль, раньше не узнала о нем, порасспрашивала бы местных, посмотрела бы. Интересно же.

– Да успеете еще, в следующем стойбище такой же заберем, – пообещал пилот.

Вроде бы все загрузились. Полетели.

Игорь снимал в иллюминатор тайгу. И на самом деле было что-то завораживающее в открывающейся сверху панораме, невозможно взгляд оторвать от этого бесконечного таежного моря, с редкими проплешинами болот, с причудливо петляющими, поблескивающими на солнце змеиными телами рек – потрясающее, масштабное зрелище.

Игорь с Юлей и Олегом оказались в передней части салона, Ася же, отделившись от своей группы, села сзади – поговорить с Талдыновым, обсудить его предстоящее интервью, чтобы никто им не мешал.

Вертолет неожиданно дернулся всем своим железным телом, и что-то изменилось в однообразном гуле его лопастей.

– Это что? – перепуганно спросил кто-то из высоких чиновников.

– Все нормально! – прокричал один из пилотов. – Во встречный поток попали!

В какой они там встречный поток попали – непонятно, но вскоре с вертолетом явно стало твориться что-то странное и нехорошее – его начало сильно трясти и кидать из стороны в сторону, что-то надсадно завыло, гудело и пищало одновременно, и оба пилота, вцепившись в штурвалы, пытались исправить положение и что-то кричали в свои микрофоны, торопливо переключая какие-то тумблеры на панели.

И командир, повернувшись к пассажирам в салоне, проорал:

– Держитесь все, мы падаем! Постараемся посадить машину! Пристегнитесь, держитесь крепче за все, что возможно!

Кто-то закричал истерично и тут же перешел на визг, кто-то громко что-то требовал, кто-то паниковал, орал, кидался к другим пассажирам, хватая их за руки, пытаясь что-то сказать, кто-то отдавал приказы, матерился, кто-то плакал надрывно…

Крик, плач, паника…

Нет! Нет! Этого не может быть! Не укладывалось у Аси в сознании. Так невозможно!

– Держись!!! – орал Асе Игорь через салон, найдя ее глазами, трясущимися от спешки руками заталкивая камеру в специальный кофр.

– Брось ее на хрен, пристегнись и держись, Игорь! – ругалась на него Аська, пытаясь перекричать панические вопли в салоне.

– Пристегнитесь! – прокричал Талдынов, потянулся и сам застегнул на ней ремень безопасности.

У Аси от испуга быстро и сильно заколотилось сердце, кровь отхлынула к ногам, коленки сразу же ослабели, она вертела головой, оглядываясь по сторонам, в судорожной истеричной попытке понять, что делать, за что схватиться, как спасаться…

«Боже, боже, боже! Это какая-то несправедливость! – метались мысли у нее в голове. – А как же Васенька, как же Василий?»

Она наткнулась взглядом на закрепленные в задней части салона, совсем рядом с местом, где она сидела, большие матерчатые тюки с тем самым «народным творчеством», что погрузили в стойбище.

И вдруг Асю, как какой-то вспышкой в сознании, озарило понимание, что надо делать. Это не было от ума, это сработал какой-то совершенно непонятный, глубинный инстинкт самосохранения или нечто иное, на каком-то недоступном пониманию уровне…

И, отстегнув казавшийся ей совершенно ненадежным и не спасающим уже ничего ремень безопасности, не слушая призывные крики Виталия, не успев еще ничего сообразить, в два шага она скакнула туда, в эту кучу, попав между тремя брезентовыми тюками, словно ее кто втащил туда за руку, и успела еще дернуться всем телом, протолкнуться вперед, когда вертолет, издавая ужасные звуки, начало кидать, швырять и бить обо что-то.

Она успела зажмуриться и взвыть про себя:

«Не хочу! Не хочу, я только нашла Василия! Только нашла! Ему без меня плохо будет, совсем! Нет!»

И тяжело, громко и сильно огромная летающая машина стукнулась о землю, крутанулась на месте и застыла, дрогнув в последней смертельной судороге всем своим железным телом. И стало вдруг резко тихо, только что-то негромко пищало и скреблось металлическое. И Асю накрыло спасительной темнотой.

– Ася! – слышалось ей откуда-то издалека. – Аська! – звал и звал ее чей-то знакомый голос.

«Если я отсюда выберусь, – подумалось ей тягучей замедленной мыслью, – то больше никогда никакого репортерства. Обещаю тебе, – говорила она Василию, смотревшему на нее таким строгим, суровым взглядом, и повторила: – Обещаю».

– Ася! – послышался совсем рядом, но как-то глухо, как через вату, все тот же знакомый, зовущий голос: – Аська!

– Я здесь, – сказала она сипло скорее самой себе, обозначив, что все еще жива.

И зашевелилась. Только тогда сознание в полной мере вернулось к ней, и она с ужасающей точностью вспомнила все, что случилось.

– Больше никогда! – сказала она громко и полезла выбираться, ориентируясь на свет.

Барахталась в этих перевернутых скособочившихся тюках, не понимая, где верх, где низ, но все же продралась вперед, сфокусировала взгляд и увидела перед собой бледное, перепуганное лицо Игоря.

– Аська! – обрадовался тот, аж задохнувшись от эмоций. – Жива?

– Все, Игорь, все! – оповестила она его очень серьезным тоном.

– Что все?! – проорал он, и глаза его наполнились ужасом.

– Все! – пояснила она, вылезая из брезентовых объятий и пытаясь встать на ноги. – Это последняя моя командировка! Больше никаких репортажей. Хватит! Я давно хотела тебе сказать, но никак не решалась.

– Тьфу на тебя, малахольная! – выругался он от облегчения и прижал ее к себе, обнимая. – Напугала! – и тут же отпустил и осмотрел, озабоченно спросив, хватая за руки: – Ты как? Что-нибудь повредила?

– Не знаю, – честно призналась Ася и постаралась быстро проверить, как она на самом деле, покрутив головой и руками.

С ногами оказалось сложней, и только теперь она поняла почему – вертолет завалился на правый бок и как бы немного назад, на хвост, поэтому стоять ровно никак не получалось, пол был задран под углом, градусов под сорок вбок. Кое-как поднявшись на ноги, она их первым делом осмотрела, осторожно присела-встала, покрутила корпусом, прислушиваясь к своим ощущениям. Покрутила головой.

– Все в порядке, – заверила она Игоря. – А ты как?

– Не знаю, – засмеялся тот несколько истеричным смехом. – Грудь болит, я на ремне повис, – и похвалился: – А камеру свою не выпустил. – И вздохнув, посмотрел вокруг и усмехнулся как-то совсем безрадостно: – Ну что, Ася Константиновна, подруга моя боевая, похоже, кончилась наша с тобой везуха. Надоели мы ей. И на сей раз попали мы конкретно.