…так и лежали, соединенные, не в состоянии двигаться…

– Мы можем это повторить? – прохрипела незнакомым, изменившимся голосом Ася в изгиб шеи Василия, лежавшего на ней бесформенным кулем, и уточнила: – Прямо сейчас?

– Это было… – прохрипел он в ответ тоже не совсем своим голосом, – слишком… сильно. У меня голова… улетела, а тело растворилось. – Он приподнял голову, посмотрел веселым взглядом на ее какое-то растерянное, потрясенное выражение лица и попытался прояснить: – Мне надо перевести дух, я ведь уже только наполовину молодой мальчик, и мне требуется немного времени для восстановления.

– Прямо сейчас, – потребовала Ася, не приходя в сознание.

– Ладно, ладно, – посмеиваясь, согласился шутливо Ярославцев и предложил альтернативу: – Тогда надо начать с поцелуя. Поцелуи – беспроигрышный вариант, выручают практически в любой ситуации. Пожалуй, начнем с них, а там как пойдет.

– Давай с поцелуев, – очень серьезно согласилась Ася.

Началось бесподобно… а пошло так и вовсе великолепно, почти сразу же затянув обоих в страсть, сносившую разум напрочь, полыхнувшую, затопившую огнем, и они заспешили, рвались навстречу друг другу, стонали и двигались в унисон и совершенно потерялись, растворились друг в друге, достигнув вершины…

И снова, как и в первый раз, не размыкая объятий, лежали, пытаясь выровнять дыхание, а потом плавно и незаметно спикировали в дрему, а из нее провалились в сон.

Василий проснулся посреди ночи… Он повернул голову и посмотрел на девушку, спавшую у него на плече. Во сне, не помня как, он перевернулся на спину, увлекая за собой Асю, прижав ее к своему боку. Слава богу, что перевернулся, мог бы и придавить.

Как он вообще отрубился-то? Вот уж точно постарел, раз вот так заснул, как в омут рухнул, достигнув оргазма. Да уж.

Потрясение, конечно, было нереальное, Василий до сих пор помнил телом этот невероятный, фантастический акт и его завершение, когда он чувствовал не только себя и свои реакции, но каким-то мистическим образом принимал и чувствовал Асю, словно ее ощущения передавались, транслировались ему.

Он осторожно поцеловал ее спящую в лоб и начал потихоньку высвобождать свою руку.

– Я тоже туда хочу, – пробормотала она сонным голосом.

– Тогда иди первая, – шепотом предложил Василий.

– Нет, – пробормотала она. – Пока ты ходишь, я проснусь.

– Или заснешь окончательно, – предположил он, усмехнувшись.

– Ну, или так, – согласилась Ася.

Нет, не заснула, а ждала его возвращения, перевернулась и села повыше, подложив еще одну подушку под спину, и даже тусклый светильничек на стене у кровати включила, чтобы он видел, куда двигается, и не ударился.

– Иди, – забравшись под одеяло, притянул он ее к себе и поцеловал в лоб.

Она быстро вернулась, шмыгнула под одеяло, пристроилась под его поднятой ожидающей и приглашающей к объятиям рукой, прижалась к его боку, вздохнула поглубже, явно счастливо, и немного пожаловалась:

– Сон прошел.

– Есть хочешь? – заботливо поинтересовался Ярославцев. – Как насчет обещанной тройной ушицы или пельмяшей, а?

– Ночь-полночь, – выказала сомнения Ася.

– Да и наплевать, – предложил игнорировать правила Василий. – Тем более не так уж и поздно – еще и одиннадцати нет.

– Да ты что? – поразилась она, откинув голову назад, чтобы увидеть его лицо. – А такое ощущение, что ночь глубокая.

– Словно жизнь прожили… – поделился ощущениями он.

– Словно жизнь прожили, – повторила за ним, соглашаясь, Ася.

– А, наверное, и прожили, – произнес Василий, посмотрел на нее, придвинулся и поцеловал в губы.

Без страсти и стремления к продолжению, а объединяя их, благодаря, делясь радостью от того, что можно в любой момент поцеловаться просто так, от любви.

– Да… – улыбнулась она загадочной женской улыбкой, когда они прервали поцелуй, – действительно, как жизнь, если вспомнить сегодняшний день.

Молчали, смотрели друг на друга, чуть улыбаясь, разговаривая глазами. У него внезапно стала исчезать улыбка от пришедшей в голову мысли, и изменился взгляд, став глубоким, бездонно-черным, пугающим.

– Он бы, скорее всего, умер, – после долгого молчания произнес особенным тоном Ярославцев.

– Почему ты так решил? – тихо спросила Ася, посмотрев на него столь же серьезно.

Ей не требовалось спрашивать, о ком и о чем он говорит, она чувствовала и знала его мысли в этот момент почти как свои, настолько совпадала сейчас с его вибрациями, настроением.

– Потому что я бы умер, окажись на его месте, – Ярославцев взял ее ладошку, поднял, переплел их пальцы и договорил: – Если бы ты там отпустила мою руку, – притянул к лицу ее ладошку, порассматривал, поднес к губам, поцеловал и посмотрел ей в глаза совсем близко.

– Не жить и умереть – это все-таки разные вещи, – прошептала Ася, всматриваясь в черноту его глаз.

– Я бы действительно умер, – все смотрел он ей в глаза, объясняя не только словами. – Такое невозможно пережить, и жить с этим невозможно. Вообще. Это не значит, что он или я на его месте что-то там сотворили бы с собой, нет. Но само ощущение «невозможно жить» угробило бы его очень быстро, и он погиб бы, неважно как, но погиб, ушел из жизни однозначно и без вариантов.

Они смотрели и смотрели в глаза друг другу, примеряя на себя то, что случилось с тем мужиком и его невестой. И Ася произнесла, наполняя силой и значением каждое сказанное ею слово, гораздо более весомее, чем просто слова:

– Я бы не отпустила. – И поправилась: – Не отпущу, даже если очень испугаюсь, даже если впаду в панику и даже если буду умирать – не отпущу.

И Ярославцев знал, что это именно так, как она сказала – она ни при каких обстоятельствах не отпустит его руку и все то, что теперь соединяет их.

Он наклонился к ней и поцеловал – долгим, глубоким, проникновенным поцелуем, ощущая, как подкатывает к горлу чувство бесконечной благодарности этой женщине за понимание и за это обещание-зарок, и за все, что она передала ему.

– Так что уха? – глубоко втянув в себя воздух после поцелуя, бодро поинтересовалась Ася.

– Щас узнаем, – пообещал Ярославцев, благодарный за это своевременное заземление и уход от слишком непростых и глубоких тем, чмокнул ее в нос и, откинув одеяло, встал с постели.

Уха была ум-м-м! Неизвестно, насколько там лечебная, как утверждала Вероника Михайловна, но вкусная до одурения, просто божественная уха.

Они уплетали ее, постанывая от удовольствия, весело переглядываясь, а от пельмяшей все же решили отказаться – перебор явный. А вот ушица зашла как родная.

– Ну, давай, – бодренько предложил Василий, – под ужин неспешный расскажи, как на телевидение-то попала.

– А вот мне хотелось бы знать, Василий Степанович, когда я услышу подробности твоей биографии, а? – посмеиваясь, пикировалась с ним Ася и вдруг посмотрела с явным удивлением, уловив пришедшую в голову мысль. – Слушай, я сейчас только сообразила, что даже не знаю, женат ты или нет?

– Не женат, – клятвенно положив руку на сердце, признался Ярославцев. – Разведен. Давно. Имею сына семнадцати лет.

– Ого, – несколько оторопела Ася. – Сына? Это, наверное, здорово, – и потребовала: – Расскажи.

– Обязательно, – пообещал со всей серьезностью Василий. – Расскажу все, что попросишь. Но сначала мне все же очень хочется узнать о тебе, о твоей жизни.

– А что о моей жизни? – пожала она плечами.

– Мы остановились на том моменте, как ты попала на телевидение, – напомнил Ярославцев, – ты сказала, что с этим была связана какая-то смешная история.

– Не то чтобы смешная… – задумалась, вспоминая, Ася.


Как ни удивительно, но все в нашей жизни происходит вовремя и именно тогда, когда нам необходимо. Хотя по большей части мы ужасно ругаем обстоятельства, случаи и события, которые что-то меняют в нашей жизни и ужасно ее осложняют. А потом проходит время, ты ликвидировал все «прорывы» и неприятности, оглянулся назад и понял, что вот не случись тогда вот то происшествие, и не сложились бы позитивные перемены, которые оно потянуло за собой, и не переменилась бы жизнь к лучшему.

Так произошло и с Асей.

Случай не случай, судьба не судьба, а все же есть нечто, что направляет нас при всем нашем отчаянном сопротивлении.

В то самое время, когда отдыхать, гулять, ничего не делать, гонять балду и сибаритствовать Асе уже надоело, позвонила как-то Маринка Шевцова, бывшая одноклассница, с которой они давно не виделись и длительное время не перезванивались.

Позвонила и пригласила принять участие в одной программе. Из ее сбивчивой, громкой и настойчивой речи сначала Ася не поняла толком ничего – о какой передаче вообще идет речь. Маринка всегда отличалась торопливостью и горячностью изложения, проглатывая окончания слов, размахивая эмоционально руками, словно неимоверно спешила жить и боялась не успеть объяснить всем свою мысль.

Вспомнив из «школьного курса», как именно следовало разговаривать с Шевцовой, Асе постепенно удалось выяснить, о чем, собственно, идет речь. Марина уже достаточно давно работала в «Останкино» помощником режиссера на одном из каналов, на котором проводились некие научные ток-шоу, то есть что-то вроде обсуждения и диспутов об интересных открытиях ученых с привязкой к применению этих научных разработок в обычной жизни.

Ток-шоу так себе, но популярностью все же пользовалось.

В тот день случился форс-мажор: обычно передачи шли в записи, но что-то там произошло непоправимое с записью, и режиссеры приняли смелое решение давать передачу на заявленную ранее медицинскую тему в прямом эфире. И ассистенты с помощниками режиссеров кинулись срочным порядком искать и вызванивать зрителей, хоть отдаленно имеющих отношение к медицине, поскольку частенько ведущие обращались с вопросами к залу. Вот Маринка и вспомнила Асю и то, что она медик.

Ася, подумав, вяло отказалась принимать участие в этом балагане.