Паулина Петерс - Рубиновая комната

– Мисс Бредон не имеет никакого отношения к мнимому покушению на короля, – заявил Джереми.

– Инспектор Майерс и свидетели считают иначе.

– Мисс Бредон заверила своего адвоката, что она не имеет к этому отношения, и она не стала бы лгать, – твердым голосом заявил Джереми. – Кроме того, воспользовавшись своим положением журналиста, я побеседовал с одним из чиновников Скотленд-Ярда. Я не скажу вам, с кем именно, – опередил он резкий вопрос комиссара, – я не выдаю свои источники. От него я узнал, что мисс Марджори Уинтерс показала для протокола, что никого не посвящала в свой план. Кроме того, я побеседовал со свидетелями, стоявшими рядом с королем у ипподромных весов. Большинство из них уверены в том, что мисс Бредон пыталась помешать мисс Уинтерс выстрелить в короля, – и молодой человек бросил на комиссара вызывающий взгляд. – Однако я полагаю, что пугач уже проверили на предмет наличия на нем отпечатков пальцев мисс Бредон, равно как и ее руки – на следы пороха.

– Да, проверили, – сэр Артур Стенхоуп кивнул.

– И не было найдено ни отпечатков пальцев, ни следов пороха, не правда ли?

Комиссар промолчал, и Джереми этого было совершенно достаточно.

– Присаживайтесь, Райдер.

Раздраженный сэр Артур указал на кресло, стоявшее у камина рядом креслом хозяина дома. Джереми сел. Он узнал об аресте Виктории от своих информаторов из числа сотрудников Скотленд-Ярда, которые знали его как журналиста, а не как коллегу. Он возблагодарил Господа за то, что это было не настоящее покушение на Эдуарда, однако же ситуация все равно оставалась достаточно серьезной, и молодой человек опасался, что освободить девушку будет непросто. И огорченный мистер Монтгомери подтвердил его опасения.

«Ах, и почему Виктория постоянно ввязывается в неприятности?» – Джереми сердился на Викторию и вместе с тем думал о ней с нежностью.

– Министр внутренних дел хочет, чтобы с суфражистками поступили по всей строгости закона, – наконец нарушил молчание комиссар.

– Но мисс Бредон и остальные женщины не совершили ничего противозаконного, только проникли в здание ипподрома, не имея на то права, – возразил Джереми.

– Я ничего не могу сделать для мисс Бредон.

– Не можете или не хотите, сэр?

– Райдер, – рассерженный комиссар хлопнул ладонью по столу, – перемените тон!

– Судя по тому, что рассказал мистер Монтгомери, я полагаю, что герцог Сент-Олдвинский считает ситуацию достаточно благоприятной для того, чтобы избавиться от строптивой внучки. Он хочет навеки запереть ее в сумасшедшем доме, и поэтому воспользовался своим знакомством с министром внутренних дел. – Джереми наклонился вперед и посмотрел на сэра Артура очень серьезно. – Если вы не поможете мне освободить мисс Бредон, я предам огласке тот факт, что полиция скрывает улики, свидетельствующие в ее пользу.

– Вы не посмеете, Райдер, – прорычал комиссар, – если вы сделаете это, можете забыть о карьере в Англии, в том числе на поприще журналистики.

– О, я предам огласке и другие вещи, – махнул рукой Джереми. – Например, что один высокопоставленный чиновник министерства внутренних дел много лет занимался шантажом с попустительства Скотленд-Ярда.

– Ни одна газета в Англии такого не напечатает, – презрительно фыркнул сэр Артур.

– Тут вы правы, – Джереми спокойно кивнул. – Однако американские газеты заглотят это с огромным удовольствием. Я уже вижу заголовки, – и он обвел комнату рукой. – «Правительство Англии скрывает доказательства», «Внучку герцога запирают в сумасшедший дом, подменяя улики». Или вот: «Правительство Англии покрывало действия шантажиста, скрывавшегося в его рядах». Полагаю, образ Англии в мире сильно пострадает от этого.

Комиссар молчал, глядя на огонь в камине. Джереми окинул взглядом гостиную. Она была обставлена типично по-английски. В углу стояла кадка с массивными папоротниками. Шелковые обои на стенах были фиолетового оттенка. В застекленном шкафу стоял бюст Веллингтона, который вместе с немецким генерал-фельдмаршалом Блюхером победил Наполеона под Ватерлоо, – столь же патриотичный намек, как и картина, изображавшая морское сражение под Трафальгаром, в кабинете.

– Сэр, – тихо, но настойчиво произнес Джереми, – эта страна стала великой не благодаря лжи и интригам. Я полагаю, что вы презирали сэра Френсиса так же, как и я, и попустительствовали ему с большой неохотой. И что вы действительно цените закон и справедливость.

– Убирайтесь, Райдер… – Комиссар бросил на него мрачный взгляд.

– Сэр, мисс Бредон… – не отступал Джереми.

– Я посмотрю, что можно будет сделать. А теперь убирайтесь с глаз долой.

То, что сэр Артур, несмотря на дурное расположение духа, все еще не уволил его, Джереми расценил как хороший знак.

– Ай…

Виктория негромко выругалась. Снова она уколола палец до крови. У нее действительно не было таланта ни к рукоделию, ни к домашней работе. Вчера вечером ее выпустили из лазарета. Утром надзирательница открыла дверь ее камеры, и ей пришлось стать в ряд с другими арестованными женщинами. Вместе примерно с двумястами товарками она позавтракала в огромном пустом зале – еда была такой же несъедобной, как и та, что ей давали в лазарете. После этого ее определили в группу арестованных, которые шили мешки из грубой холщовой ткани.

За час Виктория сшила ровно три мешка, а нужно было шесть. Мрачная надзирательница сообщила ей, что если она не будет выполнять норму, то не будет участвовать в ежедневной прогулке. Через два дня без свежего воздуха Виктории очень хотелось увидеть кусочек неба без решетки. Если удавалось превысить норму, полагались послабления вроде большей порции еды. Однако за исключением того, что все обеды и ужины были такими же невкусными, как завтраки, об этом все равно можно было не думать.

Виктория снова занялась мешком. В столовой она высматривала своих соратниц, однако, к своему огромному сожалению, не увидела никого, что помогло ей утвердиться в подозрении, что их всех распределили по разным тюрьмам. Если ей придется провести здесь не один год, будет ужасно, однако при мысли о том, что ее семье удастся запереть ее в сумасшедший дом, Виктория начинала впадать в панику.

«Не думай об этом, – сказала она себе. – Лучше сосредоточься на шитье, относись к нему так, как если бы ты хотела сфотографировать его».

Стены комнаты не были побелены, пол сделан из утоптанной глины. Наверху стены, под черепичной крышей, обнаружился ряд зарешеченных окон. В двух углах комнаты стояли небольшие чугунные печи, которые в этот апрельский день не использовали. Виктория предположила, что они практически не дают тепла. Скорее всего, зимой в швейной стоял ужасный холод, а летом было невыносимо жарко.

За длинными грубо сколоченными деревянными столами, поставленными в форме буквы П, сидело около сорока женщин. Все они были одеты в тюремные робы. Лица у многих казались отупевшими и ожесточенными. Прямо напротив Виктории сидела невысокая женщина лет сорока, с мускулистым телом и выступающей вперед нижней челюстью, напоминавшая бульдога. За завтраком Виктория видела, что она отняла еду у одной из других заключенных. Надзирательницы либо не заметили этого, либо же просто позволяли ей подобное поведение. Хотя те сотрудники тюрьмы, с которыми до сих пор довелось столкнуться Виктории, казались такими же безучастными, как и пленницы.

Наконец мешок был готов, и девушка от всей души понадеялась, что на пятна крови из пальца никто не обратит внимания. Взяв другой кусок ткани, она снова принялась за работу. Девушка сделала два стежка, когда дверь в швейную распахнулась. В комнату вбежала одна из надзирательниц и обратилась к двум женщинам, обходившим столы.

– В прачечной произошел несчастный случай, – крикнула она. – Рука заключенной угодила в пресс. Нам нужна помощь.

От одной мысли об этом Виктории стало дурно. Обе надсмотрщицы из швейной бросились на помощь другой охраннице. Дверь захлопнулась, стало слышно, как снаружи задвинули засов. Заключенные принялись приглушенно переговариваться.

– Это уже третий несчастный случай в прачечной, – услышала Виктория голос одной из женщин.

– Да, слава богу, что нам не приходится там работать, – отозвалась другая.

Внезапно все разговоры стихли, а когда Виктория удивленно подняла голову, оказалось, что прямо перед ней стоит женщина с лицом как у бульдога.

– Полагаю, ты ничего не будешь иметь против того, чтобы я забрала себе твои мешки, правда? – заявила она с вызывающей усмешкой на лице.

– Буду, – спокойно отозвалась Виктория.

– Ах вот как? Но мне это совершенно не помешает.

Заключенная оглядела остальных. Некоторые женщины рассмеялись. Другие отвели взгляд. Противница Виктории взяла мешки.

– Положи на место.

Виктория поднялась. Норма была нужна ей, чтобы выйти на свежий воздух.

– О, а ты меня очень напугала, – усмехнулась заключенная, ее глаза сузились и превратились в щелочки. В кулаке правой руки у нее сверкнула игла. – Может быть, немного поцарапать твое хорошенькое личико, а, куколка? – прошипела она.

Виктория отступила на шаг, делая вид, что испугалась и передумала. Ей было страшно, однако она была ужасно зла и твердо намерена не избегать ссоры.

– Ну что, образумилась? – довольно рассмеялась противница. – И чтобы раз и навсегда прояснить ситуацию: с этого дня ты будешь отдавать свои мешки мне. – С гордо поднятой головой она хотела пройти мимо Виктории, но та подставила ей подножку, и женщина рухнула на пол.

– Ах ты, дрянь такая!

Яростно вскрикнув, она вскочила и хотела было наброситься на Викторию, однако девушка ловко увернулась, и противница снова рухнула на пол. Внезапно рядом с Викторией возникла женщина, на которую она обратила внимание еще утром, потому что в ней было два метра росту, а широкими плечами и строением тела она больше напоминала мужчину.

«С этой женщиной, – с ужасом осознала Виктория, – я не смогу справиться». Однако, к ее огромному удивлению, великанша схватила за шиворот ее противницу, поставила на ноги и встряхнула, словно кошка пойманную крысу.