– Мне так стыдно, что я влюбилась в Рэндольфа, – вырвалось у нее. – Я должна была понимать, что его интерес ко мне несерьезен. А ведь я считала себя довольно рассудительной девушкой.

Как же приятно было выговориться и снять камень с души!

– Почему ты должна стыдиться своей влюбленности в него? – Констанс погладила ее руку. – Выглядит Рэндольф сногсшибательно. Он умен и образован. Не говоря уже о его богатстве и великолепном положении в обществе.

– И все же…

– Пригласив тебя на верховую прогулку, затем на выставку в Национальную галерею, а после на обед, он подал тебе ложную надежду. И не забывай о том, что вы познакомились в Италии, в таком месте, которое просто создано для романтичной любовной истории.

– Да, и мне так хотелось, чтобы эта история продолжилась в Лондоне, – вздохнула Виктория.

Вдруг Констанс со звоном поставила чашку на блюдце и замерла. Проследив за ее взглядом, Виктория увидела, что в чайный зал вошел Рэндольф в сопровождении элегантной пожилой дамы – вероятно, родственницы. Внутри у Виктории все судорожно сжалось. Слава богу, с ним нет бабушки Гермионы и Изабель – этого она бы просто не вынесла.

Словно почувствовав взгляд Виктории, Рэндольф повернул голову и посмотрел в их сторону. Когда он узнал ее, зрачки его на миг расширились. «Интересно, он будет игнорировать меня или наберется мужества и подойдет к нам?» – подумала Виктория. Рэндольф что-то сказал своей спутнице, а затем действительно пересек зал, подошел к их столику и поклонился.

– Виктория, можно мне поговорить с вами наедине? – спросил он.

Виктория только и могла, что молча кивнуть Констанс, ожидавшей ее реакции. Девушка была в ярости и в то же время чувствовала полную беспомощность. Она не могла заставить себя отослать его прочь, не узнав, что он хочет ей сказать. Он снова околдовывал ее.

Констанс поднялась.

– Я буду ждать тебя в холле, – произнесла она и ободряюще коснулась плеча подруги.

Рэндольф опустился в ее кресло.

– Я хотел написать вам, что помолвлен с вашей кузиной, – произнес он. – Но не смог себя преодолеть. Прийти к вам домой я не осмелился, поскольку был уверен, что вы не примете меня.

Как же Виктории хотелось, чтобы он говорил правду!

– Значит, ваши чувства ко мне не были наигранны?

– Не были, – он покачал головой и посмотрел на девушку открытым взглядом, – я был и по-прежнему влюблен в вас.

– Но почему же вы тогда выбрали Изабель? – Виктория ненавидела себя за прозвучавшее в голосе отчаяние. – Когда мы катались верхом в Гайд-парке, вы сказали, что вам нравится моя непринужденность.

– И это правда. Я нахожу вас восхитительной и очаровательной, – вздохнул Рэндольф. – Но непринужденность, к сожалению, не поощряется в нашем обществе, не говоря уже о продвижении по карьерной лестнице. Она уместна в исключительных ситуациях и в особые моменты, такие как путешествие или уикенд в загородной резиденции, у друзей, но не в повседневной жизни… Однако если бы вы смогли решиться стать моей любовницей, Виктория, я был бы очень счастлив.

Виктория смотрела на Рэндольфа во все глаза, не в силах сказать ни слова.

– Мне очень жаль, Виктория, – негромко произнес он, словно осознав, насколько оскорбительно его предложение, – я не хотел обидеть вас.

Густо покраснев, Виктория вскочила. Выбежав в зал, она поняла, что на нее смотрят многие. Вероятно, гости знали о том, что она флиртовала с Рэндольфом, а теперь были в курсе его помолвки. Во взглядах читались сочувствие и насмешка. Но хуже всего было то, что Виктория была почти готова отринуть свою гордость и самоуважение и принять предложение герцога.

Глава 29

Рано утром в субботу Виктория встретилась с Кейтлин и другими суфражистками, которые хотели раздавать листовки посетителям Эпсомского дерби, в комнатах «Женского социального и политического союза». Здесь они наполнили сумки только что отпечатанными листовками, затем сели на метро и поехали на вокзал «Виктория».

В минувшие дни Виктория снова окунулась в работу, чтобы отвлечься от мыслей о Рэндольфе. Один раз она зашла в гости к Джереми в редакцию «Спектейтора». Его расследование в Ист-Энде по поводу гомосексуальности далеко не продвинулось. Скотленд-Ярд топтался на месте, пытаясь проверить алиби маркиза. Это тоже не способствовало улучшению настроения Виктории. Каждую ночь ей снова снилась горящая квартира, она просыпалась от начинавшегося приступа удушья, поэтому с радостью готова была участвовать в акции с листовками.

Всего суфражисток было десять. Соратницы Виктории, как ей уже сообщила Кейтлин, были проститутками и работницами. Вид этих женщин говорил о том, что жизнь у них несладкая. Несмотря на то что принарядились для дерби, одеты они были бедно. Все они говорили на кокни или же, как Кейтлин, с сильным ирландским акцентом. Во время поездки в битком набитом вагоне третьего класса они не говорили о предстоящей акции, поскольку опасность того, что кто-то подслушает их разговор и доложит в полицию, была слишком велика. Тем не менее все, за исключением Виктории и еще одной женщины, выглядели веселыми и взволнованными.

Виктория сидела у окна и смотрела на проносившийся мимо холмистый, по-весеннему зеленый пейзаж Суррея, время от времени поглядывая на ту женщину. Марджори – фамилии ее Виктория не знала – была молодой работницей. Высокая и худая, она производила впечатление человека очень чувствительного. В разговорах почти не участвовала. По большей части она задумчиво смотрела прямо перед собой и иногда принималась нервно заламывать руки.

– С Марджори что-то случилось? Она такая тихая, – негромко спросила Виктория у сидевшей рядом с ней Кейтлин.

– Ах, она всегда молчалива, – пожала плечами Кейтлин.

«Может быть, у нее проблемы, как у меня», – подумала Виктория. Ей самой не хотелось участвовать в разговоре, когда окружающие принялись рассуждать о том, какая из лошадей может выиграть гонку. Некоторые уже поставили пару пенни у букмекеров из Сити. Ее отец любил ходить на бега, и иногда она сопровождала его. Он дружил с некоторыми владельцами скаковых лошадей, поэтому ей даже разрешали наблюдать за тем, как лошадей взвешивают перед стартом. Виктории в детстве это очень нравилось.

Погода для скачек выдалась отличная, было солнечно, однако дул свежий ветер. На поля и луга то и дело набегала тень, когда солнце закрывала тучка. В числе дежурных был кузен одной из ее соратниц, темноволосой работницы по имени Хезер. Он принадлежал к коммунистической партии и собирался провести женщин в здание ипподрома. Если все пройдет как задумано, сбросив листовки на посетителей, они выйдут из здания и смешаются с толпой, пока полиция будет обыскивать помещения и коридоры.

В Эпсоме почти все пассажиры сошли с поезда. На перроне было очень людно, и когда Виктория проходила контроль, где собирали билеты, ее прижали к Марджори.

– Извини, – Виктория улыбнулась девушке, когда снова смогла стоять на ногах.

Марджори не отреагировала. Виктория прошла мимо контролера вслед за ней.

За стенами вокзала тоже было многолюдно. Как обычно, в день скачек в городке устроили ярмарку. Пробираясь вместе с остальными женщинами между палатками, каруселями, лотками с закусками и сладостями, Виктория наслаждалась радостной атмосферой праздника. Она очень жалела, что у нее нет с собой фотоаппарата и времени на то, чтобы пофотографировать.

Вскоре они дошли до ипподрома. Показав на входе билеты, они направились к условленному месту встречи – деревянной будке с причудливой надписью «Туикенхем», где продавали воду и соки. Там их уже ждал кузен Хезер, худой мужчина лет тридцати. Не теряя времени, он повел их по территории. У ипподрома уже собралась большая толпа посетителей. Виктория успела увидеть переднюю сторону здания ипподрома, где в ложах сидели богачи, аристократы, а также король, и где находился главный вход. Туда направлялись элегантно одетые дамы и господа в темных костюмах или форме.

Вскоре они оказались у бокового входа. Кузен Хезер провел их по узкой лестнице наверх, на огромный чердак, где хранились стулья и столы. Перекинувшись парой слов со своей кузиной, он скрылся. Казавшаяся совершенно спокойной Кейтлин направилась к одному из люков в крыше, открыла его и опустила на пол наполненную листовками сумку.

– Вот вам и место в ложе, – усмехнувшись, произнесла она.

Виктория подошла к ней. Действительно, отсюда открывался отличный вид на ипподром.

– Ветер разнесет наши листовки, – крикнула другая женщина.

Суфражистки столпились вокруг Кейтлин и Виктории. Девушка обвела взглядом соратниц. Марджори нигде не было. Последний раз она видела ее у киоска с соками.

– Кто-нибудь знает, где Марджори? – спросила она.

– Может быть, ей захотелось в туалет, – предположила женщина постарше.

– Лучше бы ей не пользоваться туалетами в здании ипподрома, – вздохнула Хезер. – Она одета слишком просто и сразу привлечет к себе внимание.

– Может быть, ей стало плохо, когда мы были еще на улице?

– Марджори иногда бывает странной. Но она точно не сдаст нас, если ты боишься именно этого.

Виктория удовлетворилась ответом, однако что-то не давало ей покоя. Марджори казалась такой нервной и задумчивой. Что-то с ней было не так. Может быть, она задумала глупость? Или даже решила что-то сделать с собой?

Она не осмеливалась высказать свои опасения другим женщинам, поскольку те наверняка лишь посмеялись бы над ней. Все суфражистки уже стояли перед открытыми люками в крыше. Были слышны смех и разговоры собравшихся на ипподроме людей, время от времени их заглушало ржание лошадей.

В конце концов Виктория не выдержала. Она спустилась с чердака и сбежала вниз по лестнице, лихорадочно размышляя. Марджори в здании наверняка нет. Там ее сразу заметили бы и вышвырнули вон. Какое-то чутье подсказывало девушке, что та снаружи, среди посетителей скачек – среди важных посетителей скачек.