– Эта идея, Райдер, тоже пришла мне в голову, – фыркнул комиссар.

– Я в этом не сомневался, сэр, – спокойно ответил Джереми, нажимая на клавиши печатной машинки. – С учетом того, что мы обязаны мисс Бредон ценными сведениями, я предложил бы позволить ей заниматься своими делами и дальше. Поскольку она мне верит и надеется на помощь в раскрытии убийств, я всегда в курсе ее действий.

– Эта юная леди – сущая чума. Равно как и ее отец, с которым я, к счастью, лично дела не имел. – Тон комиссара стал резким. – Как вам угодно, Райдер, продолжайте приглядывать за мисс Бредон и держите меня в курсе событий.

– Разумеется, сэр, – Джереми коснулся еще одной клавиши. Негромко звякнув, буква ударилась о закрепленную в машинке бумагу. – К тому же, поскольку Эрмитейдж явно не справляется со своей задачей, я сам осмотрю место преступления.

– Вы не полицейский, Райдер.

– Я это прекрасно осознаю, сэр. Но уверен, что сумею получить необходимую информацию.

Немного помолчав, комиссар ответил:

– Я позабочусь о том, чтобы вас обучили основам полицейской работы.

– Рад слышать, благодарю вас, – вежливо отозвался Джереми Райдер. По раздавшемуся в трубке щелчку он понял, что сэр Артур закончил разговор.

Джереми задумчиво смотрел на лист бумаги в печатной машинке, на которой буквы, которые он набирал, оставили слабые отпечатки. Год назад бывший сокурсник по Оксфорду спросил у него, не хочет ли он попробовать устроиться на работу в недавно основанный особый отдел Скотленд-Ярда. Зная за собой тягу к приключениям и желание послужить стране, он согласился побеседовать несколько раз с чиновниками из министерства внутренних дел, и в конце концов его действительно приняли. Скорее всего, здесь сыграло роль в том числе и то, что он хорошо знал немецкий язык. Англия соперничала с Германией во многих сферах, и каждая из сторон пыталась прощупать противника. Работа молодому человеку нравилась. Она была немного опасна, чего ему иногда не хватало в работе журналиста. Однако он даже представить себе не мог, что вскоре ему придется злоупотребить доверием женщины, которая ему по-настоящему нравилась.

Только сейчас Джереми осознал, что из отпечатков на бумаге образовалось слово «Виктория». Какое-то мгновение он удивленно смотрел на машинку, а затем негромко выругался.


– Я хотела бы поговорить с мисс Адэр.

Поздно вечером Виктория поехала в театр «Воксхолл». И вот теперь она стояла перед распорядителем и пыталась расположить его к себе.

– Обычно мисс Адэр не принимает посетителей после выступления, – с важным видом ответил ей пожилой мужчина. – Ей нужен покой, нужно отдохнуть после напряженного спектакля.

– Пожалуйста, передайте, что с ней хочет встретиться мисс Бредон. – Виктория улыбнулась распорядителю очаровательной улыбкой. – Я уверена, что в таком случае она сделает исключение. Прошу, просто спросите ее, потому что этот разговор для меня очень важен, – добавила она и бросила на старика мимолетный, но пристальный взгляд.

– Хорошо, мисс, я посмотрю, что можно сделать.

Улыбка Виктории действительно смягчила сердце распорядителя, и он направился в сторону гримерок. Девушка опустилась на одну из обтянутых бархатом цвета увядшей розы скамеечек на краю фойе. Двери театра были открыты, поскольку было необыкновенно тепло. В помещение проникал теплый воздух с улицы, запах лошадей, влажной земли и травы из расположенного неподалеку Кеннингтон-парка. В большом зале с украшенным лепниной потолком и хрустальными люстрами было множество людей в вечерних платьях, пивших шампанское. Виктория отбросила мысли о том, как ей хотелось бы иметь бархатный или шелковый плащ, вышитый жемчугом или пайетками, и принялась оглядывать вывешенные в фойе афиши. Самой популярной комедией этого года можно было считать «Эмилию», главную роль в которой играла Джеральдина Адэр, и никто не смел оспаривать ее титул королевы лондонского театрального мира.

Она была пышной женщиной около сорока лет, не столь красивой, однако же весьма чувственной. В Джеральдине сочетались остроумие, грубость, экстравагантность, и ей удавалось совмещать, казалось бы, несовместимое: выглядеть сексуально и вместе с тем по-матерински. Говорили, что в юности у нее был роман с тогдашним кронпринцем, нынешним королем. При этом Виктория не совсем понимала, правда ли это. Позже у нее несколько лет был роман с отцом Виктории. Это-то и стало причиной, по которой девушка решила навестить актрису. Она надеялась, что Джеральдина Адэр сумеет дать ответ на несколько мучивших ее вопросов относительно отца. Виктория не знала, почему их роман в конце концов прекратился, однако расстались они мирно и продолжали поддерживать дружеские отношения. Джеральдина Адэр приходила на похороны отца. На голове у нее была шляпа размером с колесо повозки, с черными шелковыми розами. Одета она была в пальто простого покроя, тоже черное, в стиле ампир, с ярко-красной шелковой розой на воротничке, которую актриса, к огромному неудовольствию бабушки Гермионы, широким жестом бросила в его могилу. Виктория была уверена, что отцу эта выходка понравилась бы.

– Мисс Бредон… – Виктория только теперь заметила, что рядом с ней стоит распорядитель, – мисс Адэр действительно готова принять вас, – удивленно произнес он.


– Милая моя! – Поздоровавшись, Джеральдина Адэр расцеловала Викторию в обе щеки. Ее каштановые волосы еще были спрятаны под тонкий хлопчатобумажный чепец, поскольку для роли Эмилии ей приходилось надевать светло-русый парик, а кожа блестела от жирного крема, с помощью которого она снимала с лица грим. Однако Виктория ни капли не сомневалась, что актриса согласилась бы показаться в таком виде и своему любовнику. На ней было черное кимоно с узором из розовых пионов. Везде были цветы, отражавшиеся в зеркале гардероба, – вазы с изысканными букетами, присланными многочисленными поклонниками: орхидеями, розами и камелиями, источавшими сладковатый аромат.

– Что я могу для вас сделать, Виктория? Вряд ли вы хотите выразить восхищение моим актерским талантом. Вы ведь не возражаете, если я буду называть вас по имени? Мы виделись нечасто, но ваш отец столько рассказывал о вас, что мне кажется, будто я видела, как вы росли, – и Джеральдина Адэр провела Викторию к креслу. – Присаживайтесь.

– Я бы хотела поговорить с вами об отце, – произнесла Виктория. – Мне кажется, вы знали его очень хорошо.

– Да, это правда, – кивнула Джеральдина Адэр. – Хотите виски? – и она налила в стакан янтарной жидкости. – После представления я всегда выпиваю стаканчик, чтобы расслабиться.

– Нет, спасибо, – покачала головой Виктория. – В последнее время я постоянно задаюсь вопросом, был ли мой отец тем человеком, которым я его считала, – нерешительно начала она. – Был один повод… – и она рассказала Джеральдине Адэр о намеках сэра Френсиса и о том, что после этого она стала наводить справки об обстоятельствах пожара. – Позавчера была убита хозяйка борделя по имени Молли. У меня есть причины полагать, что мой отец был ее клиентом… – Виктория запнулась.

– И теперь вы хотите узнать у меня, водился ли ваш отец со шлюхами? – без обиняков поинтересовалась актриса.

– Да… – растерянно проронила Виктория. – И для меня здесь дело не в морали. Просто если мой отец действительно был клиентом того борделя, он мог быть участником событий, которые привели к смерти троих человек.

Джеральдина Адэр взболтала виски в бокале.

– Конечно, поклясться я вам не могу, но мне кажется весьма маловероятным, чтобы ваш отец ходил в тот бордель или вообще в какой бы то ни было бордель. По крайней мере, регулярно… – наконец ответила она.

– А почему вы так считаете?

– Во-первых, ваш отец был ученым и прекрасно представлял опасность, которую таит в себе сифилис. Конечно, эту болезнь можно подцепить где угодно, однако вероятность заразиться в борделе слишком велика. А с другой стороны, он был не тем человеком, который стал бы покупать любовь.

– Даже физическую? – Виктория сглотнула. Ей было очень неловко вести этот разговор, но она просто обязана была узнать правду.

– Скорее всего нет, – деловито отозвалась актриса. – Не хочу исключать, что иногда он мог поразвлечься со шлюхой – например, после вечеринки, выпив. Но у него просто не было необходимости платить женщинам, чтобы они спали с ним, – и она улыбнулась.

– Он курил опиум?

– Да, временами.

– В том борделе был найден опиум, – неопределенно заметила Виктория. Ей не хотелось рассказывать Джеральдине Адэр о том, что они с Хопкинсом проникли туда.

– Деточка, опиум употребляют во многих районах этого города. – Джеральдина Адэр осушила бокал и закурила сигарету. – Я и сама пробовала, но потом решила не баловаться. Мне кажется, это слишком опасно. Не хочу стать зависимой от него.

– Мой отец был зависим?

– В последние годы мы редко виделись. Но я так не думаю. Иногда ему требовалось опьянение, однако он ухитрялся не опуститься до зависимости.

– Мой отец не любил, чтобы я рисовала. Хотя он никогда не говорил об этом прямо, я чувствовала это. Полагаю, что это слишком напоминало ему о моей матери, которая была художницей. Поэтому я, если уж так случалось, рисовала лишь в школе и никогда – дома. Но если то, что я любила рисовать, напоминало ему о матери – а я уверена, что чувства не обманывают меня, – почему же он выносил постоянное присутствие ее фотографий? Одна стоит у него на столе. Раньше я не задумывалась об этом, но теперь мне кажется, что это нелогично.

– Я никогда не встречалась с вашей матерью, но у вашего отца был медальон с ее фотографией, который он всегда носил при себе. Вы очень похожи на нее, – голос Джеральдины Адэр звучал нежно. – Ведь фотография неживая. Возможно, у вас, хотя вы были совсем ребенком, было выражение лица или жест, который слишком напоминал ему о вашей матери.

– Вероятно, вы правы, – отозвалась Виктория. Ей очень хотелось поверить в это, но убеждена она не была. – А мой отец никогда не упоминал при вас о пожаре в нашей квартире рядом с Холланд-парком?