Затем Альфред открыл дверь, и в зал потянулась вереница женщин и детей. Виктория и Констанс наливали суп взрослым и детям постарше, овсяную кашу – детям помладше и младенцам.

– Лиа, ты нашла работу у портнихи, для которой я писала тебе рекомендацию? – спросила Констанс у невысокой светловолосой женщины с курносым носом, одетой в штопаное пальто.

– Да, мадам, нашла. Спасибо, что вступились за меня, – ответила Лиа и улыбнулась Констанс, продемонстрировав отсутствие некоторых зубов.

Очередь двигалась, и Виктория обнаружила, что Констанс знает многих женщин. Она спрашивала, работают ли они еще или нашли новую работу, поправились ли их болевшие дети. У худой женщины, бледное лицо которой было изуродовано синяком, она совершенно откровенно спросила, не муж ли снова побил ее. Казалось, женщины доверяют Констанс, поскольку охотно рассказывают о себе.

Виктории потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к запаху немытых тел. Но девушка была тронута тем, что многие женщины еще не растеряли остатки гордости. На потрепанных и неоднократно штопанных платьях она то и дело замечала тесемку или ленту – так женщины пытались придать своему наряду некоторую респектабельность.

«А я тут мечтаю о платье для верховой езды», – подавленно думала она.

Примерно через полчаса очередь поредела. Перед столом Виктории и Констанс стояло еще с полдюжины женщин и детей. У стола леди Флоренс и леди Шарлотты не было никого. К ним люди шли без особого восторга. Виктория как раз положила на тарелку овсяной каши для малыша, оравшего во все горло, от которого воняло грязными пеленками, когда ее внимание привлекла высокая рыжеволосая женщина. Ей было около тридцати лет, ее волнистые волосы были еще более рыжими, чем у Виктории. Если бы правую щеку не изуродовал ожог, она была бы настоящей красавицей со своими правильными чертами лица, высокими скулами и ярко-голубыми глазами. Осанка у нее была поистине королевская, но тем не менее было понятно, что она проститутка. Губы и щеки были ярко накрашены, а из-под пальто выглядывало платье с глубоким вырезом.

Проститутка быстро огляделась по сторонам, затем решила не стоять в очереди, а направилась к столу леди Флоренс и леди Шарлотты. Обе отпрянули от нее.

– У нас респектабельная организация, – возмущенно прошипела леди Флоренс. – Мы не занимаемся благотворительностью для падших женщин.

– Не важничай ты так. Мне здесь всегда еду давали. – И проститутка, преисполнившись решимости, уперла руки в бока и смерила обеих леди презрительным взглядом. Голос у нее был низкий и хриплый, говорила она с сильным ирландским акцентом. – Вы мне случаем не завидуете? Готова спорить, вы ни одного мужчину толком удовлетворить не в состоянии.

– Что вы себе позволяете? – возмущенно воскликнула леди Шарлотта, а леди Флоренс истерично крикнула: – Альфред, вышвырните эту бесстыжую бабу за дверь!

Альфред вопросительно взглянул на Констанс.

Та тоже наблюдала за этой сценой и покачала головой.

– Что это значит? Мы никому не отказываем, – сердито произнесла она.

– Я позабочусь об этом. – Виктория вручила матери крикливого младенца тарелку с овсяной кашей, а затем подбежала к рыжеволосой и взяла за ее за руку. – Пойдемте со мной, пожалуйста, – приветливо пригласила она, – я сейчас принесу вам тарелку супа.

Женщина, не сопротивляясь, направилась вместе с ней к одному из столов и села на скамью. Виктория вскоре вернулась с полной тарелкой, и женщина с любопытством взглянула на нее.

– А я тебя знаю, – наконец произнесла она. – Я видела тебя на демонстрации под парламентом и на собрании, когда говорила Эммелин Панкхёрст.

– Вы… принимаете активное участие в движении суфражисток? – растерялась Виктория. Увидев, что Констанс справляется одна, она села за стол вместе с женщиной.

– А ты бы никогда и не подумала, да? – Та насмешливо подняла брови, поднеся ко рту ложку супа. – Но почему бы мне и не выступать за избирательное право для женщин – только потому, что я шлюха?

– Конечно, извините, – произнесла Виктория.

– Тот жирный тип у парламента здорово тебя отделал. Отдал он тебя полиции? Я сама едва избежала ареста.

– Меня спас один журналист.

– Возвращаясь к твоему вопросу, сказать, что я принимаю активное участие в движении суфражисток, было бы слишком смело. Не говоря уже о том, что большинство суфражисток так же не хотят иметь со мной дела, как и вон те двое, – и проститутка бросила презрительный взгляд в сторону обеих леди. – Но я время от времени хожу на демонстрации и собрания. Я за то, чтобы женщины получили избирательное право, могли писать законы и сами распоряжаться своей жизнью. Я видела слишком много плохих парней, чтобы оставить власть им одним. – Она съела еще несколько ложек супа, а затем продолжила: – Вообще-то я пришла вовсе не ради еды, а потому, что здесь есть книги и можно почитать. Иногда учителя очень милы и дают мне их с собой. Но если можно получить что-то бесплатно… – Женщина усмехнулась. Опустошив тарелку, она отодвинула ее. – Кстати, этим я обязана одному парню, – и она указала на шрам от ожога, изуродовавший ее лицо. – Что ж, потом я ему отплатила. Больше он женщин не обижал. – Глаза ее сузились, и Виктория ни капли не усомнилась в том, что мужчина действительно пожалел о своем поступке. Рыжеволосая женщина снова внимательно посмотрела на нее, а затем улыбнулась. – Кстати, меня зовут Кейтлин.

– Виктория, – улыбнулась ей в ответ Виктория.

– Что, неужели Виктория Бредон?

– Да, – удивленно отозвалась Виктория. – А откуда ты знаешь мою фамилию?

По залу принялись носиться несколько детей, а матери пытались утихомирить их, громко ругая, шлепая и отвешивая пощечины.

– Один из прилипал Скотленд-Ярда допрашивал меня насчет убийства сэра Френсиса, – произнесла Кейтлин, когда в зале снова стало тихо. – Такой толстый отвратительный тип, наполовину лысый, с рыжевато-каштановыми волосами.

– Инспектор Эрмитейдж?

– Да, точно, так его и звали, – кивнула Кейтлин. – Эрмитейдж говорил с другим прилипалой о том, что некую Викторию Бредон, дочь судебного медика и внучку герцога, тоже допрашивали насчет убийства. Я запомнила фамилию Бредон из-за твоего отца. Он как-то уберег от виселицы одного ирландского матроса, которого я знавала. Полиция повесила на него убийство ростовщика, но твой отец доказал, что того убил родственник. А поскольку ты тоже водишься с суфражистками, то я и подумала, что Виктория Бредон – это, наверное, ты и есть. – И она пожала плечами.

– Значит, Скотленд-Ярд допрашивал тебя по поводу убийства из-за твоей связи с суфражистками? – заинтересовалась Виктория.

– Суфражистка, ирландка, проститутка… – Кейтлин махнула рукой. – Все это кажется полиции подозрительным. Хотя этот сэр Френсис был той еще крысой. Мне его не жаль.

– Ты лично встречалась с ним?

– Не-е-е, но слышала довольно. Не только то, что он устраивал охоту на суфражисток. Он бывал даже в Ист-Энде. Будто бы ради того, чтобы позакрывать бордели и положить конец аморальному образу жизни. Но на самом деле он вынюхивал.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Виктория.

– Дружу с одной малышкой, которой пришлось ему служить. Орла работает в борделе для благородных. Она рассказывала мне, что сэр Френсис регулярно встречался с хозяйкой. Может быть, когда-то та и была красоткой, но сейчас ей за шестьдесят, и она жирная. – Кейтлин усмехнулась. – Сэра Френсиса привела к ней уж точно не жажда плоти. Он явно хотел получить от нее информацию о клиентах.

– Ты рассказала об этом в Скотленд-Ярде?

– Что сэр Френсис водился с молодой проституткой и получал информацию от бордель-маман? – Кейтлин расхохоталась. – Да они бы ни единому моему слову не поверили.

– А я бы с удовольствием поговорила с той женщиной. Ты не могла бы познакомить меня с ней?

– И зачем это нужно? – поинтересовалась Кейтлин.

– В отличие от Скотленд-Ярда, я верю, что сэр Френсис шантажировал людей и был убит одной из своих жертв. Я хочу раскрыть его убийство.

– Такая изысканная леди, как ты, собирается поймать убийцу? – Кейтлин снова расхохоталась. – Скотленд-Ярд от страха наделает в штанишки.

Виктория почувствовала, что краснеет. Она вполне понимала, что Кейтлин ее затея кажется абсурдной.

– Как ты знаешь, мой отец был судебно-медицинским экспертом… – начала она.

– И все равно я считаю, что ты рехнулась. – Кейтлин поднялась. Виктория преградила ей дорогу, пытаясь подыскать слова, чтобы убедить молодую женщину. Кейтлин медленно покачала головой. – Ты же ничего не знаешь, – прошипела она. – Что ты будешь делать, если на тебя в Ист-Энде вдруг нападет парень? – в руке ее блеснул нож, и она стала приближаться к Виктории.

Виктория инстинктивно отпрянула, сделала шаг в сторону и схватила Кейтлин за руку. Заставив потерять равновесие, она повалила ее на пол, нож выскользнул из ее рук. Женщины и дети испуганно закричали. Краем глаза Виктория увидела, что к ним бегут Констанс и Альфред. Виктория пинком отправила нож подальше. Кейтлин смотрела во все глаза и потирала руку.

– Виктория, ты не ранена? – Перепуганная Констанс обняла девушку.

– Выметайся отсюда немедленно! – Альфред поставил Кейтлин на ноги.

Виктория не обращала внимания на помощников. Глубоко вздохнув, она только теперь поняла, что произошло.

– Теперь ты веришь, что я могу постоять за себя? – спросила она у Кейтлин.

На лице той вдруг мелькнула улыбка.

– Ладно, я поняла, – отозвалась женщина, – ты можешь за себя постоять. Если хочешь, можем сразу же пойти к Орле. Сейчас дел у нее немного.


Бордель для благородных, в котором работала Орла, находился минутах в двадцати ходьбы от зала, где раздавали бесплатные обеды женщинам и детям. По обе стороны улицы тянулись покрытые сажей двух-и трехэтажные дома. В некоторых окнах стекол не было. Кое-где между деревьями были натянуты веревки, на которых сушились штопаные простыни и потрепанное дырявое белье. Несмотря на то что день был солнечный, свет казался Виктории приглушенным. Скорее всего, это было связано с дымом, который доносил ветер от фабрик с другого берега Темзы. Он раздражал легкие. Девушка задумалась, каким же становится здесь воздух во время тумана.