В то утро Виктория чувствовала себя еще слишком сонной и голодной, чтобы спорить с миссис Доджсон об Эммелин Панкхёрст и правах женщин.

– Миссис Доджсон, вчера вечером я впервые за долгое время примерила свое платье для верховой езды и порвала его. Кроме того, оно мне коротко, – сказала она. – Может быть, вы могли бы его подлатать и перешить?

– О, вы планируете верховую прогулку? – заинтересовалась миссис Доджсон.

– Да, с леди Хогарт, – солгала Виктория, чтобы не дать служанке забросать ее вопросами о Рэндольфе.

– Платье лежит в вашей комнате?

Виктория кивнула.

– Да, на стуле.

– Сейчас посмотрю, – миссис Доджсон поднялась и вышла из кухни.

– Я подумал, что вы ничего не будете иметь против того, если я сообщу миссис Доджсон о нашем расследовании. – Хопкинс поставил перед Викторией нагретую тарелку с яичницей. – Ведь в некотором роде миссис Доджсон…

– …часть семьи. Кроме того, рано или поздно она все равно узнала бы, – улыбнулась Виктория. – В газетах ничего нового об убийстве сэра Френсиса не писали?

На буфете лежало несколько недавно проглаженных экземпляров утренних выпусков. Все передовицы были посвящены убийству.

– Нет. – Хопкинс тоже присел и налил себе чаю. – Скотленд-Ярд, как и прежде, предполагает, что убийство имело политическую подоплеку. О том, что сэру Френсису выстрелили в лицо, в полицейском отчете упоминается, однако только в качестве еще одного доказательства того, что сэра Френсиса буквально казнили. Указания на личные мотивы инспектор Эрмитейдж в этом не усматривает, – и Хопкинс неодобрительно приподнял бровь.

– Ничего иного и ожидать не стоило.

В кухню вернулась миссис Доджсон и прервала их беседу.

– Мне очень жаль, мисс Виктория, однако ваше платье для верховой езды уже не спасти, – сообщила она. – Кайма недостаточно широка, чтобы его можно было удлинить. А на разрыв под мышкой мне пришлось бы нашить кусок ткани, что выглядело бы просто отвратительно.

«Вот и конец моей мечте поехать покататься с Рэндольфом, – расстроилась Виктория. – Новое платье для верховой езды я не могу себе позволить…»

– Кстати, фотография в «Спектейторе» действительно восхитительна, – просияла миссис Доджсон. – Как я и говорила вечером перед балом, ваш отец вами очень гордился бы. Что же до пожара в квартире рядом с Холланд-парком… Я разбираюсь в мужчинах, мисс Виктория. Ваш отец был джентльменом до мозга костей. Как и Хопкинс, я твердо уверена, что он никогда не сделал бы ничего бесчестного.

Ах, как бы ей хотелось на это надеяться…

Внезапно Виктория почувствовала, что у нее пропал аппетит. Положив нож и вилку на тарелку, она взглянула на Хопкинса.

– Я закончила завтракать. Как по мне, мы можем отправляться в путь.

– Прекрасно, мисс Виктория. – В его глазах блеснуло предвкушение.


Конка остановилась на Акр-лейн в Брикстоне. Хопкинс поднялся с деревянного сиденья, провел рукой по пальто, словно намереваясь стряхнуть грязь, – чисто инстинктивный жест. Несмотря на то что их расследование в районах Беттерси, Найн Элмс и Воксхолл результатов не дало, Виктория едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Хопкинс действительно относился к общественному транспорту с нескрываемым презрением, однако расстояния между районами города были слишком велики, чтобы их можно было пройти пешком, а в бюджете не осталось денег на извозчика.

– Полицейский участок находится сразу за углом, – произнес Хопкинс, сверившись с картой.

Виктория обвела взглядом улицу. На железнодорожном виадуке большими буквами была выведена реклама «Брикстониан», местной дневной газеты. Вплоть до середины XIX века Брикстон был деревней, однако от прежнего пригорода почти ничего не осталось. Многие георгианские дома лишились своих палисадников – за их счет расширили улицу. На первых этажах зданий почти везде расположились магазины и пабы.

Едва они свернули за ближайший угол, оставив позади оживленную улицу, как над дверью двухэтажного здания из песчаника увидели синий фонарь с белой надписью: «Полицейский участок».

В участке был такой же деревянный барьер, отделявший письменные столы полицейских от посетителей, как и в Кенсингтоне. Когда Виктория и Хопкинс подошли ближе, полный полисмен поднял взгляд от печатной машинки. Рот его искривился в удивленной гримасе.

– Мистер Хопкинс, что же привело вас с северного берега Темзы на юг? – спросил он.

– Сержант Мэннингс, я полагал, вы несете службу в Ист-Энде, – Хопкинс пожал ему руку. – Мы с мисс Бредон разыскиваем женщину, которая недавно пропала, однако, по новейшей информации, жила в Брикстоне. Ее семья поручила нам провести расследование. Это в некотором роде весьма деликатное дело… – поведал он выдуманную ими историю.

Виктория снова развеселилась, отметив, что в приглушенном тоне голоса Хопкинса слышатся самые страшные семейные скандалы – от безумия и измены до двоеженства. В нем действительно умер великий актер. Он рассказывал эту историю и в тех участках, где они бывали прежде, в надежде, что комиссар и инспектор Эрмитейдж не узнают, что они занимаются собственным расследованием.

– …примерно лет шестидесяти, неприметная внешность, невысокого роста, на правой щеке родинка, – закончил описание Хопкинс.

– М-да, вероятно, вам придется сообщить родственникам плохую новость, – почесал подбородок сержант Мэннингс. – Потому что женщину, подходящую под ваше описание, вчера выловили из Темзы мертвой.

Это они и так знали.

– А что, о пропаже той женщины никто не заявлял? – Виктория не смогла сдержать нетерпение.

Хопкинс мягко коснулся ее руки, напоминая об осторожности.

– Конечно, было бы очень грустно, если бы та женщина, которую мы разыскиваем, оказалась этой умершей, – он вздохнул. – Однако если бы мы могли узнать, где она провела последние несколько недель, возможно, это стало бы утешением для семьи.

Виктория уже начинала опасаться, что они с Хопкинсом зря приехали и в участок в Брикстоне, однако, к огромному облегчению девушки, сержант кивнул и произнес:

– О пропаже той женщины, которую выловили из Темзы, сегодня утром заявила ее квартирная хозяйка, некая миссис Грант. Я показал миссис Грант фотографию тела, и она опознала ее. Квартирная хозяйка знала умершую под именем миссис Оливер. Сейчас найду вам ее адрес.

– А почему миссис Грант не обратилась в полицию еще вчера? – полюбопытствовала Виктория. – Ведь ее квартирантка не явилась домой еще прошлой ночью – респектабельная леди не могла себе этого позволить без ущерба для репутации.

– Миссис Грант ездила на несколько дней в гости к дочери в Брайтон и вернулась только вчера вечером. Она думала, что ее квартирантка просто вышла по своим делам. И она заметила ее отсутствие только сегодня утром, когда хотела принести ей завтрак, – сержант Мэннингс подошел к письменному столу и полистал папку. – Нехорошее это дело, ну, насчет сэра Френсиса, – произнес он, обращаясь к Хопкинсу. – Я бы не удивился, если бы он оказался на совести у суфражисток. Жуткие бабы. До сих пор эта страна прекрасно обходилась без избирательного права для женщин. Только подумать, однажды они еще будут сидеть в парламенте или, чего доброго, женщина станет премьер-министром…

– Но ведь на протяжении шестидесяти лет Великобританией правила женщина, – вырвалось у Виктории. – Вы что же, забыли о королеве Виктории?

Сержант перевел на нее непонимающий взгляд.

– Ну, – пожал он плечами, – королева – это все же другое…

– Вы хотели дать нам адрес, – Хопкинс успел помешать Виктории сделать саркастичное замечание.

– Ах да, конечно. Миссис Грант живет на Миллбрук-роуд, номер двадцать два.


– Бабушка Гермиона сказала бы то же самое, что и этот сержант, – взволнованно сказала Виктория, когда они вышли из полицейского участка. – Вы можете назвать мне разумную причину того, Хопкинс, почему многие люди в этой стране считают королеву Викторию хорошим регентом, но выступают против избирательного права для женщин?

– Не считая того, что вашей бабушке вряд ли понравилось бы, что ее упоминают рядом с каким-то сержантом, люди зачастую мыслят просто нелогично, – Хопкинс снова вынул из кармана пальто карту города и развернул ее. – Вот Миллбрук-роуд, – он указал на улицу на юге Брикстона. – Туда мы сможем дойти пешком, – и он вздохнул с облегчением.


Миллбрук-роуд находилась настолько далеко от делового центра Брикстона, что палисадники еще не успели пасть жертвой оживленного движения.

«Можно будет как-нибудь сделать серию фотоснимков, чтобы задокументировать изменения в различных районах города», – размышляла Виктория, идя вместе с Хопкинсом по тихой мощеной улочке. В садиках росли гортензии, клематис и розы, на которых уже появились первые почки. Узкие двухэтажные дома рядовой застройки конца XVIII века были выложены из медово-желтого камня, и почти у всех них были большие скругленные ланцетовидные окна – что-то вроде эркера.

Дом, который они искали, оказался в конце улицы. К солнцу тянулись желтые нарциссы, росшие рядом с голым кустом сирени. Хопкинс открыл калитку. Они с Викторией поднялись по ступенькам к двери, где дворецкий воспользовался латунным дверным молоточком. Ответом была тишина. Хопкинс постучал еще раз, сильнее – реакции снова не последовало.

Виктория уже стала опасаться, что миссис Грант нет дома, когда услышала за дверью робкие шаги, и дверь слегка приоткрылась. Над цепочкой показалось бледное лицо пожилой женщины.

– Что вам угодно? – испуганно поинтересовалась она.

– Моя фамилия Бредон. Я дочь судмедэксперта доктора Бернарда Бредона, – представилась Виктория. – Возможно, вы слышали о моем отце. Это Хопкинс, мой дворецкий, – она указала на Хопкинса, который снял шляпу и поклонился миссис Грант.

– Мадам…

– Мы опасаемся, что убийство вашей квартирантки, миссис Оливер, связано с другим убийством, которое мы хотим раскрыть. Поэтому мы были бы вам очень благодарны, если бы вы согласились ответить на несколько вопросов о миссис Оливер.