Паулина Петерс - Рубиновая комната

– К сожалению, нет, – Хопкинс покачал головой. – После пожара ваш отец уволил всех слуг.

– А он не говорил вам, по какой причине?

– Что ж, ваша няня оказалась весьма ненадежной особой, оставив вас одну в квартире. Я вполне понимаю, почему ваш отец нанял другую. Поскольку он отправился вместе с вами в путешествие на несколько месяцев, пока была куплена и обставлена квартира рядом с Грин-парком, содержать дворецкого, кухарку и служанку было излишне. С финансами у вашего отца и тогда уже было, если позволите мне такую откровенность, не совсем хорошо. Но, возможно, в этом вопросе вам сможет помочь леди Гленмораг.

– Сомневаюсь, что бабушка знает даже, как зовут ее собственную кухарку. – Виктория покачала головой.

Хопкинс задумчиво обвел взглядом недавно зачерненную печь и посуду для завтрака, стоявшую наготове на серванте.

– Если я правильно помню, тогдашнего дворецкого вашего отца звали Лайонс. Полагаю, он поступил на службу к высокопоставленному дипломату, с которым вскоре после этого отправился в Индию.

– Индию…

«Сэр Френсис много лет жил в Индии, – рассуждала Виктория. – Может быть, он встречался там с Лайонсом и говорил с ним о пожаре? Или я просто распереживалась?»

– Мисс Виктория, можно ли мне узнать, почему вы задаете все эти вопросы?

– Ах, просто потому, что несколько ночей подряд мне снится пожар, – уклонилась от ответа Виктория.

Хопкинс верил в ее отца. Она не хотела, чтобы его воспоминания о нем тоже были омрачены.

Однако, к огромному облегчению девушки, дворецкий был очень тактичным человеком и не стал расспрашивать дальше.

– Вы прекрасны, мисс Виктория, – вздохнула миссис Доджсон.

– Да, вы выглядите очень мило, – подтвердила юная парикмахерша, которую одолжила ей Констанс. – Идите сюда, посмотрите на себя в большое зеркало.

– Хорошо… хорошо…

Виктория отошла от туалетного столика и, осторожно вышагивая в туфлях на высоком каблуке, пересекла комнату. На протяжении минувших двенадцати дней она, если не ходила на примерки в ателье Пуаре, погружалась в работу над путеводителем. Неизвестность, мучившая ее из-за лжи отца, омрачила радостное предвкушение бала. Однако сейчас, когда девушка увидела себя в большом зеркале, сердце ее забилось быстрее. Шелковое платье кремового цвета облегало ее фигуру. Кажущаяся простота покроя только подчеркивала красоту золотых цветов орхидеи, которыми было вышито платье. Поверх него Виктория надела жакет с короткими рукавами – что-то вроде болеро, – сшитый из золотого ламе. Парикмахерша уложила ее рыжие локоны на боковой пробор, распрямила их и завязала на затылке в изысканный узел. От диадемы, которая вообще-то была частью традиционного наряда дебютантки, Виктория решила отказаться. Единственными украшениями, которые она надела, были браслет и подходящая к нему цепочка из массивного красного золота, унаследованные от матери, – подвеска с зеленым драгоценным камнем грубой шлифовки заставляла ее глаза сиять.

– Ну что, мисс Виктория? – нетерпеливо поинтересовалась миссис Доджсон.

– Я себе действительно нравлюсь, – признала Виктория. – Если не обращать внимания на два дурацких страусиных пера на голове.

В обществе было принято, чтобы незамужние дебютантки носили два, а замужние – три пера.

– Ах, мисс, – полноватая служанка погрозила ей пальцем. – Не бывает дебютанток без страусиных перьев. Так, а теперь пойдемте в коридор, чтобы вас наконец мог увидеть мистер Хопкинс. Вероятно, он уже с ума сходит от любопытства, – миссис Доджсон пристально посмотрела на нее. – Вы очень грациозно ходите со шлейфом, – наконец с восхищением произнесла она.

– Да вы же спуску мне не давали. Приходилось часами ходить по квартире с этим жутким одеялом, пришитым к юбке.

– Все ради вашего блага, мисс, – просияла миссис Доджсон. – Все ради вашего блага. Поверьте мне, при дворе вы произведете неизгладимое впечатление. Ах, мистер Хопкинс, какое счастье, что подобное выпало на мою долю!

Сегодня даже Хопкинс не стал скрывать своих чувств.

– Мисс Виктория, – его голос звучал сдавленно, настолько он был растроган, – ваш отец очень вами гордился бы.

Виктория вздрогнула. Она все еще не смогла заставить себя поговорить с Хопкинсом о том, что отец ей лгал, и поэтому очень обрадовалась, когда миссис Доджсон отвлекла ее от мрачных размышлений.

– А теперь покажите, как вы делаете книксен, мисс, – скомандовала она.

Виктория послушно подобрала юбки и присела в низком поклоне.

– Прошу вас, задержитесь ненадолго в этом положении.

Хопкинс скрылся за установленной в коридоре камерой, затем зажег осветительную смесь – и мгновение спустя все погрузилось в ослепительный свет.

– И еще одну фотографию стоя, – велела миссис Доджсон.

– Только если вы будете на фотографии рядом со мной! – Не обращая внимания на протесты служанки, Виктория, смеясь, обхватила ее за бедра и поставила рядом с собой.

– Очень красиво.

Хопкинс посмотрел на них через объектив, проверяя, все ли в порядке, и сразу же сверкнула вспышка. За хлопком последовал стук. Вспомнив о своих настоящих обязанностях, дворецкий неторопливым шагом направился к двери квартиры. За ней оказался молодой лакей в золотисто-синей форме. На груди его красовался герб герцога Сент-Олдвинского.

– Прибыл экипаж герцога, – возвестил он.

Хопкинс поспешно подбежал к Виктории и помог ей надеть подбитое мехом бархатное пальто. Миссис Доджсон подняла шлейф и положила его на правую руку девушки.

– Завтра расскажете нам все в подробностях, мисс, – прошептала она.

– Обязательно, – пообещала Виктория, обнимая сначала миссис Доджсон, а затем немного растерянного Хопкинса. Парикмахерше она просто помахала рукой на прощание.

Ей показалось или Хопкинс действительно прослезился?

Карета, ожидавшая ее у дома, была запряжена шестеркой лошадей. Черное, отполированное до блеска дерево и золотой герб на дверях сверкали в свете газовых фонарей. На запятках позади кареты стоял второй слуга в ливрее. «Кажется, дедушка с бабушкой не пожалели средств…» – Виктория с трудом сдержала вздох.

Лакей, сопровождавший ее от квартиры, опустил подножку кареты, затем распахнул дверцу и поклонился.

– Мисс Бредон…

«Что ж, пора войти в пещеру льва…» – подобрав пальто и платье, Виктория пригнулась, чтобы войти в карету и не растрепать уже успевшие надоесть перья. Ее бабушка и кузина Изабель сидели на одной стороне на мягком сиденье, обитом красным бархатом, дедушка – на другой.

– Сэр, бабушка, Изабель…

Вспомнив о манерах, Виктория приветствовала родственников вежливым кивком, а затем присела рядом с дедушкой. Карета тронулась с места, а девушка тем временем принялась незаметно разглядывать его. Прежде она видела отца ее отца, герцога Хьюго Сент-Олдвинского, только на фотографиях в семейном альбоме и газетах. Герцогу было около семидесяти лет, у него были густая седая шевелюра и седые бакенбарды. Лицо его было шире, чем у ее отца, а черты лица более размытые. Судя по всему, он пил больше алкогольных напитков, чем следовало, – и все же он был очень похож на ее отца.

– Виктория… – Крепко сжимая в руке серебряный набалдашник трости, он обратил свое внимание на нее. Голос у него был низким и хрипловатым. Некоторое время он рассматривал ее, а затем произнес: – Полагаю, твой отец назвал тебя не в честь нашей покойной королевы, а в честь твоей двоюродной бабушки Виктории.

– Да, отец и мать назвали меня в честь бабушки.

– Хорошо, что она умерла десять лет тому назад, в противном случае она тоже, чего доброго, полезла бы в это проклятое женское движение.

– Вероятнее всего, она возглавила бы суфражисток вместо миссис Панкхёрст, – услышала Виктория бормотание своей бабушки Гермионы. – Не понимаю, почему в нашей семье в каждом поколении обязательно должна быть черная овца. В других семьях они каким-то образом появляются лишь раз в столетие.

Виктория потупилась, чтобы скрыть улыбку. Ее двоюродная бабушка Виктория оставила отцу деньги, на которые он смог оборудовать квартиру у Грин-парка по новейшему слову техники. В памяти девушки остались лишь размытые, но добрые воспоминания об эксцентричной старой леди.

Но улыбка исчезла с ее губ, когда она вдруг услышала слова кузины:

– Бабушка, на Виктории нет диадемы.

Виктория была настолько занята дедушкой, что только сейчас обратила внимание на Изабель. Ее пальто и платье были белоснежно белы и украшены стразами, пускавшими блики по всей карете. У нее были медового цвета волосы, уложенные в корону, большие синие глаза и розовые, изысканно изогнутые губы – девушка вполне могла сойти за леди, сошедшую с одной из картин Гейнсборо.

– Надеюсь, тебе не пришлось продавать драгоценности своей матери? – нервно заморгала бабушка Гермиона.

– Я никогда не стану продавать ее украшения, – холодно ответила Виктория.

– Хорошо, что ты все же в некоторой степени ценишь семейные традиции, – облегченно вздохнула леди Гленмораг.

Только Виктория хотела сказать, что она любит украшения просто потому, что они принадлежали ее матери и что она, надевая их, чувствует с ней связь, однако Изабель не дала ей такой возможности.

– У тебя очень красивое платье и пальто, Виктория. Признаться, я опасалась, что ты явишься на бал в одном из этих реформаторских платьев, которые похожи на мешки. У какой портнихи ты шила?

– Она была в ателье этого чертова француза Пуаре, – проворчал дедушка. – Платья для вас обеих стоили мне целое состояние.

– Пуаре… – Изабель удивленно распахнула глаза. – Но ведь там можно шить только по протекции… – в следующее мгновение она умолкла и закусила губу.

– Что ж, у меня не возникло никаких проблем, меня с удовольствием приняли в качестве клиентки, – заявила Виктория. Это была не вся правда, однако же крошечный триумф ей не повредит… и она, не удержавшись, добавила: – Платья Пуаре можно прекрасно носить без корсета.