– Они били тебя, Angrezi? – Его голос звучал негромко, почти нежно. – Ты боишься, что это повторится снова?

Баррет моргнула, смущенная этой переменой в его голосе. Она нахмурилась, закусив пересохшую губу. Что это значит? Почему он внезапно стал так заботлив? Очередная уловка?

– Били меня? Я... я не знаю, о чем ты говоришь.

Пэйджен не мог с уверенностью сказать, что это была ложь.

Возможно, она и сама еще не знала этого.

– Я думаю, что это правда. И мне кажется, что ты боишься – боишься желать чего-нибудь. Или кого-нибудь.

Баррет ощутила приступ непонятного страха. Воспоминания, неопределенные и неясные, пронеслись в ее мозгу. Твердые, жесткие пальцы. Жаркое зловонное дыхание. Постоянное ощущение, что за ней наблюдают в течение бесконечных томительных дней в море...

Она подавила рыдание. Нет, она не должна думать о тех тусклых образах. Хватит с нее ночных кошмаров. Пусть они остаются в ее снах, которые заставляют ходить по ночам. Подобные размышления всегда оканчивались плачевно – пульсирующей болью в голове.

– Прекрати! Я ничего не могу вспомнить!

Его горящие глаза были всего в нескольких дюймах от ее лица.

– Я думаю, что ты можешь, маленький сокол. Я уверен, тебе стоит только захотеть.

Твердое тело Пэйджена прижалось к ней.

Баррет хотела закричать, оттолкнуть его и хотела привлечь к себе; хотела ударить по лицу и хотела слизнуть капельки воды, повисшие на его губах. Боже, неужели она сходит с ума?

Баррет чувствовала, как гранит утеса впивается ей в спину. Его бедро шевельнулось между ее ногами. Медленными кругами его пальцы гладили точки пульса на ее запястьях.

– Я хочу тебя, Циннамон.

Баррет попала в ловушку между гранитным утесом и более теплым гранитом, который выдавался между его бедер. Каждым медленным движением он давал ей ощутить его мощь и его власть, грубую силу, которой он все еще способен был управлять. Его губы скользнули к ее уху. Со знанием дела он смаковал ее мягкую кожу языком и зубами, потом легонько прикусил мочку. Баррет дрожала, сопротивляясь его чувственному обаянию.

– Прекрати, Пэйджен...

Его голос прозвучал как негромкое, но мощное рычание. – На самом деле ты не хочешь этого, Циннамон. Особенно сейчас, когда твой пульс бьется, как прибой во время прилива, и твое дыхание становится жарким и учащенным.

– Я хочу, чтобы ты остановился. – Она едва удержалась от стона, как только зубы Пэйджена сомкнулись на мочке ее уха. – Это... это правда, – неуверенно прошептала Баррет, надеясь, что он не услышит сомнений в ее голосе. Но Пэйджен был очень внимателен, он ничего не пропустил.

– Прекрасная Angrezi. Мне нравится твой прерывистый шепот. Я хочу услышать твой стон. Слыша его, я хочу тебя так страстно, как только мужчина может хотеть женщину. Обнаженной и голодной. Легкомысленной и смеющейся. Сердитой и царапающейся. Но только тогда, когда ты будешь знать, на что идешь, Циннамон, потому что я хочу видеть в твоих глазах огонь желания, а не страх. Как тогда, когда мы... – Это был опасный и рискованный ход, но Пэйджен решился. – Когда мы встретились в первый раз. В темном, покрытом снегом Лондоне.

У Баррет перехватило дыхание. Этого не может быть!

– Ты... ты лжешь. Я ничего не помню. Если бы мы встречались раньше, я бы знала об этом. Я бы почувствовала.

– Конечно, ты чувствуешь это. Твое тело узнало меня с первого момента. Я сомневался сначала, и потребовалось время, чтобы узнать тебя. Твое лицо в Лондоне было закрыто вуалью, и твои волосы были черны от краски.

– Нет... – Темные и тревожные глаза Баррет отыскали его лицо, но на нем не было ничего, кроме честности и неумолимой решимости. – He-невозможно... – Но теперь ее протест был более слабым.

И тогда внезапно темная завеса в ее мыслях приподнялась, и Баррет что-то неясно вспомнила. Так все это было на самом деле – шепот холодного ветра, белые тихие хлопья, летящие с темного неба? Ощущение безликой опасности, таящейся в ночи. И еще камень, горящий кроваво-красным огнем. Рубин? Неужели она видела «Глаз Шивы» в ту далекую ночь?

Она заморгала, пробуя собрать воедино разрозненные фрагменты, возникшие в голове. Но видения не слушались ее. Как стая сердитых птиц, они метались и носились вокруг.

«Пронзительный крик. Ржание несущихся вскачь лошадей, внезапно появившихся из темноты... И мужчина. Его лицо скрыто в тени. Человек с красновато-коричневой кожей и глазами, похожими на осколки оникса. Боже, неужели это был Деверил Пэйджен?»

– Ты припоминаешь, не так ли? – В голосе Пэйджена слышался нескрываемый триумф. – Господи, как я искал тебя после той ночи! Я послал людей прочесать весь город от Уайтчепла до Кенсингтона, но результата не было. Никаких признаков женщины с черными как смоль волосами и в черной вуали. Никаких следов.

Баррет осторожно перевела дыхание, боясь поверить его словам, боясь ошибиться, несмотря на то что жар в крови подтверждал его речи. Она крутилась под ним, но выступ был так узок, что ее удерживали теперь только мускулистая стена его груди и твердые как гранит бедра. Смутно Баррет поняла, что ее сердце действительно помнило и тело тоже. Не все, но вполне достаточно. Возможно, они всегда помнили. Она задрожала, и Пэйджен крепче обнял ее.

– Я чуть не сошел с ума, разыскивая тебя. Я сотни раз возвращался на ту площадь в течение следующих недель. – Его голос стал настойчивее. – Куда ты пропала?

Ошеломленная, Баррет попыталась отодвинуться от него. Это просто еще одна из его уловок! Но внезапно ей захотелось спросить, она должна была узнать.

– Ты... ты искал меня?

– День и ночь, в течение трех недель. Я обошел пристани, больницы, каждую гостиницу и меблированные комнаты в этом городе. Но, казалось, ты исчезла с лица земли. – Лицо Пэйджена потемнело от горестных воспоминаний. – И тогда... тогда мне пришлось уехать. Рубин был продан, мои дела закончены. У меня не было больше причин оставаться в Лондоне, когда Виндхэвен так нуждался в моем присутствии. Сможешь ли ты простить меня за это, Angrezi?

Его просьба заставила сердце Баррет сжаться. Могло ли все это быть правдой? Неужели он действительно так долго искал ее?

– Боже, чего ты от меня добиваешься, Пэйджен?

– Только скажи мне, что ты помнишь. Хоть что-нибудь вообще.

Баррет изучала его лицо, разыскивая хоть какую-то черточку, которая напомнила бы ей о прошлом. Но она видела перед собой только озабоченные глаза, лицо, на котором остались ужасные шрамы, как видимые, так и скрытые внутри. Она видела лицо человека, который узнал слишком хорошо темные стороны жизни и слишком мало – хорошие.

Баррет видела только Деверила Пэйджена. И, Боже, помоги ей, она любила того, кого видела.

Баррет слегка вздрогнула, ощутив приступ слепой тоски. Она была слишком близка к тому, чтобы уступить, понимала Баррет. На этот раз и в этом месте ей будет слишком трудно заставить Пэйджена отступить. Но она знала, что должна попытаться. Какое будущее могло ожидать их, когда она была только получеловеком, безымянной пешкой в смертельной игре Ракели?

Баррет разжала пальцы. Только сейчас она поняла, что ее руки больше не были прижаты к гранитной стене, а впились в обнаженную грудь Пэйджена. Она задрожала, как только теплые мускулы шевельнулись под ее пальцами. Она хотела его. Господи, если он будет продолжать так настаивать еще немного, она больше не сможет скрывать свои чувства. Усилием воли она заставила руки успокоиться.

– Я... я не помню ничего. Ты ошибся. Кроме того, мои волосы вовсе не темные, ты видишь это своими глазами.

– Но это было тогда, Циннамон. Ты убегала и, несомненно, боялась кого-то.

Но кого? И почему? Пэйджен уже не в первый раз задавал себе эти вопросы. На этот раз он собирался получить ответы на все свои вопросы. Пора. Вырвать их из ее обнаженного дрожащего тела.

– Нет! Это... это был кто-то еще. Другая женщина!

В голосе Баррет послышалось отчаяние. Пэйджен все еще держался спокойно, бедро успокоилось между ее ногами, руки удерживали ее запястья, в то время как ее грудь вздымалась и опускалась, мучительно прикасаясь к его груди.

– Не лги мне, Angrezi, – сказал он резко. – Ты никогда не сможешь обмануть меня.

– Я не лгу! – Баррет с вызовом посмотрела в его глаза. – Я действительно не помню – ни тебя, ни кого-то другого!

Еще одна ложь, но она была необходима, уверяла она себя. Она не должна поощрять его, этот опасный хищник с жестокими глазами может использовать любую ее слабость в своих интересах. Хрипло выругавшись, Пэйджен подмял ее под себя, прижав к гранитной плите.

Над ними шумел водопад, серебряным занавесом брызг закрывая их от внешнего мира.

– Ты лжешь, Angrezi. И я собираюсь доказать это. Его глаза горели, лицо было полно решимости и чего-то еще, более пугающего. Баррет понимала, что ее силы не шли ни в какое сравнение с его, но как еще она могла противостоять ему?

Пэйджен усилил чувственную атаку. Он целовал линию ее ключиц, трогал языком чувствительные впадины над ними.

– Я заставлю тебя вспомнить, Циннамон. Прежде чем я закончу, ты будешь знать все о той ночи.

На мгновение страх завладел Баррет. Ночь, полная теней и безликих призраков. Пустота, громкие шаги. Руки, протянувшиеся из темноты. Она вздрогнула, закрывая глаза перед вездесущими видениями. Но они не исчезали. Боль. Тошнота. Угнетающая беспомощность.

«Нет, не думай! Господи, похорони их так глубоко, чтобы они никогда не появлялись снова!»

Губы Пэйджена двигались по ее напряженной и горячей шее.

– Не сопротивляйся этому, Angrezi. Хорошее или плохое, прошлое – часть тебя самой. Так же как и это желание – часть тебя.

– Я... я не могу, Пэйджен. Не заставляй меня! Ты... ты не понимаешь!

– Не понимаю? Да, ей-богу, я не понимаю! Но я пойму, Циннамон. Да, и ты сможешь убедиться в этом.

Баррет услышала его стон и поняла, что он рассматривал возбужденные соски, выделявшиеся под влажной тканью лифа. Господи, нет! Она больше не вынесет этого! С каждой секундой темные воспоминания медленно придвигались все ближе, и ее тело все больше склонялось к уступке. Она плотно сжала веки. Но даже с закрытыми глазами она чувствовала его пристальный жаждущий взгляд – взгляд любовника. Не может быть, чтобы то, что сейчас происходило между ними, называлось любовью, смутно подумала Баррет.