Вместо этого он позвал Нигала и направился с ним в скалы, сосредоточившись на неотложных делах. Ему еще многое предстояло сделать до того, как луна поднимется над джунглями.

Прошел час, за ним второй.

Баррет молча умылась и оделась. Она только начала заплетать волосы, когда услышала топот его ботинок. Створка палатки распахнулась. Мрачное лицо Пэйджена было покрыто потом и пылью.

– Ты что-нибудь ела? – отрывисто спросил он. Она кивнула, плотно сжав губы.

– Хорошо.

Он уже вытащил чемодан и доставал оттуда вещи, бросая их на кровать. Он запихал подушку в рубашку и засунул брючины в оба рукава. Затем вытащил угол подушки в ворот рубашки и насадил на него шляпу. Баррет молча наблюдала. Что еще задумал этот человек?

Удовлетворенно взглянув на свое произведение, Пэйджен положил его в чемодан и повернулся к Баррет:

– Я уверен, ты догадываешься, что за нами следят. Кто они, сколько их, я не могу сказать. Я ожидаю нападения сегодня вечером. Нигал и носильщики готовы. Кажется, ты знаешь, как обращаться с оружием, так что возьми вот это. – Он бросил ей двуствольный револьвер. – Держи его при себе, даже когда спишь.

Баррет почувствовала холодок страха в позвоночнике. Она показала на одежду в чемодане:

– А это?

– Небольшой маскарад. Никто не знает, что может пригодиться.

За палаткой Нигал что-то спросил, и Пэйджен ответил быстрой сингалезской фразой.

– Отправляйся в кровать. Я собираюсь погасить лампу.

Баррет не могла спорить, когда его лицо было таким напряженным и встревоженным. Когда она чувствовала нависшую над ними невидимую и безмолвную угрозу.

– Через пару секунд после того, как я уйду, ты должна снова зажечь лампу, – торопливо продолжал Пэйджен. – Это чучело будет изображать мою тень на стене палатки. Попозже Нигал принесет тебе что-нибудь поесть, а потом ты окончательно погасишь лампу. После этого ты должна остаться здесь, в палатке. И не забудь держать тот чертов револьвер под рукой.

Раздражение Баррет, медленно накапливающееся в течение последних часов, взорвалось при этих равнодушных приказах. Да, прежде чем он уйдет, она постарается выяснить одну вещь. Сверкнув глазами, она медленно подняла руки и собрала распущенные волосы, наблюдая за лицом Пэйджена. Она увидела, как его глаза потемнели, и ощутила мгновенную вспышку его страсти, похожую на порыв горячего тропического ветра. Это понравилось ей. Да, это бесконечно понравилось ей. Оказывается, этот мужчина не был так равнодушен, каким хотел казаться. Со спокойным соблазнительным изяществом она подняла волосы и начала заплетать их, зная, что каждое ее движение прижимало рубашку к груди, показывая темные вздернутые выпуклости ее сосков. Глаза Пэйджена метнули молнию.

– Что ты делаешь, ведьма?

– Я? – тихо повторила Баррет, молясь, чтобы голос не подвел ее. – Только причесываюсь. И, Пэйджен, относительно того, что случилось, – это был только вопрос физиологии. Простое вожделение. Я так долго обходилась без мужчины, ты понимаешь. Тебе должно быть знакомо это чувство. – Голова Баррет запрокинулась назад, и она испытующе изучала его лицо своими темно-голубыми сверкающими глазами. – Но я думаю, не стоит объяснять такие вещи опытному мужчине вроде тебя. Человеку, который знает все способы... – Баррет позволила легкому намеку прозвучать в ее голосе.

Через полуопущенные ресницы она увидела, как потемнело его лицо. И тогда, все еще во власти слепой ярости, она довела свою месть до конца, наслаждаясь каждым ее мгновением. Спокойно и обдуманно она изогнулась назад, чтобы доплести длинную блестящую косу, так что ее высокие, полные груди ясно обрисовались перед ним. Она чувствовала, что ее соски напряглись под его опаляющим взглядом, отлично зная, что он тоже видит их. Она плавно выпрямилась и начала расстегивать рубашку, не отводя горящих глаз от его лица. В нескольких дюймах от талии ее тонкие пальцы остановились. Губы изогнулись в слабой утомленной улыбке.

– Надеюсь, вы закончили, мистер Пэйджен. Я очень устала после э-э... весьма напряженного дня, как можно его назвать. Вы хотите еще что-нибудь сказать?

Она слышала себя как будто издалека, голос звучал глухо и хрипловато на фоне дикого грохота сердца. Представление удалось хорошо, подумала она смутно, видя, как сжались кулаки Пэйджена.

– Погаси лампу, – прозвучала железная команда.

Если бы она полностью владела своими мыслями, Баррет почувствовала бы страх в тот момент. Но она была уже невосприимчива к страху, поскольку была во власти разочарования, гнева и стыда.

А может быть, это было из-за угрозы наступающей ночи, которая заставляла забыть о всех других опасностях. Так что, когда Пэйджен прорычал приказ гасить свет, она только улыбнулась ему медленной страстной улыбкой, сложив вместе ладони у груди в насмешливо-покорном жесте, который она не однажды видела у Миты.

– Я трепещу перед вашим гневом, великий господин. И ваша несчастная рабыня будет счастлива повиноваться.

Перед тем как она прикрутила фитиль и погасила лампу, Пэйджен обжег ее пылающим взглядом. Чернота окутала палатку. Тишина медленно надвинулась на Баррет. И тогда ночь распалась на отдельные тени. В горячем воздухе палатки напряжение между ними возникло, подобно электрической дуге. В какой-то момент Баррет показалось, что она увидела искру, слетевшую с пальцев Пэйджена, когда он сжал руку в кулак.

И тогда, двигаясь беззвучно, как хищник, каким он и был, Пэйджен оказался рядом с ней. Его твердые руки крепко сжали ее запястья. Зубы с едва сдерживаемой свирепостью вонзились в мочку уха, как только он притянул ее к своей груди.

– Я не знаю, какую игру ты затеяла, Angrezi, но я собираюсь это выяснить. Вспомни об этом, когда ночь подойдет к концу и наступит рассвет. Потому что, когда ты услышишь, как открывается палатка, это буду я, и я приду за тобой.

Хотя ее кровь стыла в жилах, Баррет сумела негромко рассмеяться.

– О, я слышу вас, Тигр-сагиб. Смотрите, я вся дрожу.

Пэйджен на мгновение застыл на месте. А потом, грубо выругавшись, он схватил ее ягодицы и прижал ее к своему упругому телу, к напряженным бедрам и твердому как камень возбужденному копью. Он жестоко овладел ее ртом, не проявляя ни тени нежности и осторожности, которые проявлял несколько часов назад. Он прижал свой рот к ее, захватил ее губы и грубо прикусил их. Он упивался ее сладостью, введя сердитый язык между ее зубами.

Ночь превратилась в пламя. Баррет чувствовала, как жар проникает в каждую пору ее кожи, зажигая тело неистовым огнем. Это гнев, а не страсть, сказала она себе безрассудно. Ярость и свирепая месть. Да, лучше это, чем открытая кровоточащая рана, чем бесконечная уязвимость, которую она ощущала под его странно нежными пальцами. Да, конечно, лучше, потому что она знала теперь, что он тоже истекает кровью.

Она безрассудно изогнулась, прижавшись бедрами к его телу, прижавшись женской мягкостью к твердому выступу его мужественности. Его стальные пальцы крепче сжали ее ягодицы. В каждом движении она чувствовала необузданный гнев и первобытное желание. И неожиданно Баррет почувствовала потрясающую страстную реакцию своего тела. Да, лучше так. Это по крайней мере было безопасно. Ей не угрожала ни слабость, ни сожаление.

Ее отвердевшие соски прижались к его груди. Руки обхватили его спину, спустились на бедра, а потом сошлись на его упругих ягодицах, в бесстыдной насмешке над его хваткой собственника. Пэйджен напряженно застыл, дыхание с шипением вырвалось сквозь сжатые зубы.

В одно мгновение Баррет отлетела на кровать.

– На рассвете, ведьма, – пообещал он и ушел.


Глава 32


Баррет снился сон, невероятный сон о городской ночи. Двухколесные кебы катились по улице, снег кружился в лучах газовых фонарей, вокруг было очень темно и дул холодный ветер. Драгоценные камни блеснули в темноте. А потом приятное дуновение мягкого дыхания, прикосновение твердых рук. И два слова, которые остались в памяти: «Meri jaan». Внезапно сон развеялся и пропал, холодный ветер уступил место горячей влажной темноте. Вокруг нее шептали и шелестели джунгли.

И тогда раздался дикий, пронзительный крик. Баррет села в кровати, широко открыв глаза, навострив уши. Сначала она убедила себя, что это был всего лишь крик обезьяны. Но вот снова раздался крик, в котором ясно слышался страх. У Баррет перехватило дыхание. Такой звук мог издать только человек при виде смертельной опасности.

Когда звук затих, дрожащая тишина охватила джунгли. И эта тишина страшила ее бесконечно больше, чем непрерывный грозный шум. В течение долгих минут Баррет не двигалась, пока страх не свел судорогой ее тело.

Черт побери, этот мужчина не имел права умереть! Не сейчас. Она только что попыталась сделать его жизнь невыносимой. Баррет решительно смахнула навернувшиеся на глаза слезы. Ей вспомнился недавний сон. Или это были воспоминания? Снег и золотой свет, темные улицы, грозящие опасностью. Лондон? Опасность исходила от людей. И еще слово. Имя? Странное, экзотическое имя... Баррет нахмурилась, когда смутные воспоминания снова ускользнули от нее. Охваченная темнотой и страхом, она молча сидела в палатке, слушая пронзительное жужжание насекомых. Ждала. Кто-то поскребся в дверь палатки.

– Мэм-сагиб?

Это был голос Миты, тихий и неуверенный.

– Я здесь, – шепотом ответила Баррет. Она услышала шелест откинутой створки.

– Мэм-сагиб слышала?

– Господи, конечно, слышала. Это был... – Голос Баррет прервался, она не могла произнести эти мрачные слова.

Наступившее молчание казалось осязаемым. Женским инстинктом Мита поняла невысказанное опасение Баррет, которое она и сама разделяла.

– Нет, – сказала она наконец. – Это был не Тигр. Это был один из носильщиков. Передовой страж, я думаю.

Баррет ничего не сказала. Они обе знали, что означал этот отчаянный крик: кто бы ни подкрадывался к ним, он подбирался ближе с каждой секундой и скоро будет у палатки.