Диана Хэгер - Рубин Рафаэля

– Я у него ничего не брала.

– Не может быть.

Она не стала ему говорить, что несколько месяцев назад Рафаэль составил новое завещание, по которому все его имущество переходило ей. Как не сказала о том, что порвала бумагу, вернув на прежнее место предыдущее завещание, в котором душеприказчиком объявлялся Джулио Романо. Там, куда ее вела судьба, деньги ей были ни к чему.

– Он составил завещание еще до нашей встречи, – солгала она. – Когда он заболел, никто не стал переделывать эту бумагу из неприязни ко мне. Так что это правда. У меня есть только одежда, что на мне, мой свадебный портрет, который будет меня мучить всю оставшуюся жизнь, и это кольцо.

Маргарита взглянула на поблескивающий рубин, болезненное напоминание о времени, которое было погребено в прошлом, как некогда само кольцо.

– Я хочу умереть вместе с ним, – прошептала она.

– Не надо так говорить. – Он крепче сжал ее плечо. – Мы что-нибудь придумаем.

– Теперь это уже не имеет значения. Лучшая часть меня создана Рафаэлем, и она умерла вместе с ним. Это конец, и я хочу, чтобы так оно и было. Только этого, и ничего более.

Никакого возвращения к прошлому. Все было кончено.

Джулио сказал Маргарите, что возьмет на хранение ее свадебный портрет до того времени, когда она решит выйти из монастыря. Но этого никогда не случится. Она это знала, он тоже. Они тепло поговорили, Джулио попрощался с ней возле ворот монастыря, и оба попытались улыбнуться. Но им не удалось обмануть друг друга. Эти двое слишком любили Рафаэля.

Она наконец поняла, почему Джулио помог учителю отречься от нее. Он попросил у нее прощения, но она сказала, что ей нечего прощать. Джулио сделал все, чтобы защитить ее от могущественных сил, которые с радостью обвинили ее в прошлых прегрешениях, а теперь еще и в смерти Рафаэля. Киджи. Понтифик. Кардинал Биббиена. Опасность могла появиться с любой стороны. Ей безопаснее было стать побежденной, а не победительницей. Они оба это понимали.

Тепло объятий Джулио согревало ей плечи, даже когда он исчез в запутанном лабиринте улочек, торопясь вернуться к своему искусству, к своей жизни, которую надеялся разделить с Еленой. Они были созданы друг для друга – это понимали даже она и Рафаэль.

Звук его имени, отозвавшийся болью в сердце и памяти, вызвал новый прилив тоски.

Я тебя никогда не забуду… я буду любить тебя вечно… Подожди меня. Я скоро к тебе приду… скоро…

Она в одиночестве побрела по каменным плитам обратно в монастырь, в приемную аббатисы. Старая монашка сидела за столом, неподвижнее изваяния. Не в силах бросить прощальный взгляд на кольцо, Маргарита ощупью сняла его с пальца, чувствуя, как прохладный металлический ободок скользнул по фалангам и напоследок коснулся кончика ее пальца. Она не снимала кольцо с того дня, когда Рафаэль сам надел ей его на руку. Теперь и кольцо навсегда уходило из ее жизни. Как ушел он. Что ж, кольцо вечно напоминало бы ей о том, чего она лишилась.

Она подошла к столу и положила кольцо на стол перед каменноликой аббатисой. На лице Маргариты не отражалось ни тени ее агонии, ни боли утраты, ни смирения. Все это было как сладкий, волшебный сон. Теперь он закончился.

Аббатиса взяла кольцо в костистую бескровную руку и с легким стуком положила его в ящик стола. Теперь оно сделалось бессмысленным куском золота. Тем временем старая иссохшая женщина встала и протянула Маргарите на ладони простое, ничем не украшенное кольцо, которое поблескивало в полуденном солнце. Ему предстояло отметить границу, где закончилась ее старая жизнь и началась новая. Теперь она, как и прочие грешницы, нашедшие здесь убежище, стала невестой Христовой.

Маргарита колебалась всего мгновение, глядя на кольцо и осознавая всю жестокую реальность того, что с ней происходило.

– Обычно мы проводим особую церемонию, – холодно произнесла аббатиса. – Но тебя здесь никто не знает, а учитывая обстоятельства, лучше оставить все как есть. Мы просто скажем, что ты послушница, которая перешла к нам из другого монастыря.

Маргарита не ответила. Ее ответ тускло поблескивал в руке монахини. Она взяла кольцо, которое теперь будет носить.

Маргарита Пути, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хочу этого больше всего на свете!

Она крепко зажмурилась, стараясь прогнать из памяти звук его голоса, не возвращаться мыслями к прошлому, к тому, что могло быть, если бы все сложилось иначе.

Подожди меня… Пожалуйста, любовь моя, подумала она и надела кольцо на тот же палец, где только что был королевский рубин, с той же решимостью, с которой поклялась вечно любить Рафаэля Санти.

Вечность рядом с ним… теперь это уже было не так невозможно.

Джулио долго стоял не двигаясь перед свадебным портретом, который все еще не снимали с мольберта. Как будто учитель мог в любую минуту вернуться, чтобы добавить новый штрих к прекрасному образу Маргариты. Стиль письма был новым и смелым, непохожим на все творения Рафаэлевой кисти и в то же время таким узнаваемым. Когда Джулио подумал о судьбе, которая выпала на долю портрета, на его глаза навернулись слезы. Портрет жил, а Рафаэля больше не было. Внезапно Джулио обрушил кулак на рабочий стол учителя. Кисточки веером рассыпались по полу.

Так не должно было случиться. Учитель ушел в расцвете таланта, не успев сделать столь многого. Никто лучше него не обращался с Джулио, никто не верил в него так, как верил Рафаэль Санти. Джулио был обязан жизнью человеку, который разглядел в нем талант раньше, чем он сам ощутил в себе искру Божью.

Джулио покачал головой. Никто не понимал, сколь сложна и многотрудна жизнь художника. А Рафаэль создал в своей мастерской настоящее братство, где они творили вечность своими кистями. Он снова посмотрел на картину, позлащенную теплыми солнечными лучами, которые двигались по ней, будто нежные пальцы. Небесная ласка, с бесконечной грустью подумал Джулио. Последнее «прощай» его возлюбленной… И последнее послание Джулио. Луч двигался наподобие указующего перста, отбрасывая искрящиеся блики на изображение маленького рубинового кольца. Увидев это, Джулио сразу же понял, что делать дальше. Для Рафаэля и для женщины, которую он любил, для того, чтобы защитить ее, как уже не мог защитить сам Рафаэль.

Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы набраться смелости, Джулио решительно стал смешивать краски, подбирая тон под цвет ее кожи. Я сделаю это ради вас, учитель… Я обещал вам защитить ее, и я это сделаю. Заставляя себя совершить то, что с первого взгляда казалось ему святотатством, извращением, Джулио взял со стола Рафаэля тонкую кисть из свиной щетины и осторожно окунул ее в краску. В старом доме, который привык к теплому заразительному смеху Маргариты, стояла оглушающая тишина.

Как жестока судьба, думал Джулио, нанося осторожные мазки на готовую картину, закрашивая изображение кольца. Ее кольца. Подчиняясь осторожным и точным прикосновениям кисти, оно исчезло с портрета так же быстро, как исчез с земли человек по имени Рафаэль Санти. Теперь все вокруг жило так, будто его никогда и не было и будто не было этой горячей верной любви.

Спокойное улыбающееся лицо стало меняться. Портрет уже не был свадебным. С него смотрела чувственная полуодетая женщина. Идеал. Кольца больше не было, и картина уже не могла причинить ей вреда, чего нельзя было сказать о некоторых людях в Риме, которые сделали бы это с удовольствием. Он оказался прав, предложив свой план учителю. Он подарил ему долгожданный покой в предсмертные минуты. Для Маргариты же монастырь Сант-Аполлония оставался единственным безопасным убежищем.

Он должен был принародно сказать, что перед смертью Рафаэль от нее отказался.

Когда Джулио рассказал ей правду о том, как на пороге вечности Рафаэль велел защитить ее любой ценой, она просто посмотрела в окно, которое выходило на мощеную площадь с маленьким фонтаном. Потом она спустилась по лестнице, уже готовая к той судьбе, что ожидала ее в монастыре, который она никогда не видела, среди людей, которые ее не знали.

У нее не было сил оспорить это решение. Как не было причин это делать.

В Риме шел дождь. Кардинал Биббиена с большим удовлетворением следил за тем, как гроб с телом его племянницы извлекают из земли на маленьком кладбище за стенами Ватикана. Край алой рясы трепетал, как знамя, но кардинал стоял недвижимо. Глаза его были обращены вперед, к вожделенной цели. Какая удача, что девке Рафаэля хватило ума укрыться в стенах монастыря. Ей там самое место, никто больше не увидит ее смазливого личика. Единственный достойный поступок в ее жизни.

– Куда мы отвезем тело, ваше преосвященство? – спросил угрюмый бородач, который налегал на черенок ржавой лопаты, утирая капли пота со лба.

– В Пантеон, разумеется, – ответил кардинал со смиренной улыбкой. – Моя племянница упокоится рядом со своим возлюбленным, великим Рафаэлем. Теперь они будут навеки вместе. Наконец-то все становится на свои места. Со временем мое кольцо вернется ко мне, а мир забудет о дочери булочника. Все будет так, словно Форнарины никогда не существовало.

За уходом Рафаэля последовала смерть нескольких людей, сыгравших не последнюю роль в его судьбе. Агостино Киджи скоропостижно отошел в мир иной через четыре дня после кончины великого художника. Франческо Луги умер в июне того же года. Через год не стало папы Льва X, а еще через двадцать дней за ним, при таинственных обстоятельствах, последовал кардинал Биббиена, унося с собой ответы на многие загадки этого периода истории.

В 1529 году Елена ди Франческо-Гвацци наконец стала женой Джулио Романо, слава которого стремительно расцвела после смерти Рафаэля. Он творил до самой смерти, наступившей в 1546 году. Большинством исследователей Романо признается самым одаренным среди учеников Рафаэля. Его талант был так ярок, а манера письма столь схожа с рафаэлевской, что и по сей день идут споры об авторстве многих работ, вышедших из мастерской Рафаэля. Картины Джулио Романо, включая портрет Иоанны Арагонской, хранятся в Лувре, музее Гетти и «Метрополитен». Себастьяно Лучиани, ученик Микеланджело и ярый соперник Рафаэля, больше известен потомкам как Себастьяно дель Пьомбо. Этот титул он получил в 1531 году, когда принял от папы Клемента VII, бывшего кардинала Джулио деи Медичи, должность пьомбо – хранителя папской печати.