– Ну, в этом смысле ты немногим от нее отличаешься. Елена отвернулась, смущенная, но он снова повернул к себе лицом ее голову, мягко взяв ее за подбородок. Это был самый смелый жест, который он когда-либо позволял себе по отношению к женщинам. Джулио чувствовал, что его обычная неуверенность удваивается от переживаний.

– Ты не должен так говорить, – прошелестела Елена.

– Но ты же не замужем и никому не обещана.

Она снова отвернулась.

– Но я принадлежала мужчине, и этого не изменишь.

– Ты о Рафаэле?

– Неважно, о ком я говорю. Важно то, как эта ошибка изменила мое будущее. – Она снова посмотрела на него очень грустным взглядом. – Ты хороший человек, Джулио, и тебе выпало достаточно собственных испытаний. Я не хочу усложнять твою жизнь.

Он взял ее за руки, любуясь игрой масляно-желтого света с оранжевыми бликами на ее лице.

– Елена, ты единственный человек, рядом с которым мне все кажется простым. Ты именно та, кто мне нужен. – Он почувствовал, как сбилось его дыхание, и понял, что напрочь разучился дышать. – Я полюбил тебя всем сердцем.

– Это не приведет ни к чему хорошему, из-за моего прошлого, – предупредила она. – И из-за того, что мы оба служим одному и тому же человеку.

– Прошу тебя, не предрекай нам плохого будущего. Пусть все идет так, как идет.

– У нас ничего не получится. Так же, как у Рафаэля и Маргариты.

– Я никогда в это не поверю. – Он наклонился и нежно поцеловал ее. Джулио никогда раньше не целовал женщину, и прикосновение к трепетным, нежным губам подарило ему необычайно сильные ощущения. Оторвавшись от ее уст, он испугался того, что сделал, и уже готовился объяснить, что им двигала любовь. Но что-то не дало ему заговорить. Краем глаза за мостом Джулио заметил хорошо знакомую фигуру. Это была Маргарита. Она ехала на коне, позади всадника. Поводья держал…

– Только не Себастьяно! – простонал Джулио с выражением ужаса на лице. – А синьора Луги сидит на его коне! Я узнаю этот плащ с капюшоном! Учитель убьет его голыми руками, если увидит их вместе!

– Ты ведь не думаешь, что синьора и Себастьяно…

– Я знаю, что они с Рафаэлем поссорились несколько дней назад и синьора его прогнала. Больше мне ничего не известно.

29

Рафаэль был приглашен на свадьбу Агостино Киджи и Франчески Андреоцци и хотел, чтобы Маргарита сопровождала его на это торжество. Франческа и Маргарита неожиданно подружились, и поэтому присутствие последней на свадьбе было приемлемым. Но больше всего Рафаэль хотел доказать миру, что его отношения с простолюдинкой достойны папского благословения не меньше, чем связь Киджи с женщиной, которая теперь становилась его женой. Церемония должна была начаться после обеда под ослепительно ярким солнцем.

С помощью слуги Рафаэль облачился в богатый камзол из парчи винного цвета с серебряной цепочкой на талии. Волосы и бороду он умастил ароматным турецким маслом. У него все еще звучали в ушах гневные слова Маргариты: Ты совсем меня не знаешь!

Он не мог стереть из памяти ее предупреждение: Я никогда не разделю твоего страха перед всем и всеми за пределами этого дома!

Он дал ей время для раздумий, как она просила, и вскоре ссора будет забыта. Он был в этом уверен. Рафаэль понимал, что с его стороны было глупостью рассказывать ей о своей неприязни к Себастьяно, не открывая истинных причин подобного отношения. Легко ли человеку, далекому от искусства, постичь природу соперничества между художниками, между ним, Себастьяно и Микеланджело? Рафаэль понимал, что Себастьяно не откажет себе в удовольствии и обязательно попытается увести у него Маргариту. Наивная доброта может сделать ее пешкой в жестокой игре. Соперничество давно окрасилось злобой, и влиять на ход событий уже не в его власти. Он утешал себя мыслью, что она не позволит ничего подобного. Никогда. Только не Маргарита.

Одевшись, Рафаэль открыл маленький сундучок, стоявший на резном столике возле окна. Под крышкой с кожаными петлями и медными замками скрывалось прекрасное жемчужное ожерелье, переливавшееся на бордовой бархатной подушечке. Он пока не мог подарить ей рубиновое кольцо и тешил себя, представляя, как хорош будет жемчуг на ее гладкой бархатистой коже. Эта нитка с бриллиантовой застежкой стоила огромных денег, но он был полон решимости постоянно напоминать ей о том, что она значит в его жизни, вплоть до их свадьбы.

Обернувшись навстречу вошедшему Джулио, Рафаэль улыбнулся. Он снова чувствовал себя счастливым хозяином своей жизни. Он был доволен собой и новым нарядом, в котором выглядел тем самым кавалером, каким его хотел видеть мир. Однако, когда Джулио подошел, Рафаэль разглядел на его смуглом молодом лице беспокойство. Случилось что-то серьезное.

Рафаэль закрыл сундучок с жемчугом и поставил его на свою кровать. Улыбка пропала.

– Что случилось?

Джулио отступил назад, взгляд его заметался. Он явно хотел что-то сказать. Начал, потом замялся и выпалил:

– Сегодня был сложный день, учитель. Я проследил за тем, как заканчивали работу у Киджи, и был там всего лишь час назад.

Рафаэль не позволил себя отвлечь.

– Опять что-то с твоим отцом?

– Я давно не видел отца и не имею ни малейшего желания с ним встречаться.

Рафаэль смерил своего молодого друга недоверчивым взглядом, и его внезапно охватило сильнейшее желание поскорее отправиться на Виа Алессандрина, чтобы снова увидеть Маргариту, убедиться в том, что слова, произнесенные сгоряча, не были сказаны всерьез. Но он достаточно давно знал Джулио, чтобы понять: сейчас того беспокоит что-то важное, и дело вовсе не в том, что день выдался тяжелым. Рафаэль почувствовал, как на сердце сомкнулись холодные пальцы страха.

– Хорошо, – произнес он, отказываясь думать о плохом. – Если у тебя есть что мне сказать, я надеюсь, что ты не промолчишь.

– Вы всегда можете на это рассчитывать, учитель.

– Тогда поедем за синьорой Луги. Нам пора на свадьбу!


– Ну что? Ты разрешил наше затруднение?

Кардинал стоял позади Агостино, который восторженно рассматривал свой свадебный костюм, вертясь перед большим зеркалом в золоченой раме. Киджи сначала скосил глаза на отражение Биббиены, потом развернулся, чтобы посмотреть ему в лицо. Они находились в гардеробной на втором этаже виллы Киджи. Сквозь открытые окна задувал холодный ветер. За тяжелой дубовой дверью суетилась прислуга, священнослужители, члены семьи и гости. Все готовились к церемонии, которая должна была начаться менее чем через час.

– Да, – ответил он, но в его срывающемся голосе звучало сомнение. – Только… Все-таки, Бернардо, кажется, Рафаэль на самом деле любит эту девицу.

Моя племянница тоже любила его, только теперь ее сердце разбито, подумал Биббиена, почувствовав, как у него все сжимается в груди. Он решил не произносить эту мысль вслух.

– Не забывай, Бернардо, я тоже полюбил простолюдинку. Разумеется, та, на которой я сегодня женюсь, не сразу была признана подходящей парой для человека моего круга.

– Ты сам прекрасно знаешь, Агостино, что это совсем другое дело. Рафаэль служит Его Святейшеству, который больше всего на свете желает оставить о себе память и тем самым обрести бессмертие. Это ему может дать только Рафаэль. Поэтому ты пользуешься свободой, которой не дано Санти. Так что в подобных обстоятельствах иного выхода нет, – заверил его Биббиена, сжав холодными костлявыми пальцами широкое, утопающее в шелку плечо Киджи.

– А что, если наш замысел раскроется?

– Папа считает его плодом собственного разума. Для нас обоих хорошо, что Его Святейшество так основательно в этом замешан.

– Надеюсь, то, что мы сделали, пойдет ему на пользу, – заметил Киджи и пожал плечами. – И мы сможем вернуть Рафаэля к мольберту, чтобы он работал столько, сколько мы от него хотим.

– Прошу тебя, Агостино, не надо все это воспринимать так мрачно! – И кардинал улыбнулся тонкой угрожающей улыбкой. – Ты же знаешь Рафаэля. Теперь, когда дело сделано, неужели ты думаешь, что пройдет много времени, прежде чем он сам начнет вспоминать о булочнице как о приятном приключении?


Рафаэль опаздывал на свадьбу Киджи. Он уже пропустил венчание, слишком поздно прибыв с Джулио в Трастевере за Маргаритой. Он захотел поехать туда лично, а не посылать за ней, чтобы прошептать слова раскаяния и избежать недоразумений после спора. Однако когда они с Джулио приехали к Луги, Маргариты там не было. Франческо ее не видел и был удивлен появлением Рафаэля. Не видела ее и Легация.

– А я решил, что она с вами, – осторожно сказал Донато. – Этот художник, Себастьяно, отвез ее домой. Ей стало нехорошо, а тут, на счастье, появился он. Мы возвращались из садов Ватикана. Она захотела снова повидать слона.

– Что случилось? Она заболела?

– Просто устала, синьор, и была расстроена. Не больна. – Донато не мог ему рассказать о том, что произошло на площади перед церковью.

– Тогда какого черта ты позволил Себастьяно везти ее домой?

Донато наклонил голову и замолчал.

– Он был на лошади, синьор, а мы шли пешком. И как я мог отвергнуть предложение знатного человека? Он бы принял это за оскорбление.

В глазах Рафаэля росла паника, он переводил взгляд с одного на другого. Мастер пытался гнать мысли о плохом, но понимал, что случилось страшное.

Рафаэль бросился во дворец Киджи, бегом пронесся мимо невозмутимых охранников и взлетел по каменным ступеням. Джулио, с трудом переводя дыхание, бежал за ним по пятам. Сердце Рафаэля замирало от ужаса, он не видел и не понимал никого и ничего, кроме того, что должен найти Маргариту. Кто-нибудь из тех, кто находится здесь, непременно видел ее или Себастьяно. Этому должно быть какое-то объяснение! Почему из всех мужчин Рима именно Себастьяно появился возле Маргариты, и именно сейчас?

Гости уже пировали под только что законченной фреской, которую он сам создал. Стол ломился от сверкающих серебряных блюд, полных разнообразных лакомств, и хрустальных кувшинов с вином. Только тогда Рафаэль понял, что венчание уже позади и его отсутствие при совершении обряда вряд ли хорошо отразится на отношениях с Киджи, и без того раздраженным.