Диана Хэгер - Рубин Рафаэля

Антонио почтительно поклонился.

– Благодарю покорно, синьор.

Киджи вернулся к нему и положил руку на плечо, как старому другу.

– Могу я рассчитывать, что ты станешь моими глазами и ушами в этом деле? – тихо спросил он. – И добудешь доказательства, если это и дальше будет продолжаться?

Атонио хотел сказать, что за умеренную плату согласен на такое дело, но передумал. Не стоило торговаться со вторым человеком в Риме. Если он, Антонио, проявит достаточно ума и терпения, в свое время его усилия не останутся без награды.

Все радовались весне, кроме Его Святейшества. Папу заботили постоянно растущие долги. Он был зол на своих советников, неспособных разрешить продолжительный кризис. Ограниченность в средствах и несдержанность понтифика в тратах создала гораздо больше сложностей с продажей индульгенций, чем он ожидал. Все громче слышался ропот недовольных, и это беспокоило обычно безмятежного наместника Бога на земле. Он стал подвержен резким вспышкам гнева, которые больше напоминали припадки.

Люди, хорошо его знавшие, в общении с ним ходили по лезвию бритвы. Обычно приема у понтифика искали по утрам, чтобы застать его отдохнувшим, или после обеда, дабы он, изрядно вкусивши яств земных, лишился сил злиться. Так было и с Рафаэлем, когда он явился в залу для приватных аудиенций с двумя помощниками, которые несли недавно законченный портрет Маргариты Луги в образе Мадонны.

Джованни да Удине поставил картину на подставку и снял черную бархатную завесу. Лик Пресвятой Девы открылся всем присутствующим. Столкновение света и тьмы, простые формы, мягкие контуры, новый цвет, а в центре всего – лицо. Нежное, светящееся. И глаза, от которых не спрятаться.

Восседая на троне, Лев бросил взгляд на кардинала деи Медичи, который устроился в кресле, на тисненой коже, прибитой золотыми гвоздями. Потом пристальный взгляд понтифика вновь обратился на Рафаэля. В небольшой комнате для приватных встреч воцарилось неловкое молчание.

– Довольно ли Ваше Святейшество результатом моей работы или желает, чтобы были произведены какие-либо исправления? – наконец спросил Рафаэль, прерывая опасно затянувшееся безмолвие. Папа и его кузен продолжали смотреть на картину.

Понтифик снова воззрился на родича, потом на Рафаэля.

– Это шедевр, сын мой. Настоящий шедевр, от которого дух захватывает. Только посмотрите, как Мадонна парит на облаке, – произнес он. – Божественная и в то же время земная. Мадонна и женщина, способная испытывать живые, человеческие чувства. Она… это лицо… – Он склонил голову. – Почему-то при взгляде на нее мне хочется плакать.

– Ваше Святейшество оказывает мне великую честь такой оценкой, – почтительно поклонился Рафаэль.

– А я просто очарован. – Понтифик обернулся, скосив выпуклый глаз на Рафаэля, который стоял, сцепив за спиной руки. Ради визита к Папе художник облачился в зеленый атлас. – Так это и есть та натурщица, о которой ты говорил?

– Да.

– Мне надо было больше доверять твоему чутью, Рафаэль. Ее лицо принесет утешение и мир всем молящимся в Сан-Систо.

И его, а не предшественника, будут восхвалять за то, что Мадонна туда попадет. Она станет еще одной частью его наследия.

– Молюсь о том, чтобы Ваше Святейшество оказались правы.

– Я мудрый человек, Рафаэль, и поставлен понтификом по вмешательству Божию, так что я никогда не ошибаюсь. Моими устами говорит сам Господь. А тебе полезно к ним прислушаться.

– Ваши мудрые слова для меня на вес золота, – ответил Рафаэль тоном хорошо усвоенного смирения, чтобы потрафить тщеславию великого человека.

– Приятно слышать. – Папа улыбнулся в ответ. – Тогда позволь тебе сказать кое-что. До меня дошло, что, несмотря на строгое предупреждение, ты все же позволил себе отвлечься от работы.

Рафаэль внимательно посмотрел на понтифика. Он не ожидал такого поворота событий. Последнее заявление Папы выбило его из колеи, чего, собственно, Лев и добивался. Рафаэль отчаянно искал вежливый ответ. Он уже был свидетелем гневных вспышек Его Святейшества и как-то даже стал объектом одной из них.

– Ваше Святейшество недовольно какой-то из моих работ?

– Пока нет, – ответил понтифик, привычно протягивая руку за сластями. Пухлая длань порхнула над подносом, выбрала лакомый кусочек и отправила в рот. Папа медленно жевал. Свою речь он продолжил не сразу. – Однако мы озабочены твоей неспособностью полностью сосредоточиться на том, что ты уже пообещал сделать.

Рафаэль посмотрел на кардинала, потом снова на понтифика.

– Могу я узнать, чем именно обеспокоено Ваше Святейшество?

Кардинал деи Медичи что-то зашептал на ухо могущественному родственнику, потом уставился в окно.

– Ты, кажется, опаздываешь с выполнением фрески на вилле Киджи, не так ли, сын мой?

– На пару недель, но я не обещал завершить работы над ней до конца следующего…

Деи Медичи наклонился к уху понтифика и снова зашептал, глядя прямо на Рафаэля.

– А когда должна была завершиться работа над покоями кардинала Биббиены?

– Сейчас сложное время, Ваше Святейшество, – честно признался Рафаэль. – Наблюдение за раскопками, которое возложено на меня – и это большая честь, – отнимает много времени, наряду с выполнением чертежей для нового собора Святого Петра.

Папа моргнул своими выпуклыми глазами.

– Не больше, чем отнимает твоя новая женщина!

– Я не позволяю, чтобы что-либо мешало выполнению заказов Вашего Святейшества. Я дал слово, – изрек Рафаэль, не желая участвовать в очередном споре из-за Маргариты. – Ваша следующая станца будет готова к концу месяца.

– Человек чести никогда не станет обещать того, чего не сможет выполнить.

– Ваше Святейшество, как всегда, правы, но эта работа будет выполнена в срок.

– В таком случае я считаю, что рука синьора Романо, помогающая тебе в выполнении заказов, настоящее благословение. Ведь он оказывает тебе поддержку не только в работе? Мы видели его здесь столь часто, что для всех стало очевидно: этот юноша занимает одно из важнейших мест в твоей мастерской. Способность выполнять порученное не менее важна, чем способность творить, в этом мы убедились сами.

Пытаясь угадать, какова будет очередная ловушка, устроенная этими хитрецами, Рафаэль взглянул в лицо кардиналу деи Медичи. Известно ли им, что самый талантливый из его учеников, Джулио Романо, покинул мастерскую? Со дня переезда в Рим Рафаэль ни разу не позволял себе тратить время на личную жизнь, а теперь лишь пытался уравновесить работу и отдых. И неужели из-за этого поднялась такая буря возмущения?

Папа делал исключительно прозрачные намеки, и Рафаэль почувствовал, как давят возложенные на него ожидания. Он должен был выбирать между милостями понтифика и любовью к Маргарите.

Но как бы их примирить, чтобы не лишиться ни одного, ни второго?

– Мы слышали, что в твоей жизни появилась новая женщина. Разве мы с тобой не толковали недавно об этом самым серьезным образом?

Рафаэль напрягся, но сумел совладать с собой.

– Мне кажется, мы разговаривали о моем увлечении падшими женщинами, которое осталось в прошлом. Вы тогда пожелали, чтобы я покаялся и отказался от них. Я сделал то, что вы мне велели из любви.

– Вот как, значит, любовь? Мощный зов плоти способен извратить человеческий разум, заставляя его поверить во что угодно. Разве не так, сын мой? – вопросил понтифик.

– При всем уважении к вам, Ваше Святейшество, это касается не ума, а сердца.

Понтифик доел круглое пирожное и с отсутствующим видом стряхнул крошки, усыпавшие его колени.

– А как тогда насчет племянницы кардинала, девушки, с которой ты обручен?

– Я не могу больше сохранять верность этой клятве и уже сказал ей об этом.

– И что? Неужели ты собираешься жениться на этой… женщине, которая позирует тебе, когда свободна от работы в семейной пекарне в Трастевере?

– Вы знаете о синьорине Луги?

– О ней знает весь Рим, сын мой. Я слышал, эта новость наделала много шуму.

Рафаэль кивнул в знак согласия.

– Больше всего я хочу на ней жениться, Ваше Святейшество, и тем самым положить конец сплетням и слухам.

Задумавшись, Папа теребил пухлый подбородок. В комнате установилась тишина.

– Абсолютно невозможно, – наконец провозгласил Его Святейшество. – Этому не бывать.

– Могу я спросить почему?

– По многим причинам. Во-первых, мы не знаем ни одного известного художника, кроме тебя, кто бы всерьез задумывался об отношениях с женщиной, выходящих за рамки временной любовной связи. Ни Микеланджело Буонарроти, ни Леонардо да Винчи в этом замечены не были. Для таких людей, как ты, единственной истинной страстью может быть только работа. Конечно, если они хотят достичь успеха. Это самая главная причина.

Рафаэлю хотелось ответить, что оба упомянутых художника известны своим пристрастием к некоторым запретным радостям плоти, как Содома, и брак не привлекает их по этой самой причине. Множество миловидных юнцов населяло залы и потайные покои Ватикана, но об этом он не посмел бы сказать никогда.

– В чем состоят другие причины?

– В кардинале Биббиене. Он не позволит тебе позорить его племянницу и честь его фамилии, учитывая, что ты помолвлен с Марией уже несколько лет. Кардинал и так в ярости из-за слухов о твоей женщине, тем более что она низкого рода.

– Если мне будет позволено на ней жениться, разговоры прекратятся.

– Это даже не обсуждается! Нет. И хватит об этом. Больше ни слова!

Рафаэль видел, что понтифик рассердился. Обычно красное лицо его побагровело. Но мастер не мог так легко сдаться. Он никогда в жизни еще не хотел жениться или хотя бы провести рядом с кем-то остаток жизни. Так было до встречи с Маргаритой. Он предпочитал пойти против воли властителей Рима: Агостино Киджи, кардинала Биббиены и даже самого Папы, но не терять своей любви.