В конце концов я сдался и отправился с ним на озеро. Небо уже начинало меняться. На горизонте нависли штормовые облака. Я обратил его внимание на это, но брат рассмеялся и сказал, что я пытаюсь найти еще один предлог для отказа. Мы начали свое плавание. Я не был в этом деле таким уж новичком, каким притворялся, и мне не нравилось, когда мой младший брат указывал мне, что делать, распоряжался, как каким-нибудь рабом на галерах.

В этот день, мне казалось, он был особенно заносчив. Как мне ненавистна была его самонадеянность! Почему он, в отличие от меня, был так в себе уверен? Почему так раскованно себя держал в присутствии женщин, особенно Дафны.

Тучи сгущались, быстро разрастались, темнели, ветер усиливался. Нашу шлюпку бросало на волнах все сильнее и сильнее. Но на все мои просьбы повернуть к берегу Жан отвечал смехом и издевками по поводу моей трусости.

«Именно в таких ситуациях и проверяется мужество, – заявил он. – Мы вступили в поединок с самой Природой». Я умолял его быть более благоразумным, но его бесила моя рассудительность. «Женщины не любят, когда мужчины слишком здраво мыслят, слишком благоразумны и логичны, Пьер, – сказал он, – их порой прельщает чувство опасности, риска. Если хочешь завоевать Дафну, пригласи ее сюда в такой же день и дай повизжать, когда брызги ударят в лицо, а шлюпка будет клониться и раскачиваться, как сейчас!» – воскликнул Жан.

Но шторм усилился больше, чем он предполагал. Я был зол на него за то, что по его вине мы попали в такую передрягу. Я был зол и ревновал, и во время нашей борьбы со штормом, когда Жан сражался с парусом… – Отец вздохнул, закрыл глаза и почти прошептал: – Отпустил кливер, и он ударил его по голове. Это не было случайностью, – признался отец и опустил голову на руки.

– О папа! – Я потянулась и взяла его за руку, тогда он разрыдался. – Я уверена, что ты не хотел так сильно покалечить его. Я знаю, что ты пожалел об этом в тот же момент.

– Да, – подтвердил отец и поднял лицо с ладоней. – Я пожалел, но это не изменило дела, и видишь, где он теперь и что собой представляет, – проговорил он, беря в руку одну из оправленных в серебро фотографий. – Мой красавец брат!

Слезы мешали ему разглядывать снимок. Потом он вздохнул так глубоко, что я подумала, его сердце может не выдержать, и опустил подбородок на грудь.

– Он все еще твой брат, все еще красавец, папа. И я думаю, он сможет достаточно поправиться, чтобы покинуть это заведение. Я действительно так считаю. Когда я разговаривала с ним и рассказывала о делах, я чувствовала, что он на самом деле понимает меня.

– Правда? – Глаза отца оживились, когда он вновь поднял голову. – О, как бы я хотел, чтобы это действительно было так. Я бы отдал теперь все, все что угодно… все мое состояние, если бы это было правдой.

– Это правда, папа. Ты должен почаще к нему ездить. Может, потребуется лучшее лечение, другой доктор, другая лечебница, – предложила я. – В этой, кажется, заботятся только о его комфорте и поступлении твоих денег, – с горечью сказала я.

– Да. Возможно.

Отец помолчал, посмотрел на меня и улыбнулся:

– Ты – очаровательная молодая леди, Руби. Если я и поверю в мое прощение, то только благодаря тебе, ты послана сюда ко мне по указанию свыше. Я не заслуживаю тебя.

– Меня ведь тоже чуть не засадили в эту лечебницу, папа, – сказала я, возвращаясь к первоначальной теме.

– Да. Расскажи мне об этом подробнее.

Я описала, как Дафна при помощи обмана уговорила сопровождать ее в лечебницу, и все, что последовало за этим. Отец внимательно слушал, расстраиваясь все больше и больше.

– Ты должен взять себя в руки, папа, – сказала я. – Она только что заявила мне, что, возможно, поместит и тебя туда же. Не дай ей сделать с тобой что-нибудь подобное. И со мной, и с Жизель.

– Да, – согласился папа. – Ты права. Я слишком погряз в жалости к себе и позволил делам выскользнуть из рук.

– Нам нужно покончить со всей этой ложью, папа. Мы должны выбросить ложь из нашей лодки. Ложь топит нас, – уговаривала я. Отец кивнул, я поднялась. – Жизель должна узнать правду, папа. Правду о ее рождении. Пусть и Дафна примет правду. Пусть станет нашей матерью по поступкам. Надо разрушить гору лжи.

Папа вздохнул.

– Ты права. – Он поднялся, зачесал назад волосы и поправил галстук, подтянув узел. Потом аккуратно заправил сорочку в брюки. – Я спущусь вниз и поговорю с Дафной. Она больше не сделает с тобой ничего подобного. Я обещаю, Руби.

– А я пойду к Жизель и расскажу ей всё, но она не поверит мне, папа. Тебе придется самому подняться к ней и поговорить с моей сестрой, – попросила я его. Отец кивнул.

– Хорошо. – Он поцеловал меня и на мгновение прижал к себе. – Габриэль очень бы гордилась тобой, очень бы гордилась.

Он выпрямился, расправил плечи и вышел. Я некоторое время глядела на фотографии дяди Жана, а потом пошла к сестре, чтобы рассказать ей о ее настоящей матери.


– Где ты была? – требовательно спросила Жизель. – Мама вернулась домой много часов назад. Я все время спрашивала о тебе, и все мне отвечали, что тебя здесь нет. Затем явилась мать и сказала, что ты убежала. Я знала, что ты скоро вернешься, – убежденно добавила она. – Куда бы ты пошла? Обратно на протоку к этим грязным болотным людям?

Я ничего не ответила, и ее самодовольная улыбка потихоньку испарилась.

– Почему ты там стоишь? Где ты была? – воскликнула она. – Ты мне была нужна. Эта медсестра просто невыносима.

– Мать солгала тебе, Жизель, – спокойно ответила я.

– Солгала?

Я подошла к кровати и опустилась на нее лицом к сестре, сидящей в инвалидной коляске.

– Я не убегала. Разве ты не помнишь? Мы отправились в лечебницу якобы навестить дядю Жана, только…

– Только что?

– У Дафны были другие намерения. Она отвезла меня туда, чтобы оставить в лечебнице как пациента, – сказала я. – Меня обманули и заперли, как человека с психическими нарушениями.

– Тебя заперли? – Ее глаза широко раскрылись.

– Но один молодой человек помог мне убежать. Я уже рассказала папе, что сделала Дафна.

Жизель с недоверием покачала головой.

– Не могу поверить, что она способна на такое.

– А я могу, – быстро ответила я. – Потому что на самом деле она – не наша мать.

– Что? – Жизель начала улыбаться, но я остановила возражения и взяла ее руку в свою, чтобы привлечь полное внимание сестры.

– Ты и я, мы были рождены на протоке, Жизель. Много лет назад папа часто ездил туда на охоту с нашим дедушкой Дюма. Папа встретил там и полюбил нашу настоящую мать – Габриэль Ландри, и она от него забеременела. Дедушка Дюма мечтал о внуках, но Дафна не могла иметь детей, поэтому он и вступил в сделку с другим нашим дедом, Джеком, чтобы выкупить ребенка. Только нас родилось двое. Бабушка скрыла меня, и дедушка Джек передал тебя семье Дюма.

Некоторое время Жизель ничего не говорила, а потом отняла у меня свою руку.

– Ты сумасшедшая, – выпалила она, – если думаешь, что я поверю в такую историю.

– Это правда, – спокойно сказала я. – История о моем похищении была выдумана, уже когда я появилась здесь, чтобы люди продолжали считать Дафну нашей матерью.

Жизель придвинулась в коляске ко мне и покачала головой.

– Я не кайенка. Нет, – заявила она.

– Кайен, креол, богатый, бедный – это не имеет значения, Жизель. Значение имеет только истина. Пора тебе узнать ее и продолжать жить дальше с ней, – холодно проговорила я. Теперь я почувствовала себя очень усталой, тяжелый груз самого насыщенного и трудного дня в моей жизни давил на мои плечи. – Я никогда не видела нашей матери, потому что она умерла после нашего рождения, но из того, что мне рассказала бабушка Катрин, и того, что говорил мне папа, я знаю, как бы нежно мы ее любили. Она была очень красивой.

Жизель упорно качала головой, но моя спокойная откровенность начала проникать в ее сознание. Ее губы задрожали, и я заметила, что глаза сестры начали затуманиваться.

– Подожди, – попросила я и открыла смежную дверь, отыскала в ночном столике снимок матери и принесла его Жизель. – Ее звали Габриэль, – сказала я, протягивая сестре фотографию. Жизель быстро взглянула на снимок и отвернулась.

– Не хочу смотреть на какую-то кайенку, о которой ты говоришь, что она наша мать.

– Но это так. И более того… у нее был еще ребенок… У нас есть сводный брат… Поль.

– Ты сумасшедшая. Ты действительно сумасшедшая. Твое место и правда в той лечебнице. Позови папу. Мне нужен папа! Папа! Папа! – завизжала она. Миссис Уоррен прибежала из своей комнаты.

– Что еще случилось? – рявкнула она.

– Мне нужен отец. Приведите отца.

– Я не горничная. Я…

– ПРИВЕДИТЕ ЕГО! – заорала Жизель. Ее лицо сделалось при этом красным, как свекла. Миссис Уоррен взглянула на меня.

– Я приведу его, – сказала я и оставила Жизель с медсестрой, уговаривающей ее успокоиться.

Папа и Дафна были внизу, в гостиной. Дафна сидела на диване и казалась на удивление притихшей. Папа стоял перед ней, положа руки на бедра, и выглядел значительно окрепшим. Я взглянула на него, а потом на Дафну, и та виновато отвела от меня глаза.

– Я рассказала Жизель всю правду, – сказала я.

– Ну что, ты теперь доволен? – стрельнула Дафна глазами в отца. – Я тебя предупреждала, что она в конце концов разрушит хрупкие узы этой семьи. Я тебя предупреждала.

– Я сам хотел рассказать все Жизель, – проговорил отец.

– Что?

– Настало время всем нам узнать правду, как бы болезненна она ни была, Дафна. Руби права. Мы не можем продолжать жить во лжи. То, что ты сделала с Руби, ужасно. Но то, что сделал с ней я, – еще ужасней. Я ни в коем случае не должен был вынуждать лгать и ее.