Жизель на какое-то время уставилась на нее, а затем обернулась ко мне.
– Руби, передай мне мое зеркальце, – проговорила она. – Я хочу уложить волосы. Уверена, ребята придут навестить меня, как только узнают, что я дома.
– Возьми его сама, – рявкнула миссис Уоррен. – Просто подкати кресло и возьми.
– Руби подаст мне его, – возразила Жизель. – Правда, Руби? – Она уставилась на меня стальными глазами.
Я пошла за зеркальцем.
– Ты этим не помогаешь сестре, – предупредила меня миссис Уоррен.
– Я знаю, – ответила я. Но тем не менее подала Жизель зеркальце.
– Она превратит всех вас в своих рабов. Предупреждаю.
– Руби не имеет ничего против того, чтобы быть моим рабом. Мы сестры, ведь так, Руби? – проговорила Жизель. – Скажи ей, – распорядилась она.
– Я не возражаю, – повторила я за сестрой.
– Зато я возражаю. Теперь уйди отсюда, пока я буду заниматься с Жизель, – рявкнула медсестра на меня.
– Я сама скажу Руби, когда уходить, а когда нет, – огрызнулась Жизель. – Руби, останься.
– Но, Жизель, если миссис Уоррен считает, что мне лучше уйти, я пойду.
Жизель сложила руки и поглядывала на меня сощуренными глазами.
– Не смей двигаться с места, – приказала она.
– Послушайте… – начала миссис Уоррен.
– Прекрасно, – перебила ее Жизель, улыбаясь. – Теперь можешь идти, Руби. И, пожалуйста, позвони Бо и скажи, что я жду его через час.
– Скажи – через два часа, – посоветовала миссис Уоррен. Я кивнула и вышла.
В этом смысле я была согласна с Дафной – жизнь с Жизель-инвалидом стала значительно более сложной и беспокойной. Несчастный случай, ее ужасные увечья и их последствия никак не изменили мою сестру. Совершенно как и раньше, она полагала, что ей дозволено все, и теперь даже больше, чем раньше. Я поняла, что ни в коем случае не должна была открывать ей душу. Она просто воспользовалась моим откровением, чтобы сделать меня своим рабом.
Если у меня и были надежды, что нынешнее ее состояние отразится на ее отношении к молодым людям, то мне пришлось с ними распроститься, как только я увидела, как она реагировала на появление Бо и нескольких его приятелей. Как какая-то повелительница, слишком божественная, чтобы позволить своим ногам касаться земли, она настаивала, чтобы Бо переносил ее из комнаты в комнату, с места на место, а не возил в кресле. Она собрала вокруг себя молодых людей и попросила Тэда Ламберта массировать ей ноги, пока жаловалась на миссис Уоррен и ужасные мучения, через которые должна пройти по нашей милости.
– Клянусь, – заявила она, – если вы, мальчики, не будете посещать меня ежедневно, я просто по-настоящему сойду с ума. Так как? Обещаете? – спросила она, хлопая ресницами.
Конечно, они обещали. Пока они были рядом с ней, ей особенно нравилось отдавать мне приказания одно за другим – то подать ей стакан воды, то подложить подушку под спину. И при этом она обращалась ко мне так резко, будто я действительно была ее рабом.
После, когда Бо отнес ее обратно наверх, в ее комнату, и каждому отдельно она пожелала спокойной ночи поцелуем, у Бо и у меня появилась возможность побыть вдвоем.
– Я вижу, что особенно трудно придется именно тебе, – проговорил Бо.
– Неважно.
– Она не заслуживает тебя, – тихо сказал он и наклонился, чтобы поцеловать меня, желая спокойной ночи.
Как раз в этот момент мы услышали приближающиеся к нам по коридору цокающие шаги Дафны. Мачеха выступила из темноты, но ее яростные глаза все еще были спрятаны тенью. Она остановилась в нескольких футах от нас, сложила руки под грудью и злобно уставилась на Бо и на меня.
– Я хочу немедленно поговорить с тобой, Руби, – заявила она. – Бо, тебе лучше уйти.
– Уйти?
– Немедленно. – Ее голос щелкал, как пастуший кнут.
– Что-нибудь случилось? – тихо спросил он.
– Я поговорю об этом с твоими родителями, – сказала она. Бо посмотрел на меня, а затем быстро вышел к ожидающим его приятелям.
– Что случилось? – спросила я Дафну.
– Следуй за мной, – приказала она, развернулась и зашагала обратно по коридору. Я потащилась за ней, мое сердце колотилось от предчувствия. Дафна задержалась у дверей студии и повернулась ко мне.
– Если бы Бо не оставил Жизель ради тебя, она бы никогда не оказалась в той машине с Мартином, – заявила она. – С чего это он вдруг оставил образованную молодую креолку ради необученной кайенки? Я думала об этом. И вчера вечером меня осенило. Это было как божественное озарение. И точно – мои подозрения подтвердились. – Дафна распахнула дверь студии. – Входи.
– Почему я должна это делать? – спросила я, но все-таки вошла. Дафна злобно смотрела на меня минуту-другую, а потом прошла следом за мной в студию и направилась прямо к моему мольберту. Там она отбросила несколько моих последних рисунков, пока не дошла до эскиза обнаженного Бо. У меня перехватило дыхание.
– Этот рисунок слишком хорош, чтобы он мог быть сделан только на основе твоего испорченного воображения, – заявила Дафна. – Не так ли? Не лги, – быстро добавила она.
Я глубоко вздохнула.
– Я никогда не лгала тебе, Дафна, – проговорила я, – и не солгу сейчас.
– Он позировал?
– Да, – призналась я. Мачеха кивнула. – Но…
– Убирайся отсюда. И чтобы ноги твоей не было в этой студии. Дверь будет закрыта на ключ всегда, я об этом позабочусь. Иди.
Я повернулась и поспешила прочь. Кто был настоящим страдальцем в этом доме, Жизель или я?
Глава 20
Птица в золоченой клетке
С тех пор как произошла эта ужасная автомобильная катастрофа, папа стал совершенно безразличным к окружающему его миру, как человек, потерявший желание жить. Плечи его опустились, на лицо легла тень, глаза потускнели. Он мало ел, становился все бледнее и бледнее, меньше заботился о своем внешнем виде и чаще сидел в комнате дяди Жана.
Дафна, как всегда, была критична и резка. Вместо того чтобы проявить к мужу сострадание, понять его, она жаловалась на свои новые заботы и утверждала, что он только прибавляет ей проблем. Меньше всего она думала о нем самом и о его страданиях.
Поэтому меня не удивило, что она немедленно кинулась ему сообщить о том, что обнаружила в художественной студии его дочери и что это означало. Мне было больше жаль его, чем себя, потому что я знала, как это подействует на его и без того травмированную психику. Измученный тем, что считал божественным возмездием за какие-то прошлые грехи, он воспринял разоблачения Дафны как осужденный, услышавший, что его последнее прошение о помиловании отклонено. Он не возражал против ее решения закрыть художественную студию и прекратить мои частные уроки, не высказал ни слова протеста, когда она приговорила меня фактически к домашнему аресту.
Само собой разумеется, я не должна была видеться и разговаривать с Бо, мне запрещалось пользоваться телефоном. Каждый день я должна была возвращаться домой сразу же после школьных занятий и либо помогать миссис Уоррен обслуживать Жизель, либо делать домашнее задание. Чтобы укрепить свою жесткую власть надо мной и папой, Дафна призвала меня в кабинет и устроила мне перекрестный допрос в его присутствии, только чтобы доказать ему, что, вне всякого сомнения, я оказалась именно такой плохой, как она и предсказывала.
– Ты вела себя как маленькая распутница, – заявила она, – даже свои художественные способности использовала ради свободных сексуальных отношений. И это в моем доме!
И самое страшное то, что ты развратила сына одной из наиболее высокоуважаемых креольских семей в Новом Орлеане. Они вне себя от горя по этому поводу.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание? – спросила она как какой-нибудь судья в верховном суде.
Я подняла глаза и взглянула на папу, он сидел со сложенными на коленях руками и остекленевшим взглядом. Он находился в таком состоянии, что мне не было смысла говорить что-либо. Я не думала, что он услышит или поймет хоть слово из того, что я скажу, а Дафна наверняка принизит и уничтожит все аргументы в мое оправдание. Я покачала головой и снова опустила глаза.
– Тогда отправляйся в свою комнату и непременно точно выполняй то, что я тебе сказала, – распорядилась Дафна, и я ушла.
Бо был тоже наказан. Его родители отобрали у него автомобиль и запретили месяц бывать в обществе. Когда я встретила его в школе, он выглядел сломленным и подавленным. Его друзья узнали, что у него неприятности, но подробности им не были известны.
– Прости, – сказал Бо. – Это я виноват. И тебя и себя сунул в кипящий котел.
– Я сделала то, что хотела сделать, Бо, и мы ведь нравимся друг другу, ведь так?
– Да. Но я мало что могу сделать теперь. По крайней мере, пока все не успокоится, если успокоится вообще. Я никогда не видел отца до такой степени взбешенным, Дафна действительно растравила его. И, естественно, главную вину она возложила на тебя… – проговорил он и поспешно добавил: – Несправедливо. Но мой отец тоже думает, что ты ужасная соблазнительница. Он назвал тебя femme fatale,[22] что бы это ни значило. – Бо нервно огляделся. – Если он только узнает, что я разговаривал с тобой…
– Я понимаю, – печально сказала я и описала ему мои наказания. Бо вновь извинился и поспешил прочь.
Жизель была просто в восторге. Когда я увиделась с ней после того, как Дафна рассказала ей подробности, она была в прекрасном настроении – жизнерадостна и восторженна. Даже миссис Уоррен заявила, что Жизель была бодрой и энергичной и выполняла без жалоб все процедуры.
– Я попросила маму показать мне этот рисунок, но она сказала, что уже уничтожила его. Садись вот здесь и рассказывай все подробности, – приказала она. – Как ты ухитрилась уговорить его снять одежду? В каком положении он позировал? Ты что, нарисовала… все?
"Руби" отзывы
Отзывы читателей о книге "Руби". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Руби" друзьям в соцсетях.