Мы проехали на трамвае, сошли с него и автобусом добрались до захудалой части города, где я никогда не была. Здания больше походили на лачуги, чернокожие дети, слишком маленькие для того, чтобы ходить в школу, играли в покрытых рытвинами пустых дворах. Развалившиеся и готовые к этому машины стояли вдоль улиц. Тротуары были грязными, канавы забиты жестяными банками, бутылками и скомканной бумагой. То тут, то там одинокие платаны и магнолии, видимо, прилагали все усилия, чтобы выжить в злополучной местности. Мне казалось, что даже само солнце с отвращением светило в таком месте. Как бы ни был ярок день, все здесь представлялось тусклым, покрытым ржавчиной, вылинявшим.

Нина быстро вела меня по тротуару, пока мы не добрались до лачуги, не лучше и не хуже любого другого здешнего дома. На всех окнах были опущены темные шторы, ступени, тротуар и даже парадная дверь были выщерблены и потрескались. Над парадным висело ожерелье из костей и перьев.

– Королева живет здесь? – спросила я, пораженная увиденным. Я ожидала увидеть здание иного рода.

– Вне всякого сомнения, – подтвердила Нина. Мы прошли по узкой дорожке к парадной двери, и Нина повернула звонок.

Через некоторое время очень старая чернокожая женщина, беззубая и с такими редкими волосами, что я могла рассмотреть форму и цвет ее черепа, открыла дверь и выглянула наружу. На ней было надето что-то, показавшееся мне мешком из-под картошки. Сгорбленная, с плечами, вывернутыми как-то вовнутрь, она подняла глаза, чтобы посмотреть на Нину и на меня. Не думаю, что старуха была выше четырех футов. На ее ногах были замызганные мужские туфли без шнурков, надетые на босу ногу.

– Нужно видеть Маму Диди, – сказала Нина. Старая леди кивнула и шагнула в сторону, чтобы мы могли войти в маленький дом.

Стены потрескались и осыпались, пол выглядел так, будто когда-то он был застелен ковровым покрытием, которое только недавно содрали. Тут и там его остатки были приклеены или прибиты к планкам. Запах чего-то очень сладкого плыл из глубины дома. Старуха жестом указала на комнату слева. Нина взяла меня за руку, и мы вошли.

Освещением служили полдюжины больших свечей. Комната напоминала склад – так она была забита амулетами, костями, куклами, пучками перьев, волосами и змеиной кожей. Одна стена сверху донизу была увешана полками, где стояли банки с порошками, а коробки со свечами разного цвета лежали на полу у дальней стены.

Посреди всего этого хаоса стояли небольшой диванчик и два продранных кресла, из сиденья одного из них торчали пружины. Между диванчиком и креслами находился деревянный ящик. На нем со всех сторон были нанесены золотые и серебряные изображения.

– Сядьте, – скомандовала старушка.

Нина кивнула в сторону кресла слева, и я направилась к нему. Сама же она села в другое.

– Нина… – начала я.

– Шш-ш, – прошептала она, – просто жди.

Через мгновение откуда-то из глубины дома послышался звук барабана. Это был низкий, размеренный бой. Я ничего не могла с собой поделать, начала нервничать и бояться. Почему я дала себя уговорить пойти сюда?

Внезапно одеяло, завешивающее дверь перед нами, отодвинулось, и появилась значительно более молодая чернокожая женщина. У нее были длинные шелковистые черные волосы, собранные вокруг головы в толстые пряди, похожие на веревки, а сверху был надет красный тюрбан с семью узлами, все концы которых торчали прямо вверх. Женщина была высокой, черный халат, надетый на ней, ниспадал вниз, к ее босым ногам. Мне показалось, что лицо у нее хорошенькое – худое, с высокими скулами и красиво очерченным ртом, но когда она повернулась ко мне, я задрожала. Глаза ее были серыми как гранит.

Женщина была слепой.

– Мама Диди, я пришла за большой помощью, – сказала Нина. Мама Диди кивнула и вошла в комнату, двигаясь так, будто все видела. Быстро и изящно она присела на диванчик, сложила руки на коленях и замерла в ожидании; ее казавшиеся мертвыми глаза повернулись ко мне. Я не шелохнулась и едва дышала.

– Рассказывай, сестра, – сказала женщина.

– Вот эта молодая девушка, у нее есть сестра-близнец, очень ревнивая и жестокая, делает ей разные нехорошие веши, доставляет ей много страданий и горя.

– Дай мне твою руку, – обратилась Мама Диди ко мне и протянула свою. Я посмотрела на Нину, та кивнула. Неуверенно я положила свою ладонь на руку Мамы Диди. Женщина крепко сжала пальцы вокруг моего запястья. Ее пальцы были горячими.

– Твоя сестра, – начала Мама Диди, – ты знакома с ней не так давно, и она с тобой тоже?

– Да. Это так, – подтвердила я с удивлением.

– И твоя мать, она не может помочь тебе никак?

– Нет.

– Она есть умершая и ушедшая на другую сторону, – говорила она, кивая, а затем выпустила мою руку и повернулась к Нине.

– Papa La Bas, он грызет сердце ее сестры, – сказала Нина. – Делает ее полной ненависти, ужас какой злой. Но мы должны защитить эту детку, Мама. Она верует. Ее Grandmere была знахаркой на протоке.

Мама Диди кивнула и вновь протянула руку, но на сей раз ладонью вверх. Нина сунула руку в карман и извлекла серебряный доллар. Она положила его на ладонь Мамы Диди. Королева вуду сжала ладонь и повернулась к двери, где стояла старушка. Та подошла, взяла монету и опустила в карман своего платья из мешковины.

– Зажгите две желтые свечи, – распорядилась Мама. Старуха прошла к картонным коробкам, вынула свечи, поставила их в подсвечники и зажгла. Я подумала, что, может быть, это конец нашего визита, но внезапно Мама Диди протянула руку и взялась за разукрашенный ящик. Она осторожно подняла его и поставила рядом с собой на диванчик. Нина казалась очень довольной. Я стала ждать. Мама Диди сосредоточилась и запустила руки в ящик.

Когда она их вынула, я чуть не упала в обморок: женщина держала молодого питона. Казалось, что он спал, еле двигался, его глаза были двумя маленькими щелочками. Я заглотила воздух, чтобы не взвизгнуть, когда Мама Диди поднесла змею к своему лицу. Мгновенно язык змеи вырвался наружу и лизнул щеку женщины. Сразу после этого Мама Диди возвратила питона в ящик и вновь закрыла крышку.

– От змеи Мама Диди обретает силу и видение, – прошептала Нина. – Старая легенда гласит, что первый мужчина и первая женщина вступили в мир слепыми и именно змий дал им зрение.

– Как зовут твою сестру, дитя? – спросила Мама Диди. Мой язык затвердел. Я боялась произнести имя, теперь уже боялась, что может случиться что-то ужасное.

– Имя должно быть названо тобой, – подсказала Нина. Назови Маме Диди это имя.

– Жизель, – сказала я. – Но…

– Eh Eh bomba hen hen! – начала монотонно бормотать королева вуду. Во время бормотания ее тело раскачивалось и извивалось, выворачивалось под бой барабана и в соответствии с ритмом ее собственного голоса.

– Canga bafiete. Danga moune de te. Canga do ki li Gisselle! – закончила она криком.

Мое сердце стучало так сильно, что мне пришлось прижать руку к груди. Мама Диди вновь повернулась к Нине. Та вновь запустила руку в карман и извлекла – я узнала этот предмет – ленту для волос, принадлежащую Жизель. Вот почему Нина ходила наверх перед тем, как мы покинули дом. Я хотела протянуть руку и помешать ей, прежде чем она передаст ленту в руки Мамы Диди, но опоздала. Королева вуду крепко сжимала кусочек материи.

– Подождите, – крикнула я, но Мама Диди открыла ящик и бросила ленту туда.

Потом она опять начала извиваться и причитать новые заклинания:

– L'appe vini, Le Grand Zombie. L'appe vini, pou fe gris-gris.

– Он идет, – переводила Нина. – Великий Зомби, он идет, чтобы сотворить гри-гри.

Мама Диди внезапно остановилась и испустила пронзительный визг, который заставил мое сердце на мгновение замереть. Мне показалось, что оно поднялось к самому горлу. Я не могла сделать глоток. Я едва дышала. Мама Диди замерла, а потом упала на диванчик, уронив голову набок и закрыв глаза. Какое-то мгновение никто не шевелился и не произносил ни слова. Потом Нина дотронулась до моего колена и кивнула в сторону двери. Я быстро поднялась. Старуха пошла вперед и открыла нам дверь.

– Поблагодари Маму, пожалуйста, Grandmere, – сказала Нина. Старушка кивнула, мы ушли.

Мое сердце не переставало скакать в груди, пока мы не добрались до дому. Нина была уверена, что теперь все будет в порядке. Я же не могла представить себе, чего следует ожидать. Но когда Жизель вернулась из школы, она нисколько не изменилась. И даже накричала на меня за то, что я убежала из школы, обвинив во всем случившемся.

– Из-за того, что ты убежала, Бо подрался с Билли, и их обоих отвели к директору, – сказала она, останавливаясь у двери моей комнаты. – Родители Бо должны прийти в школу, и только после этого ему будет разрешено посещать занятия.

Все теперь думают, что ты сошла с ума. Это была просто шутка. Но меня тоже вызвали к директору, и он намерен нанести визит папе и маме. Все благодаря тебе. Теперь у нас обеих неприятности.

Я медленно повернулась к ней, мое сердце было полно гнева. Мне казалось, что я не смогу говорить без крика. Но была поражена и напугана сдержанностью своего голоса:

– Мне очень жаль, что Бо подрался и у него проблемы из-за того, что он пытался защитить меня. Но я совсем не жалею, что досталось тебе.

Это правда, что я жила в мире, который считается довольно отсталым по сравнению с тем, в котором жила ты, Жизель. И правда также то, что там люди более простые и там происходят вещи, которые горожане сочтут ужасными, грубыми и даже аморальными.

– Но те жестокости, которые ты проделала со мной и позволила сделать другим, превращает все, что я видела на протоке, в детскую забаву. Я думала, мы сможем быть сестрами, настоящими сестрами, которые доверяют друг другу и заботятся друг о друге, но ты решила вредить мне любыми путями, какими только сможешь, – сказала я. И слезы покатились по моим щекам, несмотря на все мои усилия сдержаться и не плакать в ее присутствии.