– Я стараюсь приобрести для тебя вещи, которые похожи на вещи Жизель, но все же отличаются от них, чтобы подчеркнуть некоторую разницу между тобой и твоей сестрой-близнецом. Конечно, было бы приятно иметь некоторые одинаковые наряды, но не думаю, что Жизель это понравится.

Значит, Жизель имела свое мнение, когда дело касалось ее собственного гардероба. К такому выводу я пришла. Сколько пройдет времени, прежде чем такое особое мнение будет позволено и мне?

Я никогда не думала, что хождение по магазинам, особенно такой поход, когда все приобреталось для меня, может оказаться таким изнурительным; но когда мы наконец вышли из последнего универмага, в котором Дафна купила мне дюжину пар нижнего белья, комбинации и несколько бюстгальтеров, я была счастлива услышать от нее, что поход на сегодня закончен.

– Время от времени я сама буду подкупать тебе разные вещи, – обещала она. Я оглянулась на кучу пакетов на заднем сиденье автомобиля. Груда была такой высокой и плотной, что через заднее стекло невозможно было ничего увидеть. Я не могла представить себе, какова была общая стоимость покупок, но была уверена, что она потрясла бы бабушку Катрин. Дафна заметила, что я качаю головой.

– Надеюсь, ты счастлива от всего этого, – сказала женщина.

– О да, – ответила я. – Я чувствую себя… как принцесса.

Дама подняла брови и посмотрела на меня с легкой натянутой улыбкой.

– Ну да, ты маленькая принцесса своего папы, Руби. Тебе следует привыкнуть к тому, что тебя будут баловать. Многие мужчины, особенно богатые креолы, считают это самым легким и удобным – покупать любовь своих женщин, и многие креолки, особенно такие, как я, облегчают им эту задачу. Пусть поступают так, как им нравится, – улыбнулась Дафна.

– Но это не настоящая любовь, если кто-то платит за нее, разве не так? – возразила я.

– Разумеется, настоящая, – ответила она. – Что такое любовь вообще, как ты думаешь?.. Звон колоколов, музыка, приносимая ветром, красивый внимательный мужчина, увлекающий тебя поэтическими обещаниями, которые не сможет выполнить? Я думала, что вы, кайены, более практичны, – заметила она с такой же натянутой улыбкой. Я почувствовала, что мое лицо стало красным и от гнева, и от замешательства. Когда она говорила что-то мне неприятное, я была для нее кайенкой, а когда соизволяла меня поощрить – я становилась креолкой голубых кровей. В ее устах кайены представлялись страшными тупицами, особенно женщины.

– Я уверена, у тебя еще не было богатых поклонников, и самый дорогой подарок, какой ты, вероятно, могла получить, это фунт шримса. Но молодые люди, которые будут ходить к тебе теперь, водят дорогие автомобили, одеты в дорогую одежду и будут небрежно дарить тебе такие подарки, от которых твои кайенские глаза просто полезут на лоб, – проговорила она и засмеялась.

– Посмотри на мои кольца, – воскликнула она, поднимая с руля правую руку. Все пальцы были унизаны кольцами. Казалось, для каждого ценного камня имелся надлежащий палец, бриллианты, изумруды, рубины и сапфиры – все в золотой и платиновой оправе. Рука дамы была похожа на выставку в ювелирном магазине. – Могу поспорить, что на одной моей руке хватит денег, чтобы обеспечить жильем и пропитанием на целый год с десяток болотных семей.

– Да, это так, – признала я и хотела добавить, что это не кажется мне справедливым, но промолчала.

– Твой отец сам хочет купить тебе несколько колец и браслетов, и он заметил, что у тебя нет часов. С красивыми драгоценностями, в элегантной одежде, чуть косметики, и ты, по крайней мере, выглядеть будешь так, будто была Дюма всю жизнь. Следующее, что я сделаю, это ознакомлю тебя с некоторыми простыми правилами этикета, покажу, как надлежит есть и говорить.

– Что неправильного в том, как я ем и разговариваю? – удивилась я вслух. – Отец не выглядел расстроенным во время завтрака и ленча.

– Ничего неправильного для жизни на болотах. Но ты теперь в Новом Орлеане и принадлежишь высшему обществу. Будут званые обеды и всякие торжества. Ты ведь хочешь стать утонченной, образованной и привлекательной молодой леди. Разве нет?

Я не могла не хотеть стать такой, как Дафна. Она была исключительно элегантной, держалась с потрясающей уверенностью, и все же каждый раз, когда я соглашалась делать что-то, что она говорила или делала что-то, чего она хотела и от меня, я чувствовала себя так, будто и сама теперь свысока смотрю на кайенов, не уважаю их и не считаю равноценными себе.

Я решила стараться изо всех сил, чтобы сделать отца счастливым и вписаться в его мир, но не развивать в себе чувства собственного превосходства. Так мне хотелось, но я боялась, что скорее сама стану походить на Жизель, как хотел отец, чем Жизель станет походить на меня.

– Ты действительно хочешь быть Дюма, правда? – настаивала Дафна.

– Да, – ответила я, но без особого воодушевления. Моя нерешительность заставила ее еще раз взглянуть на меня, причем голубые глаза женщины подозрительно потемнели.

– Я очень надеюсь, что ты приложишь все усилия и отзовешься на зов своей креольской крови, своей настоящей наследственности и быстро отгородишься, забудешь кайенский мир, в котором несправедливо была оставлена жить. Только подумай, – продолжала она с некоторой легкостью в голосе, – это ведь просто случай, что именно Жизель выпала лучшая жизнь. Если бы ты появилась из утробы первой, Жизель была бы бедной кайенской девочкой. – Эта идея заставила Дафну рассмеяться. – И я непременно скажу ей, что она могла бы быть той, кого похитили и принудили жить на болотах. Скажу только, чтобы увидеть выражение ее глаз.

Лицо Дафны снова расплылось в широкой улыбке. Как объяснить этой даме, что, несмотря на трудности, выпавшие на нашу с бабушкой Катрин долю, несмотря на мерзости дедушки Джека, мой кайенский мир имел и свое очарование.

Очевидно, для Дафны это было как раз тем, что нельзя было купить в магазине, и потому не имело для нее никакого значения. Да и любовь, несмотря на сказанное ею, любовь тоже вряд ли можно купить. В глубине души я знала, что так оно и есть. Это было одним из моих кайенских убеждений, с которым ей не справиться даже под угрозой лишить меня элегантной и богатой жизни.

Когда мы подъехали к дому, Дафна вызвала Эдгара, чтобы он отнес все пакеты ко мне в комнату. Я хотела помочь ему, но Дафна резко меня одернула, чтобы и не заикалась об этом.

– Помочь ему? – спросила она, будто я предлагала спалить дом. – Это не ты помогаешь ему. Он помогает тебе. Именно для этого существуют слуги, мое дорогое дитя. Я прослежу за тем, чтобы Уэнди все развесила в твоем шкафу и разложила в шкафчике и туалетном столике. Беги разыщи свою сестру и делай то, что положено девочкам твоего возраста в свободные от занятий дни.

Иметь слуг, чтобы они делали за меня самые простые вещи, было для меня одной из труднейших задач, к этому следовало привыкнуть, подумала я. Не сделаюсь ли я ленивой? Но, казалось, никто не беспокоился здесь о лености. Она была естественной и даже необходимой.

Я помнила, как Жизель сказала мне, что будет ждать меня у бассейна в компании с Бо Андрисом. Они и были там – лежали на металлических шезлонгах с пухлыми подушками цвета беж и потягивали розовый лимонад из высоких стаканов. Бо выпрямился, как только увидел меня, и его лицо осветилось теплой улыбкой. Он был одет в бело-голубую рубашку из махровой ткани и шорты, а Жизель загорала в раздельном темно-синем купальнике, и ее очки от солнца были так велики, что сошли бы за маску.

– Эй! – тут же воскликнул Бо. Жизель подняла глаза, сдвинув вниз солнечные очки и глядя поверх них так, как если бы они были очками для чтения.

– Ну что, мама оставила в магазинах хоть что-нибудь для других покупателей?

– Так, совсем немного, – ответила я. – Я никогда не была в стольких больших универмагах и не видела так много одежды и обуви.

Бо рассмеялся над моим бурным восторгом.

– Уверена, она таскала тебя в магазины Дианы, Рудольфа Вите и «Мулен Руж», я угадала? – спросила Жизель.

Я покачала головой.

– Сказать по правде, мы обошли такое количество магазинов и так быстро, что я не запомнила и половины названий, – проговорила я, переводя дыхание. Бо опять засмеялся и похлопал рукой по своему шезлонгу. Он подтянул ноги, обхватив колени руками.

– Садись. Дай отдых ногам, – предложил он.

– Спасибо.

Я села рядом с ним и почувствовала сладкий запах кокосового лосьона для загара, которым были смазаны лица Жизель и Бо.

– Жизель рассказала мне твою историю, – сказал юноша. – Это просто невероятно. Кто такие эти кайены? Они сделали тебя своей маленькой рабыней, или как?

– О нет, – возразила я, но быстро приглушила свой восторг. – Конечно, у меня были ежедневные обязанности.

– Обязанности, – простонала Жизель.

– Меня научили рукоделию и всевозможным поделкам, я помогала изготовлять вещи, которые мы продавали с придорожного прилавка туристам, а еще, конечно, помогала готовить и убираться, – объяснила я.

– Ты умеешь готовить? – спросила Жизель, опять поглядывая на меня поверх очков.

– Жизель не смогла бы вскипятить и воду без того, чтобы не подгорела кастрюля, – поддразнил Бо.

– Ну и что с того? Я ни для кого и не собираюсь готовить… – заявила девушка, снимая очки и сверкая на него возмущенным взглядом. Бо только улыбнулся и вновь обратился ко мне:

– Я слышал, ты еще и художница. И у тебя на самом деле есть картины в одной из галерей Французского квартала.

– Я сама удивилась больше, чем кто-либо, когда владелец галереи захотел их продавать, – сказала я. Улыбка Бо потеплела, а цвет серо-голубых глаз стал еще более мягким.

– Пока что мой отец – единственный человек, кто купил картину, не так ли? – ехидно заметила Жизель.