– Это прекрасная картина, Руби. Не продавай ее.

– Не буду, Grandmere.

Бабушка сделала глубокий вдох и стерла крошечные слезинки с уголков глаз. Затем мы направились в столовую, чтобы решить, куда повесим картину.


Лето по календарю приближалось к концу, но этого не было заметно на протоке. Температура и влажность держались на той же высокой отметке, что и в середине июля. Удушающая жара, казалось, плыла в воздухе, волна за волной придавливала нас, бесконечно растягивая дни и отягощая нашу работу.

Всю осень и начало зимы бабушка Катрин, как обычно, занималась целительством, особенно помогая своими травяными снадобьями и духовным воздействием пожилым. Эти люди считали, что она с большим сочувствием относится к их артритам и болям, к их желудочным и поясничным недугам, к их головным спазмам и переутомлению, чем обычные врачи. Бабушка хорошо понимала их, потому что страдала от тех же болезней.

Однажды в начале февраля, когда небо было туманно-голубым, а облака походили на клочки дыма, тут и там разбросанного от края и до края горизонта, на нашу подъездную дорожку въехал, подпрыгивая и подавая сигнал, маленький грузовичок. Мы с бабушкой сидели на кухне за ленчем.

– Кто-то попал в беду, – проговорила она и поспешила к парадной двери.

Это был Рауль Бальзак, живший в десяти милях вниз по протоке и занимавшийся ловлей шримса. Бабушка очень хорошо относилась к его жене Бернадин и время от времени лечила ее мать от прострела, пока та не покинула мир в прошлом году.

– Мой сын, миссис Ландри, – закричал Рауль из грузовичка. – Ему всего пять лет. Он весь горит, это что-то ужасное.

– Укус насекомого? – быстро спросила бабушка.

– Ничего не можем обнаружить на теле, чтобы сказать определенно.

– Сейчас соберусь, Рауль, – сказала она и вошла в дом за своей медицинской корзинкой и атрибутами духовного врачевания.

– Мне поехать с тобой, Grandmere? – спросила я, когда бабушка спешила к выходу.

– Нет, милая. Оставайся дома и приготовь обед. Сделай свою вкусную джамбалайю, – добавила она и направилась к грузовичку Рауля. Мужчина помог ей забраться в кабину и быстро уехал, опять подпрыгивая на подъездной дороге. Я понимала, почему он был так обеспокоен и напуган, и, как всегда, гордилась бабушкой Катрин: ведь именно к ней приходили за помощью, именно в нее так сильно верил Рауль.

Днем я сделала то, что просила бабушка. Я занималась нашим обедом и слушала по радио кайенскую музыку. В прогнозе погоды обещали ливень, к тому же с молниями и громом. Атмосферные помехи по радио свидетельствовали о том же. И точно, вскоре небо стало темно-пурпурного цвета, что часто предшествовало яростному шторму. Я беспокоилась за бабушку и, закрыв ставнями все окна, подошла к двери, ожидая и высматривая пикап Рауля. Но дождь полил раньше, чем появился грузовичок.

Начался град, перешедший вскоре в грохочущий ливень, который, казалось, готов был просверлить дыры в нашей металлической крыше. Дождь волна за волной проносился с ветром над протокой, над яворами и кипарисами, сгибая и скручивая их, срывая листья и целые ветки с деревьев. Низкий, грохочущий в отдалении гром вскоре обрушился на наш дом настоящими взрывами, заставившими небо полыхать огнем, как при пожаре. Ястребы пронзительно кричали, все живое пыталось найти убежище, куда можно было заползти, спастись от грома и дождя. Перила крыльца стонали; казалось, весь дом вращается и скручивается от ветра. Я не могла припомнить такого свирепого шторма и чтобы я была так им напугана.

Наконец шторм начал отступать, тяжелые капли сделались более мелкими, ветер постепенно стихал и становился менее порывистым, пока не превратился просто-напросто в свежий ветерок. И вскоре быстро наступила ночь, так что я не видела ущерба, нанесенного штормом. Но дождь продолжал моросить еще не один час.

Я надеялась, что Рауль пережидал бурю и поэтому не привез пока бабушку. Но проходили часы, шторм утихал, пока не превратился наконец в легкие брызги, а грузовичок все не появлялся. Я нервничала и жалела, что у нас нет телефона; большинство людей на протоке его имели, хотя не думаю, что линия выдержала бы напор подобного шторма, и тогда телефон был бы бесполезен.

Наш ужин давно был готов и стоял в горшке на маленьком огне. Есть мне совсем не хотелось, но в конце концов я немного поела и убрала со стола. Бабушка все еще не возвращалась. Следующие полтора часа я провела на галерее в ожидании, просто уставившись в темноту, пытаясь заметить огни фар грузовичка Рауля. Время от времени появлялась машина, но каждый раз это был кто-то другой.

Наконец, почти через двенадцать часов после первого своего приезда, грузовичок Рауля свернул на нашу подъездную дорогу. Я ясно разглядела в кабине мужчину, его старшего сына Жана, но не видела бабушки Катрин. Я сбежала с крыльца галереи, как только пикап остановился.

– Где бабушка? – вскричала я, прежде чем Рауль смог заговорить.

– Она сзади. Отдыхает.

– Что?

Я бросилась к задней части грузовичка и увидела там бабушку, лежащую на старом матрасе и накрытую одеялом. Матрас был разложен на широком листе фанеры и заменял кровать детям Рауля, когда они всей семьей отправлялись в длительные путешествия.

– Grandmere! – закричала я. – Что с ней? – обратилась я к подходящему ко мне Раулю.

– Она свалилась в изнеможении несколько часов назад. Мы хотели оставить ее на ночь, но она настаивала, чтобы ее привезли домой, и мы не смели ей отказать. Она сбила жар у моего мальчика. С ним будет все хорошо, – улыбнулся Рауль.

– Я рада, мистер Бальзак, но бабушка…

– Мы поможем вам внести ее в дом и уложить в постель, – сказал он и кивнул Жану. Мужчины опустили задний борт грузовичка, вместе сняли щит и матрас, на котором лежала бабушка. Старушка пошевелилась и открыла глаза.

– Grandmere, – проговорила я, взяв ее за руку, – что случилось?

– Я просто устала. Так устала, – пробормотала бабушка. – Со мной все будет в порядке, – добавила она, и ее веки закрылись так быстро, что меня охватила тревога.

– Скорее, – проговорила я и бросилась вперед открывать дверь. Мужчины подняли старушку наверх в ее комнату и переложили с матраса на кровать.

– Можем ли мы что-нибудь сделать для тебя, Руби? – спросил Рауль.

– Нет, я позабочусь о ней сама, спасибо.

– Поблагодари ее еще раз за нас, – сказал Рауль. – Моя жена что-нибудь пришлет утром, и мы заедем узнать, как миссис Ландри.

Я кивнула головой. Они уехали. Я сняла туфли с бабушки и помогла ей раздеться. Она была будто одурманена чем-то, едва открывала глаза, еле двигала руками и ногами. Думаю, она не понимала, что я укладываю ее в кровать.

Всю ночь я просидела рядом с бабушкой, ожидая, что она проснется. Она несколько раз стонала, но не просыпалась до утра. Я почувствовала, как она толкает мою ногу: я заснула на стуле.

– Grandmere, – вскрикнула я, – как ты себя чувствуешь?

– Все в порядке, Руби. Просто слабость и усталость. Как я попала домой и оказалась в кровати? Что-то ничего не помню.

– Мистер Бальзак и его сын Жан привезли тебя в грузовичке и внесли наверх.

– А ты сидела всю ночь и караулила меня?

– Да.

– Ты моя бедняжка, – с трудом улыбнулась она. – Я пропустила твою джамбалайю. Она была вкусная?

– Да, Grandmere, хотя я слишком волновалась за тебя, чтобы поесть как следует. Что случилось?

– Напряжение от того, что мне пришлось сделать, думаю так. Этого бедного малыша укусила змея, но на ступне ноги трудно было увидеть ранку. Он бегал босиком по болотной траве и, очевидно, побеспокоил змею, – сказала бабушка.

– Grandmere, но ты никогда не была до такой степени измучена после миссии исцеления.

– Со мной будет все хорошо, Руби. Пожалуйста, дай мне просто стакан холодной воды.

Я подала. Бабушка медленно выпила, а потом вновь закрыла глаза.

– Я только немножко еще отдохну, а потом встану, милая, – проговорила она. – А ты иди и что-нибудь поешь. Не беспокойся. Иди.

Я неохотно подчинилась. Когда я возвратилась наверх, бабушка снова крепко спала.

Перед ленчем она проснулась, но цвет ее лица оставался восковым, а губы синими. Она была слишком слаба, чтобы сесть без моей помощи. Мне пришлось приподнять ее, а потом она попросила помочь ей одеться.

– Я хочу посидеть на галерее, – объяснила бабушка.

– Сначала нужно что-нибудь поесть.

– Нет-нет, я просто хочу посидеть на галерее. Бабушка тяжело оперлась на меня, чтобы встать и пойти. Я еще никогда так за нее не боялась. Когда она откинулась на качалке, то выглядела так, будто вновь совершенно ослабела, но через мгновение она открыла глаза и слабо улыбнулась мне.

– Мне бы только выпить немного теплой воды с медом, дорогая.

Я быстро принесла ей стакан, и она пила мелкими глотками и тихо покачивалась в кресле.

– Наверно, я устала больше, чем предполагала. – Бабушка повернулась и посмотрела на меня таким отдаленным взглядом, что в глубине души я запаниковала. – Руби, я не хочу, чтобы ты испугалась, но хочу, чтобы ты кое-что сейчас для меня сделала. Это поможет мне чувствовать себя менее… менее обеспокоенной за себя саму, – проговорила она, взяв мою руку. Ее ладони были холодными и липкими.

– Что, Grandmere? – Я почувствовала, как слезы собираются у меня на глазах и жгут мне веки. Горло будто перехватило, надолго, а сердце сжалось так, что едва билось. Кровь моя застыла, а ноги превратились в куски свинца.

– Я хочу, чтобы ты пошла в церковь и привела отца Раша, – проговорила бабушка.

– Отца Раша? – Кровь отлила от моего лица. – О, почему, Grandmere? Почему?

– Просто на всякий случай, дорогая. Так мне будет спокойней. Пожалуйста, милая. Будь сильной, – попросила бабушка.