Вирджиния Эндрюс - Руби

Он кивнул головой и рассмеялся.

– Я выгляжу ужасно, да?

– Думаю, не намного лучше, чем тот, кто схватился с аллигаторами.

Мы оба рассмеялись и вышли из зала.

Тернер Брауни и его друзья уже ушли – наверное, отправились поглощать пиво и хвастаться друг перед другом, – поэтому больше никаких неприятностей не было. Пока мы ехали домой, дождь усилился. Поль подогнал машину как можно ближе к крыльцу, и мы под зонтом поспешили в дом.

Как только мы вошли, бабушка посмотрела на нас, оторвавшись от рукоделия, и кивнула.

– Это тот хулиган, Тернер Брауни. Он… Бабушка подняла руку, встала со стула и пошла к полке, где были разложены разные припарки, будто она предвидела наше драматическое возвращение. Это было жутковато. Даже Поль потерял дар речи.

– Садись, – она указала парню на стул. – Сначала обработаю рану, а потом мне все расскажете.

Поль взглянул на меня широко открытыми глазами, а потом сел на стул, чтобы дать возможность бабушке Катрин совершить свои чудеса.

– Вот, – сказала бабушка Катрин Полю, – одной рукой прижми это к щеке, а вот это другой рукой приложи к губе. – Она вручила ему две теплые тряпочки, смазанные одной из ее секретных мазей. Когда Поль брал тряпочки, я увидела, что суставы его пальцев на правой руке тоже были поцарапаны.

– Посмотри на его руку, Grandmere, – воскликнула я.

– Это ерунда, – ответил Поль. – Когда я катался по полу…

– Катался по полу? На fais dodo? – удивилась бабушка. Парень кивнул головой и начал объяснять:

– Мы ели гамбо…

– Держи компрессы плотно прижатыми, – приказала бабушка. Поль держал тряпочку у губы и не мог говорить, поэтому я быстро начала вместо него.

– Это был Тернер Брауни. Он говорил всякие мерзости, просто чтобы покрасоваться перед своими приятелями, – объяснила я.

– Какие мерзости? – потребовала ответа бабушка.

– Да знаешь, Grandmere… Ну, нехорошие вещи. Некоторое время бабушка разглядывала меня, а потом перевела взгляд на Поля. Утаить что-либо от старушки было нелегко. Сколько себя помню, она обладала способностью видеть вас насквозь.

– Он сказал мерзость о твоей матери? – спросила она. Я отвела глаза, что практически означало «да». Бабушка глубоко вздохнула, положила руку на сердце и покачала головой. – Они никак не успокоятся. Так и липнут к чужим бедам, как мох к сырому дереву. – Она вновь покачала головой и пошла прочь, все еще держа руку на сердце.

Я посмотрела на Поля. Его глаза сказали мне, как он сожалеет, что вышел из себя. И уже было начал снимать тряпочку с губы, чтобы сказать это, но я быстро накрыла его руку своей. Поль улыбнулся мне лишь глазами, губы его оставались неподвижными.

– Просто держи тряпочку так, как сказала Grandmere, – попросила я. Бабушка оглянулась на нас. Я не убрала руку с его руки и улыбнулась. – Он был очень храбрым. Ты знаешь, какой верзила этот Тернер Брауни, а Поль не испугался.

– Это видно по нему, – отозвалась она. – Твой Grandpere Джек не сильно отличался от него, да и теперь не отличается. Я могла заработать кругленькую сумму за все мои припарки на его ранах, полученных в драках. Однажды он явился домой с закрытым правым глазом, а в другой раз у него был откушен кусочек уха. Можно было бы, конечно, надеяться, что все это заставит его дважды подумать, прежде чем опять ввязываться в подобные передряги, но это не тот человек. Он стоял в конце очереди, когда раздавали здравый смысл, – закончила бабушка.

Дождь, барабанивший по нашей крыше, несколько поутих, теперь можно было слышать лишь легкое кап-кап-кап, да и ветер не дул уже так сильно. Бабушка открыла ставни из планок, чтобы снова дать доступ в дом свежему воздуху. Она сделала глубокий вдох.

– Мне очень нравится, как пахнет протока после хорошего дождя. Такой дождь делает все свежим и чистым. Хорошо бы он делал то же самое и с людьми, – проговорила бабушка и снова глубоко вздохнула. Ее глаза все еще оставались темными и обеспокоенными. Я никогда не слышала, чтобы ее голос звучал так печально и устало. Что-то со мной произошло, и некоторое время я могла только сидеть и слушать, как стучит мое сердце. Внезапно бабушка вздрогнула и обхватила себя руками.

– Ты здорова, Grandmere?

– Что? Да-да. Все в порядке, – ответила она, подходя к Полю. – Дай-ка посмотрю на тебя.

Парень снял тряпочки со щеки и губы, и она внимательно его осмотрела. Опухоль спала, но щека все еще оставалась ярко-красной, а нижняя губа темной – как раз в том месте, где кулак Тернера Брауни рассек кожу. Бабушка Катрин кивнула головой и пошла к ящику со льдом, отколола небольшой кусочек льда и завернула его в другую тряпочку.

– Вот, – сказала она, возвращаясь, – приложи к щеке и держи, пока не станет слишком холодно, тогда приложи к губе. И так меняй, пока лед не растает. Понял?

– Да, мэм, – ответил Поль. – Спасибо. Мне жаль, что все это произошло, мне не нужно было обращать внимание на Тернера Брауни.

Бабушка задержала взгляд на парне, выражение ее лица смягчилось.

– Иногда трудно не обращать внимания, иногда просто нет другого выхода, – произнесла она. – Но это не значит, что я хочу видеть тебя еще в какой-нибудь драке, – предупредила старушка. Поль покорно кивнул.

– И не увидите, – пообещал Поль.

– Гм. Я могла бы сколотить кругленькую сумму и на том, сколько раз мой муж давал мне такое же обещание.

– Я свое выполню, – гордо заявил Поль. Это понравилось бабушке, и она наконец улыбнулась.

– Посмотрим, – произнесла она.

– Мне пора ехать домой. – Поль поднялся. – Еще раз спасибо, миссис Ландри.

Бабушка Катрин кивнула.

– Я провожу тебя до автомобиля, Поль, – сказала я.

Мы вышли из галереи и увидели, что дождь почти перестал. Небо все еще было совсем темным, но висящая на галерее лампочка без плафона бросала на машину Поля поток тускло-белого света. Все еще держа лед у щеки, парень взял мою руку свободной рукой, и мы пошли по дорожке.

– Я и в самом деле чувствую себя ужасно из-за того, что испортил вечер, – проговорил Поль.

– Ты его не испортил, это сделал Тернер Брауни. Кроме того, мы до этого успели хорошо потанцевать, – добавила я.

– Было здорово, правда?

– Знаешь, – призналась я, – это было мое первое настоящее свидание.

– Правда? Я всегда думал, что у твоего порога толчется куча поклонников и ты не захочешь даже здороваться со мной, – сказал Поль. – Мне требовалась вся моя храбрость, больше храбрости, чем для сражения с Тернером Брауни, чтобы подойти к тебе в тот день в школе, предложить понести твои книги и проводить до дому.

– Я знаю. Помню, как дрожали твои губы, но мне это показалось восхитительным.

– В самом деле? Тогда мне лучше стать самым застенчивым молодым человеком на свете.

– Но не до такой степени, чтобы не целовать меня время от времени, – ответила я. Поль улыбнулся, но тут же скорчил гримасу от боли, вызванной растянувшимися губами. – Бедный Поль, – прошептала я и склонилась, чтобы очень нежно поцеловать его израненный рот. Когда я отстранилась, его глаза все еще были закрыты. А потом они широко распахнулись.

– Это лучшая припарка, даже лучше, чем магические лекарства твоей бабушки. Мне придется каждый день приходить сюда лечиться.

– Это будет тебе дорого стоить.

– Сколько?

– Вечной преданности, – ответила я.

Поль впился в меня глазами.

– Она уже твоя, Руби, – прошептал он. – И навсегда.

Потом он наклонился и, не обращая внимания на боль, горячо поцеловал меня в губы.

– Удивительно, – заметил он, открывая дверцу машины, – но даже с разбитой физиономией я считаю, что это был один из лучших вечеров моей жизни. До свидания, Руби.

– До свидания. Не забудь прикладывать лед к губе, как сказала Grandmere, – напомнила я.

– Не забуду. Поблагодари ее еще раз от моего имени. Увидимся завтра, – пообещал Поль и включил двигатель.

Он помахал рукой и скрылся в ночи. Я стояла и смотрела до тех пор, пока свет от маленьких красных фар сзади автомобиля не поглотила тьма. Потом я повернулась и увидела, что бабушка Катрин стоит на ступеньках галереи и смотрит на меня. Я подумала, давно ли она там стоит? Почему она ждет меня здесь?

– Grandmere, ты не больна? – Я подошла к старушке. Ее лицо было таким печальным. Она выглядела бледной и несчастной, будто только что увидела одного из тех духов, которых ее приглашали изгонять прочь. Взгляд ее был мрачен и прикован ко мне. Что-то твердое и тяжелое образовалось в моей груди, заранее причиняя боль.

– Войди в дом, – сказала бабушка. – Я должна кое-что тебе рассказать, мне следовало давно это сделать.

Когда я поднималась по лестнице в дом, мои ноги стали пудовыми и отказывались мне повиноваться. Сердце, радостно трепетавшее от последнего поцелуя Поля, застучало так сильно, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Я не могла припомнить, чтобы когда-нибудь видела на лице бабушки такую грусть и подавленность. Какой тяжелый груз носила она? Какую ужасную вещь собиралась мне рассказать?

Бабушка села и долго смотрела вдаль, как будто забыла, что я нахожусь рядом. Я ждала, сложив на коленях руки и прислушиваясь к бешеному стуку моего сердца.

– В твоей матери всегда была сумасбродность, – начала бабушка. – Может, давала о себе знать кровь Ландри, а может, все дело в условиях, в которых она росла – всегда близко к диким созданиям. В отличие от большинства девочек ее возраста, она никогда ничего не боялась на болоте. Она могла подобрать змееныша так же легко, как срывала маргаритку.

Еще совсем маленькой твой Grandpere Джек брал ее с собой, куда бы ни отправлялся на протоке. Она с ним рыбачила, охотилась, толкала шестом пирогу, когда подросла достаточно, чтобы стоять в лодке и втыкать палку в ил. Я думала, она будет сорванцом. Однако, – бабушка взглянула на меня, – я ошиблась. Может, было бы даже лучше, если бы она была менее женственна.