Глава 32

Ее спуская глаз с наведенного на него оружия, Никлас встал и отошел от Клер.

— Значит, мы вернулись к тому, с чего начали, — непринужденно сказал он. — Между прочим, ты так и не сказал, почему хочешь убить меня.

Лорд Кеньон подошел поближе. Теперь, когда солнце уже не светило прямо Майклу в спину, Никлас ясно увидел, что его зеленые глаза полны безысходного отчаяния. Как видно, безумие, дремавшее в нем до этих пор, было разбужено, вспышкой насилия, которое чуть было не поглотило их всех.

Бледная как мел. Клер с трудом поднялась на ноги и прислонилась к каменной стене.

— Если вы убьете Никласа, то вам придется убить и меня, лорд Майкл, — свирепо сказала она. — Неужели вы думаете, что я буду молчать, если вы убьете моего мужа?

— Конечно, нет. Вы увидите, как меня повесят в полном соответствии с законом. Но все это не имеет значения. — Он подошел к валяющемуся на земле кнуту и отбросил его далеко в сторону. — Возможно, я даже избавлю палача от труда повесить меня, потому что не могу представить, как буду жить после того, что сейчас сделаю.

— Тогда не делайте этого! — вскричала Клер. — Что такого совершил Никлас, что оправдывало бы его смерть от вашей руки?

— Я поклялся, что правосудие свершится, не думая, что когда-нибудь мне придется исполнить эту клятву, — печально сказал Майкл. — Когда настало время действовать, я струсил. Я провел четыре года в армии, надеясь, что пуля избавит меня от необходимости сделать это. Однако судьба меня пощадила и в конце концов привела сюда. — Его лицо исказила боль. — Я больше не могу бороться с судьбой.

— Кому ты дал эту клятву? — спросил Никлас. — Моему деду? Он ненавидел меня и делал все, чтобы отвратить от меня моих друзей, но я никогда не думал, что он попытается убить меня чужими руками.

— Я клялся не твоему деду, а Кэролайн.

На мгновение Никлас оцепенел. Затем взорвался бешеной яростью.

— Господи Боже, так, значит, ты был одним из ее любовников! Как же я раньше не догадался?! Ведь доказательства были налицо, но я никак не хотел им верить… — Его голос прервался. — Я просто не мог поверить в такое — про тебя.

— Мы полюбили друг друга с нашей первой встречи на твоей свадьбе, когда было уже слишком поздно, — сказал Майкл, на лице его явственно проступило чувство вины. — Поскольку ты был моим другом, я пытался подавить свое чувство, и она тоже. Но… мы не могли не видеться.

— Ах вот как! Оказывается, ты тоже стал одной из жертв ее лжи, — с яростным отвращением выкрикнул Никлас.

— Не смей так говорить о ней! — Майкл стиснул рукоять пистолета так, что пальцы побелели — Она бы ни за что не изменила тебе, если б ты не обращался с нею так жестоко. — Его слова полились быстрее, как гной, прорвавшийся из раны. — Она все мне о тебе рассказала — о твоей жестокости, о тех омерзительных вещах, которые ты заставлял ее делать. Поначалу мне трудно было в это поверить. Но если вдуматься, много ли человек знает о том, как его друзья обращаются со своими женами?..

— И много ли муж знает о том, как его жена обращается с другими мужчинами? — едко отпарировал Никлас. Майкл не обратил внимания на его реплику.

— Но после того, как я увидел синяки на ее теле и она разрыдалась в моих объятиях, я поверил, — продолжал он. — Кэролайн боялась тебя. Она сказала мне, что если умрет загадочной смертью, то виноват в этом будешь ты и что я должен буду отомстить за нее. Я дал ей слово, совсем не догадываясь, что мне предстоит сдержать его. Несмотря на то что ты обходился с нею чудовищно, я никогда не верил, что ты способен на убийство.

— Если ты и обнаружил синяки на теле Кэролайн, причиной было то, что ей нравился грубый секс, — как ее любовник ты должен был это заметить, — резко бросил Никлас. — А погибла она из-за перевернувшейся кареты, потому что велела кучеру слишком быстро гнать лошадей. Я здесь был ни при чем.

— Возможно, это несчастье подстроил ты, возможно, нет. Для меня это не имеет значения. Если бы она не боялась тебя, она бы не умчалась из Эбердэра сломя голову, когда тебя застали в постели с женой твоего деда! Ты так же виновен в ее смерти, как если бы выстрелил ей прямо в сердце! — Майкл дрожащей рукой вытер пот со лба. — А ты знал, что когда Кэролайн умирала, она была беременна? Это был мой ребенок, и она убегала ко мне. Я умолял ее оставить тебя раньше, но она отказывалась из ложно понимаемого чувства чести.

— Кэролайн вообще не понимала значение слова «честь». — Рот Никласа скривился. — Но возможно, ты и В самом деле был отцом ее ребенка. В любом случае им был не я — к тому времени я не притрагивался к Кэролайн уже несколько месяцев. Однако позволь заметить, что ты был по единственным кандидатом на отцовство.

— Не смей клеветать на женщину, которая не может защитить себя!

Истеричная нотка в голосе Майкла заставила Никласа обуздать свой гнев Хотя до сих пор он никогда по-настоящему не верил, что его старый друг хочет убить его, участие в этом деле Кэролайн меняло все. Сейчас Майкл держал в руке пистолет с взведенным курком, и если он сорвется, то Никлас станет покойником.


Значит, придется выложить всю эту мерзкую историю до конца — другого выхода у него просто нет. И будучи уже не в силах сдерживаться, с неукротимой злостью Никлас выпалил:

— Кэролайн была любовницей моего деда!

На мгновение все онемели, потом он услышал, как Клер тихо ахнула.

— Ты лжешь! — закричал Майкл. Увидев, что Кеньон готов нажать на спусковой крючок, Клер в отчаянии взмолилась:

— Нет! Прошу вас, не делайте этого! Ее дрожащий голос заставил Майкла заколебаться; лицо его отразило борьбу, которая кипела в его душе. Никлас быстро заговорил:

— Черт возьми, Майкл, мы же знаем друг друга двадцать лет, и большую часть этого времени мы были с тобой ближе, чем братья. Неужели после всего этого ты меня даже не выслушаешь?

Глаза Майкла стали чуть менее безумными, но он не опустил пистолет.

— Хорошо, говори, но не рассчитывай, что я передумаю. Никлас сделал глубокий вдох, зная, что сейчас, как никогда, он должен говорить спокойно и убедительно.

— Как тебе известно, мой дед устроил этот брак, чтобы обеспечить продолжение рода Эбердэров. Когда я увидел Кэролайн, то охотно согласился жениться на ней. Но наш брак с самого начала оказался сплошным нагромождением лжи. Когда я сделал ей предложение, она со слезами на глазах призналась мне, что уже потеряла невинность — один человек, намного старше ее, друг их семьи, соблазнил ее, когда ей было всего пятнадцать лет. Плакала она прелестно, а рассказывала так убедительно, что, честное слово, я бы вызвал на дуэль этого гнусного совратителя, если бы она не сообщила мне, что он уже умер. Я был готов закрыть глаза на то, что с нею случилось, однако после того, как мы поженились, я начал сомневаться, а сказала ли она мне правду, — уж очень она оказалась опытной для девушки, которая, по ее словам, была почти что девственницей. Судя по ее искушенности, до брака у нес уже был по меньшей мере один серьезный роман. Мне не понравилось, что Кэролайн мне солгала, но в конце концов у женщин ведь никогда не было такой свободы грешить, как у нас, мужчин. Я рассудил, что Кэролайн, должно быть, подумала, что обязана скрыть от меня правду, чтобы вступить в честный, благопристойный брак.

Когда Никлас вспомнил о своем легковерии, все черты его лица напряглись, на скулах заходили желваки. — Я хотел найти и находил для нее оправдания. Она говорила, что любит меня, и была так горяча, так податлива, что я легко ей верил. И я… я не знаю, любил ли я ее, но мне очень — хотелось ее любить. — Никлас явно хотел добавить к этому что-то еще, но сдержался; он предпочитал скорее погибнуть от пули Майкла, чем слишком уж обнажить свою душу.

Возвратившись к более безопасной теме разговора — поведению покойной жены, он продолжил:

— В общем, я считал, что у нас хороший брак, пока однажды ночью не пришел к ней в постель и не обнаружил на ее груди следы от любовных покусываний. Кэролайн даже не пыталась отрицать, что была мне неверна. Вместо этого она рассмеялась и сказала, что не ожидает супружеской верности и от меня и что я не должен требовать верности от нее. Еще она заявила, что знает, как предотвратить зачатие, и дала мне слово, что не зачнет ребенка, который не будет моим.

И снова Никлас почувствовал то омерзение, которое охватило его, когда он вдруг осознал, что супружество, к которому он прикипел душой, было одной сплошной насмешкой.

— Я наотрез отказался принять это условие. Считая, что в ее власти заставить меня передумать, она попыталась соблазнить меня. Когда я отказался лечь с нею в постель, она пришла в ярость, сказав, что ни один мужчина еще не бросал ее, и поклялась, что заставит меня горько об этом пожалеть. И, Бог свидетель, она сдержала свою клятву. — Он посмотрел Майклу прямо в глаза. — Эта милая сцена произошла где-то в апреле 1809 года. Прав ли я буду, если предположу, что ее любовь к тебе преодолела ее нравственное отвращение к адюльтеру примерно через несколько недель после этой ночи?

Посеревшее лицо Майкла было достаточным ответом. Прежде чем продолжить, Никлас незаметно придвинулся к Майклу поближе.

— Я отправил ее в Эбердэр, а сам остался в Лондоне. Теперь я понимаю, что мне следовало насторожиться, когда она так покорно согласилась уехать, но тогда я был не в состоянии ясно мыслить. Какое-то время я пытался отыскать смысл жизни в будуарах и бутылках, но потом решил, что пора поехать в Эбердэр и все-таки поговорить с Кэролайн. Я надеялся, что ее взгляды могли поменяться и мы сможем попробовать хоть как-то подлатать наш расползающийся брак.

Но вместо сцены примирения получился классический театральный фарс: глупый муж неожиданно возвращается домой и застает жену в постели с другим мужчиной. И этим другим мужчиной оказался мой дед.

Такое предательство было хуже самых жутких кошмаров; даже теперь при воспоминании о той сцене у Никласа свело живот от отвращения и ужаса.