– К чему вы мне все это рассказываете? – повторил Кирилл.

– Кто такой Дарк?! – резко спросил Савелий Иванович. – Говори!

– Не знаю! – закричал Кирилл и вскочил.

Его начало трясти.

– Что за шум? – раздался недовольный голос, и из комнаты вышел заспанный Григорий Григорьевич. – Ты чего тут, Савелий, допрос устроил? А ведь я тебя просил!

– Думал, как лучше, – сухо ответил тот. – И ты не вовремя, дружище! Ладно, давайте чай пить.

Но Кирилл тут же ушел на улицу. Он накинул куртку и сел на крыльцо. Его начал бить такой сильный озноб, что зубы стучали. И он никак не мог успокоиться. То, что он узнал сейчас о Дарке, только укрепило его решимость никому ничего не говорить. Он понял, насколько страшен этот человек, и что уничтожение Марики совсем не пустая угроза.

До Залесского Кирилл не поехал, так как у него поднялась высокая температура.

– Простудили мальца, – огорчался Григорий Григорьевич. – Марика меня загрызет.

– Да, что-то мы не рассчитали, – вторил ему Савелий Иванович, щупая горячий лоб Кирилла. – Но кто ж знал, что молодой парень таким хлипким окажется!

Кирилл молча смотрел на них, не зная, как ему быть. Но Григорий Григорьевич все решил сам. Он быстро оделся, нашел попутку и отправил Кирилла обратно в город.

– Но наш разговор не закончен, – на прощание сказал Савелий Иванович. – Ты давай выздоравливай и еще встретимся. И имей голову на плечах, всегда. Слышишь? Ты думай, парень, думай!

– Хорошо, – ответил Кирилл и забрался в машину.

– Приедешь домой, врача сразу вызови, – посоветовал ему Григорий Григорьевич. – А я тебе завтра позвоню.

Дома Кирилл был поздно вечером. Он выбрался из машины, оглядел почти пустой двор и быстро направился к своему подъезду. За углом раздался сдавленный крик, и Кирилл остановился. Он увидел какие-то тени в кустах, снова послышался вскрик, и он бросился туда. Увидев гладко выбритую голову, поблескивающую в свете фонаря, Кирилл притормозил. Это был Череп. С ним еще двое ребят мутузили какого-то хлипкого на вид кудрявого паренька.

– На хрен нам в городе такие голубки? – с угрозой в голосе спрашивал Череп. – Мы за чистоту расы, понял? А вы позорите мужской род!

– Отпусти его, Череп! – громко сказал Кирилл и подошел вплотную.

Драка тут же прекратилась. Парни с изумлением вытаращили на Кирилла глаза. Потом дружно расхохотались. Кудрявый паренек воспользовался этим и удрал.

– Опа! Да это ж наш соплежуй! Из-за тебя мы этого недочеловека выпустили, мало ему пенделей надавали! – начал возмущаться Череп. – Сейчас тебе наваляем по-полной! Ты чего тут нам мешаешь чисткой заниматься? – с угрозой в голосе спросил он и придвинулся к Кириллу.

Но тот никак не прореагировал. Его вновь начал бить озноб. Видимо, лекарство, которое ему дал перед отъездом Григорий Григорьевич, прекратило свое действие.

– Да надоели вы! – хмуро ответил он. – Все детство в одном месте играет. И когда уж повзрослеете? Скины! Чистота расы! Вы бы хоть на досуге посмотрели какой-нибудь фильм о фашизме. Сейчас в Сети много инфы.

– Чего – чего?! – изумился Череп. – Может, ты нас учить будешь? И без всяких недоделанных эмо все знаем!

– И в чем суть фашизма, по-вашему? – продолжил Кирилл, не обращая на него внимания.

– Чистота арийской крови, – вдруг сказал один из парней.

– Нет, – возразил Кирилл, – это одно из воплощений дьявола. И только это истина, поймите один раз!

– Он совсем спятил! – заметил Череп. – Ты чего, Кирюх, проповедником заделался, как звездой Рунета стал?

– Если силы девать некуда, – продолжил тот, – лучше бы всяких уродов ловили и били бы их. Мало ли маньяков, педофилов, да и других извращенцев? Вот кого зачищать надо.

– Да мы бы рады, – захохотал Череп, – на такую веселую охоту сходить. Да где мы тебе их в нашем городишке возьмем?! А ты чего такой красный? – поинтересовался он. – От испуга?

И Череп вновь захохотал.

– Да ладно тебе, – неожиданно оборвал его один из парней. – Кирюха не испугался в тот притон пойти и сняться там. Тоже, поди не сладко там было. Я блевал с полчаса, когда фоты рассмотрел. Потом неделю пить не мог, с души воротило.

– Да знаем, знаем! – ответил Череп. – Наш эмо – бой теперь герой, штаны с дырой!

– Хотел я поговорить с тобой об одном деле, – тихо проговорил Кирилл, – да вижу, что ты как был дураком, так и остался.

– Сам дурак! – беззлобно ответил тот. – А что за дело-то? – с любопытством добавил он.

– Ничего, проехали, – сказал Кирилл и пошел прочь.

Когда он оказался в квартире, то его уже бил сильнейший озноб. Мать дала ему аспирин и вызвала из поликлиники дежурного врача. Тот поставил диагноз ОРВИ, прописал лекарство и посоветовал пару дней полежать в кровати. Кирилл закрыл дверь в свою комнату, забрался под одеяло и позвонил Марике.

– Я с ума схожу! – тут же начала она ему выговаривать. – Папа звонил, сказал, что тебя домой отправили. Что произошло?

– Ничего, солнышко, – устало ответил он. – Просто промок, простудился, температура. Пару дней полежу, и все будет в порядке. Насморк еще, чувствую, начинается. В – общем, у меня банальная простуда.

– Ну, отец все у меня узнает! – с угрозой в голосе проговорила она. – Я ему все скажу! Это он нарочно! Хочет показать мне, что ты хлюпик.

– Ты не права, заюшка, – ответил он. – Твой отец настоящий мужчина, и в этом я убедился. А такой мужчина не будет прибегать к недостойным методам.

– Зачем тогда он потащил тебя в этот рейд?!

– Были причины, – нехотя проговорил Кирилл. – Ты извини, но мне лекарств надавали и, видимо, от них у меня просто слипаются глаза. Да и температура все еще высокая, горю весь.

– Это ты извини, солнышко мое, – тут же спохватилась она. – Но все из-за волнения. Я тут места себе не находила. Я завтра к тебе приеду!

– Нет, не стоит, – твердо проговорил Кирилл. – Мне лучше побыть одному, а то я в таком состоянии. Нос завтра распухнет от насморка, да и вообще. Мне будет неудобно перед тобой.

– Я завтра позвоню, и там увидим, – не унималась она.

– Хорошо, солнышко. Люблю тебя, – мягко проговорил он.

– И я, – ответила Марика повеселевшим голосом. – Спокойной ночи и самых сладких снов! Целую сто тысяч раз!

– А я миллион! – улыбнулся Кирилл.

В трубке раздались короткие гудки. Он выключил телефон. И тут же провалился в сон.

Кирилл в течение трех дней отлеживался дома. Мать была постоянно с ним, приносила травяной чай, готовила куриный бульон, сидела возле его дивана. В первый день, когда у Кирилла температура поднялась до тридцати девяти, он почти все время спал. А когда просыпался и с трудом раскрывал опухшие глаза, то всегда видел мать. Она сидела на стуле, сложив руки на коленях и чуть ссутулившись, и выглядела странно скованной, словно находилась в чужом доме. Но, по сути, так оно и было. Комната Кирилла резко отличалась от запущенного вида всей квартиры. И он не любил, когда родители заходили к нему. По этой причине он всегда закрывал дверь на задвижку. Он создал свой собственный мирок и никого не хотел впускать в него. Даже присутствие Марики, а она появлялась у него крайне редко, вызывало чувство дискомфорта. Но в основном это происходило оттого, что Кирилл не мог избавиться от чувства стыда перед ней из-за убогости жизни своих родителей. В его комнате, конечно, всегда было чисто и очень уютно, но чтобы попасть в нее, нужно было пройти по длинному захламленному коридору мимо кухни и спальни родителей.

Когда на второй день температура немного снизилась, Кирилл спал уже меньше, но чувствовал себя все еще неважно. Причем ни насморка, ни кашля у него практически не было. Видимо, сильное нервное потрясение вызвало такую реакцию организма, и простуда тут была ни при чем. Он чувствовал периодически возникающий озноб, потом странную слабость. Мать продолжала сидеть у него в комнате. На второй день, после того, как они пообедали, он спросил, где пропадает отец.

– В гараже пьет, – равнодушно ответила Татьяна Павловна и пожала плечами.

– Мам, мне уже лучше, – участливо сказал Кирилл, – ты иди, занимайся своими делами. Незачем постоянно сидеть возле меня.

– Хорошо, сынок, – ответила она и не двинулась с места.

Кирилл глянул на ее бледное опухшее лицо, на растрепанные седеющие волосы, на старенький застиранный ситцевый халат, разъезжающийся на ее полном теле, на отекшие ноги с варикозными узлами синих вен и опустил глаза. Он вдруг вспомнил, как Марика дала его матери «чуть за пятьдесят».

– Мам, – после паузы неуверенно начал он, – а почему ты никогда не сходишь в салон красоты? Ты же очень симпатичная женщина! Я видел на фотографиях, когда ты была молодой.

– Что? – явно удивилась Татьяна Павловна. – Ты о чем это?

Она неожиданно залилась краской, зачем-то поправила волосы и смущенно улыбнулась. Но тут же нахмурилась.

– Это из-за Марики, да? – тихо поинтересовалась она, подняв глаза на Кирилла. – Ты стыдишься своей матери, не говоря уже об отце!

– Это нужно тебе, – мягко проговорил Кирилл. – Ну и, конечно, я испытываю неудобство, когда Марика к нам приходит.

– Ее мама такая красавица, – продолжила Татьяна Павловна, глядя в пол. – Но они такие богачи! Ох, сыночка, боюсь, не получится ничего у тебя с этой девочкой! Она, конечно, очень миленькая и воспитанная барышня, но где это видано, чтобы ублёвцы роднились с кукурузниками? Да такого в нашем городе отродясь не было! Каждому – свое!

– Вот как раз именно эти слова были на воротах какого-то фашистского концлагеря, – хмуро заметил Кирилл.

– Вот и Глебушка, – вновь начала она, не слушая Кирилла, – все надеется жениться на богатой москвичке. Но у него-то как раз это может и получится!

– Ты так считаешь? – удивился Кирилл. – Но ведь ты только что говорила, что такие варианты невозможны. Даже привела в пример нас с Марикой.

– Это разные вещи, – живо возразила она. – Столица огромный город, там все смешано, там не так видны различия. К тому же там много возможностей. А у нас городок маленький, все на виду. И как-то бросаются в глаза богачи и их жизнь. Я уважаю Григория Григорьевича. Он много делает для города. Да и все уважают его. Он, может, и спокойно относится к вашей дружбе. Но вот Мария Андреевна наверняка против, хоть открыто этого и не говорит. Да и когда ей говорить? Ты ведь не вхож в их дом! Что ты вообще думаешь, как дальше?