Наталия Доманчук - Розовые очки

Катя распахнула дверь и уставилась на холеного мужчину — он выглядел на все сто. Не то чтобы красавец, но его внешность заставляла зацепиться взглядом и приковывала внимание: высок, подтянут, короткий ежик темных с сильной проседью волос, глаза какие-то необыкновенные, и цвет не понять — то ли серые, то ли голубые. Сумасшедший цвет, глубокий, выбивающий из равновесия. Их оттенок менялся мгновенно, когда они оценивающе скользили по телу девушки, словно раздевали:

— Екатерина Дмитриевна?

— Она самая, — Катя натянула дежурную улыбку.

Мужчина хмыкнул и, не дожидаясь приглашения, сделал шаг в квартиру. Он ожидал увидеть сорокалетнюю тетку с целлюлитом и морщинами, а не наглую девчонку, к тому же вполне симпатичную: темные локоны, небольшой лоб, правильные, даже слишком правильные черты лица. Как будто кто-то специально несколько раз обвел кистью подбородок и скулы, чтобы подчеркнуть строгость, а в глаза, цвета молочного шоколада, брызнул черным аэрозолем. От этих маленьких темных точек, которые как веснушки расположились по краю роговицы, веяло холодом.

Катя отступила, позволяя гостю войти, и тот, не разуваясь, зашел в гостиную, там тоже покрутил головой, рассматривая интерьер, кинул взгляд на диван и уселся.

Катя закрыла двери и пошла за гостем. Она уже догадалась, кто это, и предвкушала интересный разговор.

— Я отец Алексея. Меня зовут Марк Борисович.

— Не могу сказать, что рада с вами познакомиться, — Катя уселась на кресло напротив гостя.

— У тебя ремонт тут, не могу понять? — мужчина продолжал рассматривать комнату: стены побиты, одна картина висит криво, вторая валяется на полу, добротная мебель в некоторых местах повреждена, как будто по ней прошлись небольшим топориком, хорошо хоть диван выглядел целым.

— Нет. Я так живу. Чем могу быть полезна?

— Я к тебе с о-о-очень пикантным предложением, — Марк закинул ногу на ногу.

— Слушаю вас о-о-очень внимательно, — девушка отзеркалила гостя, так же потянув звук «о» и закинув правую ногу на левую.

— Сто тысяч долларов, и ты даешь моему парню вольную. Только такую, чтобы он и близко к тебе не подошел.

— Все на свете можете купить? — Катя пыталась сдержать раздражение.

— Почти, — Марк был спокоен и уверенно посмотрел в глаза хозяйке дома.

Девушке очень захотелось его удивить. Или нет, лучше обидеть, оскорбить. Но она вспомнила, что совсем недавно и сама такой была.

Катя еще раз прошлась взглядом по гостю, внимательно рассматривая: начищенная обувь, идеально разглаженные брюки, парфюм, который потом неделями будет витать в подъезде, красивые, но наглые глаза. Такие люди, как Марк Борисович, владели миром: уверенный, знающий себе цену, умный, образованный, напористый и решительный.

Когда-то и Катя была такой: самостоятельной, ничего не боялась, шла напролом, четко понимала, чего хочет от жизни, и брала.

Она много сделала для того, чтобы добиться того уровня. Она шла долгих двадцать лет. И дошла. Доползла. Говорят, что за той чертой нет обратного хода по собственному желанию, только по вынуждению, но Катя отказалась от той жизни сама. Поменяла «Лабутены» на «Зару», «Шанель» на «Страдивариус», а все свои лисьи и рысьи шубки — на пуховики. И сейчас ей хотелось одного — чтобы этот самодовольный мужик убрался с ее дивана, вместе со своим шлейфом дорогих духов, которые она почувствовала еще за дверью. Этот запах, который обожал ее муж, она ненавидела больше всего на свете. Два года назад, вместо того чтобы выбросить в мусорное ведро этот злосчастный одеколон, Катя изо всей силы разбила флакон о стенку. И чем только потом ни выводила этот запах — он вечно чудился ей, как призрак ходил по пятам и дразнил прошлой, гламурной жизнью с гречкой на завтрак.

Почему-то вспомнилась сейчас именно гречка, в красивой позолоченной посуде. Ажурные, глубокие тарелки она купила в Вене, а потом разбила их о шифоньер из мореного дерева.

Катя встала и подошла к шкафу, где хранила документы. Перебрав пару бумажек, она взяла нужную и протянула Марку:

— Вот мой счет. Жду перевода.

Она опять уселась в кресло, а Марк Борисович скользнул глазами по документу и вернул:

— Не пойдет. Мой сын не идиот. Он отследит твой счет и увидит, что сначала пришли деньги, а вслед за ними твое решение с ним расстаться.

Мужчина достал из кошелька карту и положил на стол:

— К вечеру на ней будет вся сумма. С нее трать. Не снимай и не перепрятывай. Для меня это копейки, и договор дороже этих копеек. Пинкод — день рождения моего сына. Знаешь?

Катя замотала головой. Ей было плевать на Алешку. Глупый, влюбился первый раз. И весь был в этом чувстве. Погряз. Утонул. Как она в своем муже, когда видела, что Олег хочет стать другим. Как он ради нее всем горло готов был перегрызть, даже своим родным и друзьям.

А вот Алешка любил по-другому. Нет, он тоже был готов ради нее на все. Только это «все» были деньги. И не его, а отца, Марка Борисовича.

— 1402. Родился в день Святого Валентина. Надо было Валиком назвать, может, хоть ангел-хранитель у него был бы лучше, чем отец.

Мужчина замолчал, как-то горько вздохнул и спросил:

— Как именно ты его отошьешь?

Катя ответила не сразу. Ее давно уже достал этот папин сынок, который предлагал все на свете, смотрел влюбленными глазами и думал так же, как его папочка: что за деньги можно получить все. Он целый год убивался за ней, шантажировал, в ногах валялся. Кажется, он перепробовал все варианты. Но чем дольше это продолжалось, тем сильней Кате хотелось отвязаться от него. Только вот она не знала как, а сейчас поняла, что делать.

— Устала я от вашего сына. Сил моих нет больше видеть его. Скажу, что хочу проверить его чувства, и на полгода исчезну. В течение этих шести месяцев он должен будет хранить мне верность. Если выдержит — выйду за него замуж. А если нет — то не нужен мне такой мужчина.

Марк Борисович внимательно слушал девушку и думал над ее предложением. А Катя решила, что кроме этого требования она залепит влюбленному Ромео еще одно, от которого он точно никогда не откажется. И уже с чистой совестью отошьет глупого влюбленного ко всем чертям. Она поставит ультиматум, чтобы он бросил кокаин. Нет, Катя понимала, что отец наверняка в курсе пристрастий своего сына, только сделать ничего не может.

— Уедешь на полгода и забросишь свой колбасный бизнес? — чуть приподняв бровь, спросил Марк.

— Я уже два года как его забросила. Ничего, существует же как-то…

— Хреново он существует, наводил справки. Но ладно, я присмотрю. Это будет бонус от несостоявшегося тестя. Завтра подойдет от меня человек, передай ему все полномочия. Не бойся, Марк Левин чужого не возьмет. Ты, главное, свое слово сдержи, — и немного подумав, продолжил: — Да, план хороший, уезжай из города, купи себе новый мобильный, симку и почту заведи. Отдохни. Развейся. С ним на связь не выходи.

— Так и планирую. С глаз долой — из сердца вон!

Мужчина задумался, а Катин взгляд остановился на его руках. Какие сильные, истинно мужские, но при этом элегантные, с выступающей паутиной вен под золотой кожей.

Марк потер подбородок, и легкая щетина неприятно кольнула его длинные литые пальцы:

— А если он действительно тебя любит? И не станет гулять по бабам?

— Это уже ваша забота. Уверена, что вы обожаете пакости. Вот и займитесь ими. Но мой вам совет — подождите два-три месяца. Он будет страдать, искать меня, и только когда на него нахлынет отчаяние, и он пойдет по девочкам — вы незаметно подложите ему свинью. В фигуральном смысле, я имею в виду, — Катя громко рассмеялась, обнажая ровные белые зубы.

— Стерва…

— Спасибо. Люблю комплименты.

— Ты старше его на двенадцать лет. Не стыдно тебе совращать малолетних?

— На десять. Что-то у вас совсем плохо с математикой. И я его не совращала. Рада бы отвязаться, все делала для этого…

— Видимо, не все… Не пойму, что он в тебе нашел?

— У меня медом там помазано! — Катя улыбнулась и пальчиком указала где.

— А мне дашь попробовать? — Марк отстранился от дивана,

чуть подался вперед и наклонился над столом, гипнотизируя ее взглядом.

— Миллион баксов, и вся ночь ваша, — не растерялась

девушка.

Теперь настала очередь Марка Борисовича смеяться. Катя его действительно удивила.

Он хлопнул себя по ногам и встал:

— Не родилась еще та баба, за которую я миллион заплачу. Максимум штуку.

Потом серьезно посмотрел на девушку:

— Как связь держать будем?

Катя поднялась, взяла чистый лист бумаги, записала туда свой электронный адрес и протянула:

— Вчера завела новый, на этот e-mail сообщите, когда он загуляет. Фоточки пришлите в доказательство. — Потом тяжело вздохнула и продолжила: — Эх, ваш парень только меняться стал, уже не таким мажором выглядит, а вы его опять под свою дудку плясать заставите.

— А надо, чтобы под твою плясал? Мне внуки нужны. А ты пустая, узнавал уже. Три выкидыша, пять полипов, внематочная беременность, разрыв трубы. И зачем ему такая? Хоть бы человеком еще хорошим была, а то ведь обыкновенная шлюха, я людей насквозь вижу…

Катя улыбалась. Она уже давно перестала вздрагивать от своих диагнозов. Думала, что никогда не смирится. Но нет, время творит чудеса.

И еще есть такое замечательное слово — «равнодушие». Оно появилось примерно год назад, сразу после ненависти: черной, как ее душа сейчас, и липкой, как любимое клубничное варенье.

И оно намного страшней всего, что только испытала Катя. Оно убивает человечность и все живое. Под ним даже страх умирает. Равнодушие — это медленная смерть.