Да и жаловаться было не на что. Первого числа каждого месяца я получала чек от мистера Р. Дж. Лэнгли, уполномоченного бухгалтера, управляющего активами Сильвии, благодаря которому считалась лучшей добытчицей среди своих соседей по квартире в Уильямсбурге. Тогда я была еще слишком молода, чтобы осознать: покупать французские батоны старушке и получать за это деньги, которых хватало на проживание в Нью-Йорке, сродни чуду.

А однажды утром — я собиралась на Манхэттен, чтобы выполнить очередное поручение Сильвии, — мне позвонили из офиса Р. Дж. Лэнгли, и впервые я говорила с ним лично. Он попросил меня (точнее, приказал) первым делом подъехать в его офис в Мидтауне.

— Что-то случилось? — спросила я.

— Да. У меня плохие новости. У мисс Арно воспаление легких.

— О нет! В какой она больнице?

Последовала пауза.

— Подробности я смогу сообщить вам только при личной встрече.

Пока я ехала в подземке, меня переполняла грусть. Бедная Сильвия, лежит в больничной палате, ест желе. Она терпеть не могла покидать свою замшелую квартиру. Я уже составляла список ее любимых вещей, которые могла бы принести в больницу.

Но настоящий удар ждал меня по прибытии в кабинет бухгалтера. Мистер Лэнгли перекинул белый конверт через широкое дубовое плато, которое выполняло функции его стола.

— Мы хотим поблагодарить вас за службу мисс Арно.

Я вытаращилась на чек. Сумма в два раза превышала мое обычное жалованье.

— Это за ваши последние недели работы плюс двухнедельное выходное пособие, — пояснил мистер Лэнгли. — Боюсь, мы должны с вами расстаться.

Он постоянно говорил «мы».

— А как же Сильвия?

— Если она поправится…

— Если! — взвизгнула я.

Он поморщился.

— Мисс Арно, как вам известно, в весьма преклонном возрасте, и состояние у нее крайне тяжелое. Если она выживет, то согласно ее желанию и желанию ее бенефициариев[9] мисс Арно перевезут в интернат, где ей будет обеспечен круглосуточный уход. Вы должны понимать.

Я не понимала. И кто такие эти бенефициарии? Они определенно не приходили к Сильвии, когда я у нее работала.

— Я хотела бы увидеться с Сильвией.

Морщинки озабоченности, которые разрезали его лоб, стали глубже.

— Не думаю, что это необходимо. Возможно, и нежелательно, учитывая ее нынешнее состояние.

С нарастающим раздражением я спросила:

— Можете вы по крайней мере сказать мне, где она находится?

— Я должен это выяснить у бенефициариев. Я поднялась, раздуваясь от праведного гнева.

Чувствовала, что говорю с главным бенефициарием. Может, даже единственным. И скользким типом.

— Отлично. Пожалуйста, выясните, мистер Лэнгли. Заверьте бенефициариев, что я хочу лишь одного: принести мисс Арно коробку ее любимых пирожных!

Я выплыла из его кабинета с раздувающимися на мачте парусами негодования.

Нужно ли говорить, что мне так и не позвонили, чтобы сообщить о местонахождении Сильвии. Но, честно говоря, я не стала выбиваться из сил, разыскивая ее. Собственно, не ударила пальцем о палец. Успокоившись, напомнила себе, что я наемная работница. Я не несла за нее ответственности. А если наследники Сильвии тревожились, как бы мое имя не прокралось в ее завещание, — что ж, пусть сами носятся по Манхэттену в поисках маринованной окры и мятного печенья.

Для того чтобы потратить выходное пособие, потребовалось не так уж много времени, и никто не предложил мне хорошо оплачиваемой работы. Один из моих соседей по квартире, честолюбивый сценарист по фамилии Флейшман, время от времени подрабатывал в телемагазине, продавая то виниловый сайдинг, то абонементы на балет. Другая моя соседка изучала световой дизайн в Нью-Йоркском университете и подрабатывала в одной из кофеен. Мы не разлучались после окончания колледжа. Раньше сравнивали себя с тремя мушкетерами, но после того, как я перестала получать чек на приличную сумму первого числа каждого месяца, превратились в троицу спасшихся после кораблекрушения, которые оказались на спасательном плоту, давшем течь.

Уэнди, конечно, волновалась, но у нее хватало дел и без того, чтобы разрешать наши финансовые головоломки.

Флейшман не волновался — он не волновался никогда, тем более из-за денег. Он происходил из очень обеспеченной семьи, которой принадлежала сеть дисконтных обувных магазинов. Сам он обувью не интересовался (во всяком случае, той, что продается со скидкой), а поскольку родители полагали, что написание сценариев не пойдет сыну на пользу, семья вроде бы отказала ему в материальной поддержке. Однако его мать иногда испытывала приступ вины, а потому приезжала в город, чтобы пригласить Флейшмана на ленч (и, несомненно, пройтись с ним по магазинам). В такие дни Флейшман возвращался в нашу квартиру с приличной суммой в кармане. И смотрелся очень неплохо в новеньком кожаном пиджаке или джинсах от модного дизайнера. А среди подарков на Рождество и день рождения, даже при условии, что семья отказала ему в деньгах, обязательно оказывался конверт с чеком на кругленькую сумму. Безденежье Флейшман считал явлением временным. Он никогда не терял надежды.

Мой отец продавал сантехническое оборудование. Фирма приносила прибыль, но сорить деньгами у него возможности не было. Я была пятой из шести детей. Родители оплатили мое обучение в колледже, с тем — пусть вслух об этом и не говорилось — чтобы в будущем я рассчитывала только на себя. Отец, где-то в шутку, а где-то всерьез, говорил, что проявленная щедрость — плата за привилегию избавиться от меня. Учитывая, что теперь они оплачивали обучение в колледже моего младшего брата, а у них уже появились внуки, я бы скорее умерла, чем попросила у них денег.

В феврале нам не хватало ста сорока долларов на оплату квартиры, и я продала мой ноутбук через интернет-аукцион. Утрата была чисто психологическая: ноутбук мне практически не требовался. Переезжая в Нью-Йорк, я думала, что буду писать. Приводить в божеский вид воспоминания Сильвии. Сочинять рассказы… В колледже я уже сочинила несколько. Но за два года если я что и писала на ноутбуке, так это списки продуктов, которые следовало купить.

К сожалению, кроме компьютера, ничего ценного у меня не было. Я не могла продать что-то еще, даже если бы и захотела. Требовалась работа. Срочно.

Вот во все стороны и полетели резюме. Но ожидаемые ответы не приходили. За три недели меня всего лишь дважды пригласили на собеседования, которые не принесли желаемого результата. День уходил за днем, неумолимо приближая нас к выплате арендной квартирной платы за очередной месяц. Я не находила себе места. Поэтому, когда зазвонил телефон и дама на другом конце провода сказала, что меня ждут на собеседование в «Кэндллайт букс», я восприняла этот звонок как брошенный мне спасательный круг. Пришла в экстаз.

Я, разумеется, знала, что это за издательство — «Кэндллайт букс». Кто же этого не знал? Колосс романтики. Книгами этого издательства зачитывались тетушки всех тех, кто не читал их сам. Не было никакой возможности войти в супермаркет или в аптечный магазин — как на Манхэттене, так и в глухомани — и не увидеть полки, заставленные книгами этого издательства, все, как одна, заклейменные логотипом: мерцающим огоньком свечи.

Вроде бы туда я свое резюме не отправляла. Во всяком случае, не помнила, чтобы отправляла. Но женщине на другом конце провода я сообщать об этом не собиралась. Не собиралась говорить ничего такого, что могло бы уменьшить мои шансы побывать на собеседовании. Она предложила мне прийти в издательство завтра, в час дня, и я заверила ее, что буду всенепременно.

— Что за работа? — спросил Флейшман, увидев, как я вытаскиваю из стенного шкафа костюм для собеседования.

Квартира в доме у железной дороги не идеальное место для коммунального проживания. Квартира эта занимала целый этаж и состояла из трех комнат (одна, несомненно, могла служить прихожей или столовой), но двери между комнатами отсутствовали. То есть была одна длинная анфилада. Удобное место для проведения вечеринок или катания на роликах, но при попытке обустроить в такой квартире три спальни возникали немалые трудности. Так что на троих у нас был один большой стенной шкаф, который при ком-то из прежних квартиросъемщиков лишился сдвижных дверей. Теперь их заменяла занавеска из прорезиненной ткани, какие вешают в ванной, с веселенькими тропическими рыбками.

— В «Кэндллайт букс».

Флейшман хохотнул:

— Шутишь. Будешь заниматься любовными романами? Ты? Да у тебя не было ни одного удачного романа.

Мог бы обойтись без напоминаний. Тем более что он был одним из моих неудачных романов.

— Они ищут не Мастерса и Джонсона[10], — ответила я.

— Ну что ж…

Я пронзила его взглядом. Признаю, в наших взаимоотношениях я обычно была обороняющейся стороной. И что сие должно означать?

— Ничего. — Он закатил глаза. Всегда жаловался, что я излишне чувствительная. — Я правда удивлен, что ты предложила им свои услуги.

— Я и сама не знала, что предлагаю. В объявлении не было названия издательства.

— Они, должно быть, боялись, что никто не откликнется на объявления, узнав, что речь идет о «Кэндллайт букс».

— Должно быть. — Несомненно, какие-то люди и не хотели иметь ничего общего с любовными романами. Я к их числу не относилась. Поправка: перестала к ним относиться после того, как пришлось выставлять свои вещи на интернет-аукцион.

— Думаю, ты станешь великим редактором.

— Думаю, работа будет секретарская. Или что-то в этом роде.

Флейшман вскинул брови. Брови у него были выдающиеся, а-ля Дракула, поэтому изгибал он их театрально.

— Ты не знаешь?

— Уверена, что речь пойдет о должности младшего редактора. — Я точно помнила, что отсылала несколько резюме по таким объявлениям. Впрочем, я понятия не имела, что должен делать младший редактор. — Или чего-то другого младшего. Я откликалась на такое множество объявлений…