За какие-то секунды она стянула перчатки, сорвала с головы шляпку и сняла юбку. Гораздо больше времени ушло на расстегивание всевозможных крючков и пуговиц и развязывания многочисленных ленточек и шнурочков на блузе и корсете. Наконец, расправившись со всем этим, она осталась в одной сорочке, штанишках и в нескольких муслиновых нижних юбках.

Затем она стащила с себя и сорочку, влажную от пота, и отбросила в сторону. Вытянув руки вверх, она начала раскачиваться из стороны в сторону, наслаждаясь свободой, не ограниченной никаким корсетом. Не было в мире ничего приятнее, чем ощущение свободы, когда ты только-только снимешь корсет. Она присела на кровать и стала расшнуровывать высокие ботинки. Покончив с этим, она сбросила их с ног и пошевелила пальцами.

Иногда обувь доставляет не меньше неудобств, чем корсет. Наконец, она сняла две последние нижние юбки, которые были у нее самыми новыми и самыми лучшими.

Потом она проворно облачилась в рабочий халат (с заплатками в нескольких местах) и сунула ноги в удобные широкие старые туфли. Нахлобучив панаму, она легко сбежала вниз, в кладовку, где взяла лопату, вилы и миниатюрные грабли. Выходя в сад, она заметила, что чувствует себя почти счастливой от одной перспективы покопаться в земле.

В воздухе пахло весной, сладкой жимолостью и свежей молодой травой. На деревьях лопались почки и появлялись клейкие маленькие листочки. Разве не стыдно было проводить такое утро на каком-то собрании!

Когда она возвращалась домой, то была так расстроена, что даже не взглянула на сад и грядки перед домом, но теперь ее взгляд сразу же упал на цветочные клумбы у низенького заборчика. Она резко споткнулась, глаза ее расширились от ужаса, и сердце, казалось, остановилось.

Сначала она вообще ничего не могла понять. А когда наконец-таки сообразила, то не могла поверить. Ее цветочные клумбы, всегда такие аккуратные, теперь были совершенно обезображены. Вся земля вокруг них была перекопана и насыпана на сами клумбы. Кто-то вырыл три огромные ямы прямо на клумбах. А стебелёк ее самого красивого, ярко-пурпурного ириса был сломан; бутон печально нагнулся к земле.

Крик боли вырвался из ее груди, она упала на колени и подняла погибший цветок. Конечно, на следующий год будут другие, ведь корни растения сохранились. Но что из того, если сейчас он был погублен? А ее лилии! Она взяла в руки один из цветков, вытащив его из кучи земли, и почувствовала, что ей дурно при виде вырванных корней. Это растение было уже не спасти. Еще три лилии были вырваны с корнем, тогда как остальные просто смяты и их стебельки поломаны.

На глаза Миллисент навернулись слезы. Она почувствовала себя так, словно ее сломали и оскорбили, посягнув не столько даже на ее собственность, сколько на то, что она больше всего любила и оберегала.

В груди постепенно закипал гнев. Она знала, чьих это рук, вернее, лап, дело. Здесь мог быть только один зверь, раскапывающий землю. Это мог быть только тот пес!

Миллисент вскочила на ноги и кинула взгляд на свой сад и двор Лоуренсов.

— О-о! Если бы под руки сейчас попалась эта собака!

Она бросила на землю рабочие перчатки и направилась к дому Лоуренсов. Подойдя, Милли громко заколотила в дверь кулаками.

На пороге появилась Бетси:

— О, привет!

— Подойдите сюда, молодая особа. Я хочу, чтобы вы кое-что увидели.

— Что? — Бетси пошла вслед за ней с очень любопытным выражением лица. Милли не отвечала, молчаливо направляясь через калитку в собственный сад.

— А почему вы не перелезете через забор? — спросила шедшая за ней по пятам девочка. — Это же очень просто.

Миллисент проигнорировала вопрос и показала на свои клумбы:

— Вот, смотрите.

Бетси взглянула туда, куда указывал палец соседки, и выдохнула:

— О! Ваши цветы! — Она тут же подбежала к клумбам и опустилась рядом с ними на колени. — Что с ними случилось?

— Что с ними случилось?! Ваша собака побывала здесь, вот что!

— Адмирал?! — Бетси вскинула на нее удивленный взгляд. — Но с какой стати понадобилось Адмиралу выкапывать ваши цветы?

— Возможно, он рыл землю в поисках чего-либо, или, наоборот, что-нибудь прятал. Я не знаю, что там у собак на уме!

— Откуда вы знаете, что это Адмирал? — выступила Бетси в защиту своего любимца. — Откуда вы знаете, что это не какая-то другая собака? Или, может быть, ваш кот? — она указала на Панжаба, растянувшегося на солнышке у дома.

— Мой кот не роет землю. Это глупость!

Девочка воинственно выставила подбородок и встала, подбоченясь:

— Как вы можете утверждать, что это сделала моя собака, когда сами не знаете наверняка?

— Молодая леди! Так нельзя разговаривать! Бетси сердито посмотрела на нее:

— А я не умею по-другому!

— Не сомневаюсь, что это так. Твое воспитание оставляет желать лучшего. И это очевидно. Но я не позволю, чтоб меня в моем собственном саду оскорблял ребенок!

— Я не оскорбляла вас! — Бетси обиженно заморгала при этих несправедливых словах. — Я просто сказала, что неизвестно, был ли это Адмирал, и ведь это правда неизвестно. Что же здесь плохого?

Милли не могла ничего произнести от гнева. Наконец, она выговорила:

— Как может ребенок девяти лет…

— Мне десять!

— …так разговаривать? Что за ужасные слова? — закончила она. Это правда, у Миллисент было немного опыта в обращении с детьми, но она никогда не встречала ребенка, который бы говорил со взрослыми на равных.

— Вы несправедливы! Вы не знаете наверняка, что это сделал Адмирал.

— Я знаю, что до того, как вы со своей собакой поселились в этом доме, мои цветы никто не портил.

И еще я знаю, что впредь вам следует держать своего пса подальше от моего сада.

— Я так и сделаю! — Бетси начала карабкаться через низенький заборчик к себе во двор. Потом она обернулась и крикнула:

— Ни я, ни Адмирал больше не хотим заходить в ваш вонючий старый сад!

Миллисент почувствовала непреодолимое желание заорать что-нибудь вслед неуклюжей маленькой удаляющейся фигурке, но только плотно сжала губы и опустилась на колени возле клумбы, перенеся свой гнев и разочарование на злополучную землю, закапывая ямы и со злостью утаптывая их. Она попыталась подвязать одну лилию, корни которой, казалось, уцелели, но другим цветам было уже не помочь. А на следующей неделе в ее доме должно состояться собрание членов Клуба садоводов!

Когда позднее она пересказала этот эпизод Алану, он, блестя глазами, сказал:

— Возможно, Милли, тебе следует взять над ней шефство. Мне кажется, ты должна пожалеть бедную сиротку.

— Честное слово, Алан, мне сейчас не до твоих шуток! Нет сомнения, что ей нужен кто-то, кто бы, как ты выразился, взял над ней шефство. Однако я не собираюсь этого делать!

— Может быть… — Алан не мог сдержать улыбки. — Боже, но как бы мне хотелось увидеть самому всю сцену…

— Алан!

Он пожал плечами:

— Я испытываю к ней необъяснимую симпатию. Ты помнишь Скэмпа?

Несмотря на ужасное настроение, Милли не могла не улыбнуться:

— Как же я могу забыть Скэмпа! — Это был маленький черный, облезлый терьер, взятый ради Алана, когда тому было шесть лет. Он был жизнерадостным и игривым, и Алан с Милли любили побегать с ним на заднем дворе.

— Я помню, считала ужасно несправедливым, что тебе можно иметь собаку, а мне нельзя.

— Насколько я помню, ты не только так думала, но и выкладывала это каждому, кто был готов тебя слушать.

Она засмеялась:

— Наверное, да. — Улыбка медленно исчезла с ее лица. И Милли вздохнула. — Но мама и папа были правы, когда говорили, что собака — это не игрушка для маленькой девочки. Это слишком грубо.

— Возможно. Хотя мне сдается, ты не особенно страдала, играя со Скэмпом.

— Нет, наверное, — она улыбнулась и, потянувшись, взяла руку брата. — Ах, Алан, ты всегда можешь рассмешить, как бы раздражена я не была. Наверное, я опять раздула из мухи слона?

— Возможно. — Он сжал ее руку и тоже улыбнулся. — Но твои цветы очень много значат для тебя.

— Да, но я должна быть снисходительной к детям и их собакам, не так ли? В конце концов, они здесь всего лишь несколько дней. Скоро все образуется.

— Я уверен в этом.

Остаток дня Алан был не такой медлительный и ап-патичный, как обычно. Его послеобеденный сон был прерван размеренными ударами мяча о стену дома, детскими криками и лаем собаки. Несколько часов спустя Миллисент застала Бетси, которая забралась на ее вишню; в такт движениям ребенка с дерева облетали цветущие бутоны, а на стволе остались следы ободранной ботинками коры.

Миллисент поняла, что гибель цветов была не просто случайным недоразумением, связанным с новизной впечатлений от перемены места жительства или необычности нового положения. Это было только первое несчастье в цепочке многочисленных бед, которые, как казалось Милли, не закончатся до тех пор, пока Лоуренсы будут жить в своем новом доме. Если только она, Миллисент Хэйз, потерпит поражение в борьбе с десятилетним ребенком и гигантским клыкастым псом.

Глава V

Миллисент открыла глаза и с минуту лежала, наслаждаясь тишиной раннего утра. Легкий ветерок раскачивал шторы, донося в комнату запах весеннего дня, чистого, росистого, и аромат отцветающей жимолости. Стоял конец мая; совсем скоро наступит День Украшения, когда горожане по традиции украшали и убирали могилы солдат Конфедерации и Союза, и этот день превращался в гигантский пикник. Затем придет июнь, а вместе с ним и настоящая летняя жара, бесконечный палящий зной.

Но сейчас на улице было хорошо, особенно утром и вечером. Миллисент прошлым вечером сидела на ступеньках крыльца, слушая жужжание майских жуков и отдаленное кваканье лягушек; в темноте сверкали светлячки. Все было мирно, уютно, немножко лениво — до тех пор, пока Бетси Лоуренс с визгом не выскочила к себе во двор, догоняя собаку.

Вздохнув, Миллисент ушла в дом. И зачем только она вспомнила об этом? Чужая девочка не давала ей покоя даже в лучшие минуты.