Несомненно, Алан был удивлен и даже обескуражен, когда она сегодня вечером пришла к нему в комнату. Он, должно быть, подумал, что она навязывается, пытается претендовать на что-то большее, чем просто прислуга в богатом доме. Он, конечно, поступил, как всегда, очень порядочно, взяав вину на себя. Но как, должно быть, неловко он себя чувствовал, несмотря на всю доброту и спокойный характер, когда она явилась в комнату Алана с нескрываемым желанием залезть к нему в постель!

Опал вся горела от унижения. Было стыдно и за себя, и за Алана. Ни одна достойная женщина не станет так откровенно, не скрывая своих желаний, по доброй воле отдаваться мужчине. Она поняла, что больше не сможет перенести подобного позора. Неважно, что ей будет трудно держаться подальше от Алана, неважно, что вчера ночью ей было так чудесно в его объятиях и сегодня так сильно хочется повторить все сначала — она больше не подойдет к нему.


Миллисент была слишком глубоко погружена в свои переживания и только через несколько дней заметила, что остальные домочадцы находятся в таком же угнетенном состоянии. И Опал, и Алан казались невеселыми и молчаливы»», и Милли стало ясно, что они стараются избегать друг друга. Она ничего не понимала. Вне всякого сомнения, между ее братом и Опал что-то произошло, хотя было непохоже, чтобы они сердились друг на друга. Ни от одного из них она не слышала каких-нибудь колких или злых замечаний по поводу другого, даже когда Алан или Опал оставались наедине с Милли. Напротив, если Миллисент упоминала кого-то из них в присутствии другого, то слышала в ответ самые добрые отзывы, полные симпатии и обожания, и самые заинтересованные вопросы о делах и здоровье. Когда же эти двое оказывались рядом, то были предельно вежливы, хотя в остальном чувствовалось определенное напряжение. Но враждебности или злости Милли не ощущала.

Они скорее выглядели страдающими, грустными, но так как никто и ничего ей не объяснял, она понятия не имела о том, что между ними происходит.

Грусть обитателей дома, казалось, передавалась от одного к другому, и даже днем в комнатах царила мрачная атмосфера. Лучиком света в этой тяжелой полосе переживаний стала Бетси, временами забегавшая к ним в гости, но однажды, в феврале, она перестала приходить. Милли начала подозревать, что мрачная обстановка в их доме повлияла, в конце концов, и на беззаботный нрав девочки. И она не могла винить Бетси за то, что та перестала их навещать.

Однако, на следующий день, встретив миссис Рафферти, Миллисент выяснила, что Бетси исчезла не из-за тяжелой атмосферы в их доме, а из-за серьезной простуды.

— Она где-то подхватила эту простуду, довольно сильную, я бы сказала, — говорила миссис Рафферти, качая головой. — Я, сколько знаю эту маленькую особу, еще ни разу не видела ее такой молчаливой и тихой. Знаете, я даже не могла выбраться в овощную лавку за последние три дня. Бетси уже с неделю болеет. Я решила, что смогу испечь ей несколько имбирных пряников; может быть, она поест немного. Она вообще сейчас плохо кушает. Но когда я увидела, что кончилась мелисса…

— Но… ей сейчас лучше? — наморщив лоб, перебила ее Миллисент. Она очень испугалась за Бетси и очень расстроилась. Почему ей не пришло в голову, что Бетси могла заболеть? Она должна была почувствовать что-то неладное, но оказалась слишком поглощена собственными проблемами, чтобы побеспокоиться о ком-то еще — как и тогда, когда долго не замечала ничего необычного между Опал и Аланом.

Миссис Рафферти засомневалась.

— Знаете… я не знаю точно. У нее все тот же кашель, хотя, по-моему, уже не такой сухой. Я ставила ей горчичники, но это не принесло пользы. Мистер Лоуренс даже два или три раза звал доктора. Он всерьез волнуется за здоровье девочки.

— Да, я знаю. И что сказал врач?

— А, он дал нам мазь, чтобы втирать в грудь, но я не могу сказать, что это помогает.

— Я пойду навещу ее, — сказала Миллисент. — Нужно было давно это сделать, но я и не предполагала, что она больна. Я посижу с ней, а вы сможете сделать свои дела.

— Действительно? Это было бы замечательно, мисс Хэйз! А я тем временем испеку ей имбирные пряники, и может быть, еще успею зайти и купить продукты.

Милли даже в голову не пришло надеть шляпку и перчатки, чтобы дойти до соседнего дома: она была слишком взволнована. Она просто накинула на плечи жакет и поспешила за миссис Рафферти. Оставив жакет на кухне, Милли поднялась на второй этаж, где, по словам миссис Рафферти, спала Бетси.

Оказавшись наверху, Миллисент вспомнила о проведенной здесь ночи с Джонатаном, и сердце ее сжалось. Но она усилием воли отодвинула эти мысли в дальний уголок памяти, и, входя в комнату Бетси, приклеила на лицо улыбку.

Бетси спала; на белой подушке алым пятном выделялось ее лицо. Милли стало не по себе: было очень непривычно и поэтому страшно видеть девочку в таком состоянии. Миллисент не часто приходилось иметь дело с больными детьми. Она не знала, как именно они должны выглядеть при простуде.

Бетси открыла глаза, и, увидев Миллисент, улыбнулась.

— Мисс Милли!

— Здравствуй, родная! — Миллисент присела рядом с девочкой, и наклонившись, поцеловала ее в лоб. — Я только что узнала, что ты болеешь. Как тебе сейчас, лучше?

— Думаю, лучше. — Бетси покашляла. — Я рада, что вы пришли. Я так скучала по вас!

— И я тоже. Я даже не предполагала, что ты больна. Если бы знала, то пришла бы раньше.

— Да. Я должна была лежать в постели. Мне нельзя вставать. — Бетси сморщила носик. — Вы побудете немножко?

— Конечно. — Как ей, должно быть, ужасно лежать в постели, одной, общаясь только лишь с миссис Раф-ферти. Миллисент вспомнила, что во время болезней ей всегда больше всего хотелось, чтобы рядом была мама. А прислуга и экономка — это было совсем другое… Милли взяла Бетси за руку, и девочка крепко сжала пальчиками ее ладонь.

— Как хорошо… — просто сказала она, закрыла глаза и моментально уснула.

Миллисент не захотела отнимать у нее руку. Так она и просидела на краю кровати до обеда, не шевелясь и не вставая, пока рука девочки сама по себе не ослабла и не отпустила ее руку.

Милли слышала, как внизу, на кухне, хлопочет миссис Рафферти. Ближе к ужину миссис Рафферти поднялась с подносом в руках.

— Я потушила для вас мясо, — сказала она Миллисент. — Ох, я так удачно все успела; переделала все накопившиеся дела. Вы — просто ангел!

— Ну что вы, мне было не трудно! Напротив, мне очень приятно. Но вам не стоило беспокоиться о еде.

— Ничего, ничего! Я все равно готовила мистеру Лоурвнсу. И я подумала, что вам не мешает подкрепиться. Ну как, очень она вас беспокоила?

— Нет, совсем нет! — Милли немного удивилась. И почему миссис Рафферти считает Бетси источником вечных хлопот? А когда она вспомнила, что сама недавно так же думала о девочке, то не смогла не улыбнуться. Удивительно, как порой меняются наши представления о людях. Теперь она любила Бетси и не хотела бы видеть ее никакой другой. Даже смешно вспоминать, как когда-то ее раздражало все, что делала Бетси.

— Мистера Лоуренса еще нет. Этот человек всегда опаздывает. Но я специально несколько раз предупредила его, что сегодня мне надо уйти пораньше. Сестра уехала, и мне нужно приготовить ужин для ее семьи. У нее двое ребят и муж; никто из них не способен и шагу ступить на кухне, а Матти беспокоится, что они останутся голодными. — Она покачала головой. — И как такие взрослые увальни не могут прожить дня без ужина? Да ладно! В любом случае, я хочу попросить, мисс Миллисент: если вам не трудно, не посидите ли вы с Бетси, пока не придет ее отец?

— Конечно. — Милли хотелось побыть с Бетси, она не желала оставлять девочку в таком состоянии. Но это означало, что она столкнется лицом к лицу с Джонатаном; при этой мысли ей стало не по себе.

— Я с удовольствием останусь.

— Спасибо! Вы настоящая христианка, мисс Хэйз, и я говорила это мистеру Лоуренсу.

— В самом деле?

— Да, говорила. Где-то с месяц назад я вошла на кухню и увидела мистера Лоуренса, который стоял у окна и смотрел на ваш дом. Вы были у себя наверху, очевидно, в спальне, шторы на ваших окнах были не задернуты, а вы стояли напротив окна в одной ночной рубашке. Конечно, дело происходило утром, но все-таки вам следует завешивать окна, когда вы раздеты. Ну, я и сказала мистеру Лоуренсу, что смотреть на вас в таком виде очень неприлично для джентльмена. И знаете, что ответил этот человек?

Миллисент покачала головой. Кровь прилила к ее лицу.

— Нет, не могу представить.

— Так вот, он сказал: «Не так неприлично, как мои мысли, миссис Рафферти». Ну, разве это достойный ответ?

Это было так похоже на Джонатана, что Милли чуть не рассмеялась. Но она была уверена, что миссис Раф-ферти не одобрит такую реакцию, и поэтому плотно сжала губы и постаралась придать лицу строгое выражение. Однако она ничего не могла поделать со своим уже привычным ощущением, возникшим при мысли о Джонатане. Милли представила, как он наблюдает за ней через окно и, очевидно, испытывает при этом вполне объяснимые желания…

— Вот тогда я и сказала ему, что, если он думает о вас что-то плохое, то абсолютно неправ. «Мисс Хэйз — настоящая добрая христианка», — сказала я ему. Конечно же, он согласился со мной. И еще сказал, что вы добрая и милая, а это, мне кажется, можно говорить только в особенных случаях. Но он — странный человек. И хороший, и красавчик, но… странный.

Миллисент позволила себе, наконец, улыбнуться, надеясь, что ее улыбка не покажется миссис Рафферти слишком любящей.

— Ну, я лучше пойду. Мне нельзя стоять тут целую вечность, болтая, или я так и не приготовлю ужин. — Миссис Рафферти заспешила из комнаты, на ходу бросая Милли последние слова благодарности.

Миллисент вновь подошла к кровати Бетси и присела на краешек. После того, как ушла миссис Рафферти, в доме стало совсем тихо. Время, казалось, замерло. Стемнело. Миллисент задернула шторы и зажгла керосиновую лампу. Она снова присела на кровать. Есть не хотелось. Ей нечего было делать, кроме как копаться в своих мыслях. Она представляла, как Джонатан поднимется по лестнице и войдет в комнату. Пыталась вообразить, как он будет выглядеть, когда увидит ее, что скажет. Ей не приходило на ум ни единого достойного выхода для них обоих. Ну что ж, им ничего не поможет, убеждала она себя. Нет, она не собиралась уходить домой; и в то же время, была не в силах находиться с ним рядом. Но она нужна Бетси, да и миссис Рафферти просила ее посидеть с девочкой. В этом не было ничего противоестественного.