— Миссис Белл? Честно? И кто же это? — Щеки Милли медленно залились краской, и она пожалела, что затронула эту тему. Было неприятно думать о незнакомце, который застал ее в таком дурацком положении.

— Я… я его не знаю. Думаю, он не из наших мест.

— Интересно, кто же это может быть… и почему он будет переезжать в наш город? С ним была семья?

Миллисент покачала головой, и, странно, ее щеки вновь зарделись:

— Я не знаю. Он не сказал.

— Ты имеешь в виду, что разговаривала с ним? Почему же ты так и не скажешь? Кто он?

— Кто он есть? — Одна из дочерей тети Ораделли, Бетти — приземистая, склонная к полноте женщина, очень похожая на свою мать — поставила за ними на стол тяжелую вазу. Очевидно, она услышала часть разговора.

— Какой-то мужчина собирается купить дом по соседству с Миллисент, — объяснила Сьюзан.

— Виллу вдовы Белл? Туда кто-нибудь переедет?

— Ах, этот дом пустовал, кажется, целую вечность! — воскликнула тетушка Софи.

— Кто он? — Марианна, другая дочь миссис Ораделли, пересела поближе.

— А как его зовут? — вступила в разговор Амелия, младшая сестра Сьюзан.

За какую-то минуту вокруг Миллисент и Сьюзан образовался небольшой кружок женщин, привлеченных новостью и страстно желающих задать вопросы и услышать подробности.

— Подождите! Пожалуйста! Я не знаю… — Миллисент подняла руки, как будто защищаясь.

— Ради Бога, о чем это вы тут кудахчете, словно куры на насесте? — это был голос тетушки Ораделли, решительно ворвавшийся в щебетание женщин, которое постепенно затихло.

— Миллисент сказала, что кто-то переезжает в дом вдовы Белл, мама, — объяснила Бетти.

— В самом деле? — тетушка Ораделли выглядела удивленной и заинтересованной. На минуту Милли испытала чувство удовлетворения от того, что обладает информацией, которую еще не слышала тетя Ораделли.

— Я так думаю. Я видела его возле виллы Белл, и он сказал, что собирается ее купить.

— Ты с ним разговаривала? — тетушка нахмурилась. — С абсолютно незнакомым мужчиной?

У Миллисент появилось желание провалиться сквозь землю под строгим взглядом миссис Ораделли.

— Я работала в саду, а он был в соседнем дворе, осматривал дом миссис Белл. Он подошел и представился.

— Для меня это звучит несколько необычно. Он джентльмен?

— Похоже, да…

— Что? Красивый? Таинственный? Не похож на наших?

Она помнила необычные карие глаза, в глубине которых плясали искорки смеха, и почувствовала, как краска вновь начинает заливать шею и лицо.

— Он был… хорошо одет и… очень представительный.

— Представительный! — воскликнула Амелия и скорчила разочарованную мину, — Бедняжка Милли-сент, это совсем не то, что мы хотим знать. Скажи нам, как он выглядит, ради Бога! Молодой? Старый? Толстый? Какой?

Тетушка Ораделли строго посмотрела на назойливую девицу.

— Успокойся-ка, дорогая! Важно не то, как он выглядит, а вел ли он себя, как подобает джентльмену.

— Да, тетя, — Амелия скромно потупила глаза, приняв совершенно смиренный вид, но Миллисент подозревала, что та специальна смотрит вниз, чтобы спрятать смех в глазах.

— Думаю, он джентльмен, — быстро сказала Милли, не желая, чтобы Амелии досталось, — и достаточно красив.

— В самом деле? — Амелия вскинула голову.

— Правда? — даже тетушка Ораделли не смогла сделать вид, что она не заинтересована этим дополнением. И как же именно?

— Ну… вообще, я думаю. У него светлые волосы, глаза очень необычного коричневого оттенка, но не отталкивающего. Черты лица правильные. Хорошо выбрит.

— Милли! — даже Сьюзан, казалось, была разочарована. — Какое сухое описание! Ты можешь вспомнить более интересные детали?

— Ее описания вполне достаточно, — обрезала тетушка Ораделли, — девушка не может знать более интересных деталей о мужчине, с которым не знакома.

— Но мы даже не представляем, как он выглядит. Он просто симпатичный или безумно красив? Он улыбался тебе? Это было захватывающе или просто приятно?

— Да, дух захватывало, — уцепилась за подсказку Милли, — хотя, мне кажется, приятным это не назовешь. Улыбка у него какая-то озорная, что ли. Почти мальчишеская, хотя в то же время в глазах было что-то дьявольски опасное.

— Это уже поинтереснее, — Амелия подвинулась ближе. — Сколько ж ему лет?

— Для тебя слишком стар, — едко ответила Милли, — где-то между тридцатью и сорока.

— Ну, это не так уж и много, — запротестовала Амелия.

— Не говори чепухи, — строго взглянула на нее тетушка Ораделли, — тебе только шестнадцать.

— Большинство мужей старше своих жен! Да и мистер Холлоуэй был на пятнадцать лет вас старше, ведь так?

— Это был абсолютно другой случай. Ни один порядочный джентльмен не заинтересуется такой пустышкой, как вы, молодая леди. До тех пор, пока вы не измените ваши манеры.

Амелия надула губы и замолчала, а Ораделли вновь обратила внимание на Миллисент:

— Как его зовут? Он сказал, почему осматривал дом?

— Он сказал, что собирается его купить и что мы будем соседями. Вот почему он и представился. Его имя — Джонатан Лоуренс.

— Кажется, я не знаю никого из Лоуренсов… Хотя за Уиллоу Грэуф есть семья… нет, их фамилия Лоусон, а не Лоуренс. Хм… — Ораделли приложила в задумчивости указательный палец к губам.

Миллисент была уверена, что если тетушка слышала о ком-то с фамилией Лоуренс, она рано или поздно вспомнит полное имя, происхождение и все-все слухи, когда-либо возникавшие вокруг этого имени.

— Почему ты думаешь, что он переезжает в Эмметсвилл? — спросила мать Сьюзан. Если миссис Ораделли не знала его, было очевидным, что он приезжий.

— Знаете что…. — тетушка Ораделли сощурилась и подняла указательный палец, — я слышала о человеке, приезжающем в наш город. Я не знаю его имени, но пару дней назад Фанни Болдуин сказала, что она слышала, будто кто-то покупает газету Фреда Гиллеспая.

— «Сентинел»? — Миллисент произнесла название маленькой, выходящей раз в неделю местной газетки.

— Ты думаешь, это один и тот же человек? При таким повороте событий беседа разгорелась с новой силой. Миллисент тоже стало интересно, был ли Джонатан Лоуренс покупателем издательства. Она пыталась представить Лоуренса новым владельцем газеты, но не могла. Она считала, что человек такой профессии должен быть степенным, очень умным сморщенным старичком, и обязательно в очках, как Фред Гиллеспай. Человек же, которого она встретила вчера в саду миссис Белл, казался слишком сильным, загорелым, полным жизни, что ли, для того, чтобы днями сидеть в душной конторе и писать о других людях.

— А почему Фред Гиллеспай продает свое издательство? — спросила тетя Софи.

— Он болен, — сразу же отреагировала тетушка Ораделли, понимающе кивнув головой, — уже несколько месяцев. Вы все должны бы проведать его, и об этом вам обязательно нужно напоминать.

— Но я видела Лу Энн где-то около недели назад, и она не обмолвилась об этом и словом.

— Это на нее похоже. Неразговорчива и замкнута; Клинтоны все такие.

— Лу Энн Гиллеспай была в девичестве Клинтон? Ты уверена, Ораделли?

— Конечно же, уверена. Тетя наградила свою золовку взглядом, от которого съежился бы не только такой спокойный и мирный человек, как Софи Хэйз.

— Я была на их свадьбе. Ее отцом был Джеферсон Клинтон, а матерью — одна из представительниц рода Буфердов.

— Ах, верно! — тетя Софи улыбнулась, — этот приятный Дэн Клинтон — ее брат. Я, помнится, танцевала с ним на вечере в честь помолвки Руфь Тисон.

— Вы в курсе, наверное, что Дэниел уехал на Запад и, насколько я слышала, умер в Эль Пасо. От туберкулеза.

— Да, да, я забыла, — тетя Софи вздохнула. — Как жаль…

— У всех Клинтонов очень слабые легкие, — мрачно продолжала Ораделли, — и Фреду Гиллеспаю недолго осталось. Запомните мои слова.

Тема смерти была одной из самых любимых тетушкой Ораделли, и ее разговоры обычно содержали предсказания надвигающегося неминуемого рока, или сообщения о том, кто и когда завещал и наследовал имущество, или приговоры одной или нескольким персонам, которым, конечно, следовало покинуть их городок. Миллисент вполне нормально относилась к тому, что ее необыкновенная тетушка знала причину смерти каждого, кто умер в Эмметсвилле или его окрестностях за последние пятьдесят лет. Если она ничего не знала о каком-то человеке, значит, он не представлял никакого интереса.

— Ox, да… — миссис Холлоуэй громко вздохнула и покачала головой, — так мы ничего не приготовим, стоя здесь и разговаривая в то время, как еда остывает. Бетти, зови мужчин, дорогая. Миллисент, на кухне еще осталась тарелка с цыпленком. Будь добра, принеси.

Кружок женщин распался: Миллисент ушла на кухню, Бетти направилась в библиотеку, где собрались мужчины, а остальные дамы поспешили расставить стулья и разобраться с оставшимися блюдами. Миллисент внесла тяжелую широкую тарелку с жареными цыплятами и поставила рядом с соусом — густым ароматным, белого цвета и с капельками янтарного масла. Стол был весь заставлен блюдами — жареный картофель, золотая кукуруза, сочные груши, засахаренные фрукты, тонко нарезанный домашний хлеб с черной хрустящей корочкой, пористо-желтый изнутри. Отдельно стояли вазочки с апетитным желе всех цветов радуги, еще одна тарелка с цыплятами и кувшином с молоком. На мраморном столике ждал десерт: абрикосовое вино и белоснежный торт.

В комнату начали заходить мужчины, улыбаясь и рассыпая комплименты изобилию кушаний: «Посмотрите-ка сюда!» «О, как аппетитно выглядит!», «У-у, жареные цыплята!», «Абрикосовое вино! Я учуял его еще, когда шел по коридору…», «Дайте мне хотя бы глоток!»

Детей отправили на кухню за рабочий стол, а мужья и жены, объединившись, рассаживались за обеденным. Наблюдавшая за ними Миллисент почувствовала себя чужой. Нет, она была членом этой семьи, была полезной, любимой, обогретой их теплом, и всё же… Она взглянула на Камиллу, так же, как и она, стоящую чуть в стороне. Холод одиночества сдавил грудь Миллисент, но она отогнала его прочь и пошла занимать свободный стул рядом с Амелией.