— А папа меня бил.

— Северн — не твой папа, он приглядит за тем, чтобы тебя никто больше не бил, клянусь! Если хочешь, Северн тоже поклянется, как только прожует булочку.

— Да, клянусь тебе, Элиза. Ты останешься в Оксборо, пока король Эдуард не решит, где ты будешь жить. Моя леди будет о тебе заботиться.

— Она слишком молодая, — пробормотала девочка, не сводя глаз с Триста. — Бил говорит, что поэтому она не может ничего знать о детях. — Трист потянулся, снова взглянул на Элизу, и она прошептала:

— Бил он не понравится. Бил вообще не любит таких, как он.

— Бил не знает, что говорит, — возразила Гастингс. — Недавно я сама была такой же маленькой, как и ты, а Бил давно забыла, когда была девочкой.

— Уж не та ли это старуха с кислой физиономией и прилизанными волосами? — поинтересовался Северн.

— Да, — коротко ответила Гастингс. — Ну, Элиза, попробуй.

Но та опять замкнулась, и даже Трист при всем его обаянии не смог бы ее задобрить. Гастингс интуитивно чувствовала это, хотя внешне девочка не изменилась.

— Не могу. Бил права, мама увидит меня с небес и проклянет.

— Ну а что бы ты хотела съесть? — спросила Гастингс, решив уступить. — Ведь твоя мама наверняка не хочет, чтобы ты умерла от голода.

— Хлеб и воду. Бил говорит, что я могу есть только это.

— Почему?

— Потому что я нехорошая, — прошептала девочка, опустив голову и ковыряя ногой солому на полу.

Гастингс взглянула на Северна. Заметив, что он собирается что-то сказать, она покачала головой и улыбнулась Элизе.

— Тогда я велю Алисе подать тебе хлеба. Но молоко лучше воды, особенно молоко козы Джильберты. Когда пьешь молоко, душа наполняется добродетелью. Об этом говорил сам отец Каррег.

Трист запищал и протянул к девочке переднюю лапку.

— Ты была права, — испуганно сказала девочка. — Трист очень красивый. Мама говорила, что быть красивым грешно.

— Трист вовсе не красивый, он уродливый бездельник. — Северн встал. Зверек поглядел на него, еще раз потянулся и, грациозно вскочив на его руку, забрался на плечо, обвив шею хозяина пышным хвостом. — Понятия не имею, что учинили над этим ребенком, но, без сомнения, Ричард де Лючи был отъявленной скотиной. Тебе придется исправлять это, Гастингс. — Кивнув, он вышел из зала.

— Ах, смотри, Алиса несет твой хлеб. Ты с ней подружишься.

Алиса питала слабость к воинам, а ведь для того, чтобы заставить их улыбаться и даже хохотать, нужно большое умение.

Гастингс ждала, пока Элиза съест ломтик испеченного Макдиром хлеба, щедро намазанного маслом и медом. Ей хотелось побыстрее отправиться в цветник, но она заметила Бил, стоявшую в темном углу на лестнице. Ну уж нет, она не оставит девочку на растерзание ужасному существу.

— Идем, Элиза, лорд Грилэм собирается уезжать. Я хочу с ним попрощаться.

Малышка нерешительно протянула ей руку. Взглянув на девочку, Грилэм снял железную рукавицу и похлопал ее по щеке:

— Будь умницей. Гастингс о тебе позаботится, а когда подрастешь, может, приедешь ко мне в гости, в Корнуолл.

Гастингс с улыбкой наблюдала за ними, она заметила, что Элиза буквально остолбенела, не сводя испуганных глаз со склонившегося над нею рыцаря. Видимо, и тот обратил на это внимание. Он вздохнул, улыбнулся, опять похлопал девочку и шепнул Гастингс:

— Отец ее совсем забил. А мать, судя по всему, считала ее дьявольским отродьем, чем она в какой-то степени и является, хотя не по своей вине. Слуги рассказывали, что леди Джоан часами заставляла ее молиться. Обитатели Седжвика радуются смерти хозяина, хотя леди Джоан тоже никто не оплакивает. Говорят, муж отравил ее, чтобы похитить тебя и сделать женой. Но все это в прошлом. Вряд ли у сэра Алана будут проблемы со слугами или воинами. Северн, наверное, уже сказал тебе, что, когда люди узнали, кто будет ими править, в толпе раздались приветственные крики. Ричард де Лючи был отъявленным мерзавцем.

— Я хотел отыскать его могилу, — вмешался подошедший Северн, — но люди не смогли ее показать.

— Очень странно, — заметила Гастингс. — Если в Седжвике его не любили, то с какой стати им скрывать?

Северн кивнул, глядя на тощего заморыша. Когда девочка вырастет, то станет наследницей и выйдет замуж за того, кто захочет получить ее владения. Она совсем не будет похожа на Гастингс. От этой мысли Северн помрачнел.

— Ты дашь мне знать о решении короля по поводу ребенка?

Грилэм кивнул. Обнимая Гастингс, он снова шепнул:

— Терпение, он еще молод, помоги ему стать тем, кем он должен стать.

— Кем же, милорд?

— Мужчиной, который обожает свою жену, который, глядя на нее, ощущает мир, любовь и желание.

— Ты говоришь о себе, Грилэм. — Она хотела засмеяться, но не сумела. — Только я не Кассия, да и Северн не похож на тебя.

— А я вижу сходство. Иногда старайся придержать язык, пусть от неожиданности он хоть ненадолго утратит бдительность. Впрочем, острые женские язычки по большей части приносят мужчинам пользу, заставляют их сохранять хорошую форму.

На сей раз Гастингс засмеялась и обняла его. Ей не хотелось с ним расставаться, она любила Грилэма, а их разлука могла продлиться годы.

— Да поможет тебе Господь.

— Господь и мой верный Норберт. Держа за руку Элизу, Гастингс смотрела ему вслед. Северн поехал его провожать.

— Ей пора молиться.

Гастингс медленно обернулась и увидела Бил.

— Что вы сказали?

— Элизе пора молиться. Прежде чем отведать вечерний хлеб, она должна провести в молитвах не один час. Это воля ее матери. Идем, Элиза.

Девочка переминалась с ноги на ногу, и Гастингс мигом догадалась, в чем дело.

— Сначала ребенку нужно сходить в отхожее место. Там она и обнаружила, что колени у Элизы покрыты язвами.


— Не дергайся, это не больно. — Гастингс осторожно приложила к язвам распаренные цветы куманики.

Давно не испытывала она такой злости. Ну, может, испытывала, но ведь злость на Северна была совсем иного рода. Ей хотелось кого-нибудь побить, особенно мамашу девочки. Разве нормальная мать учинит такое над собственным детищем? Да, Северн прав, леди Джоан вообразила, что ее дочь является дьявольским отродьем.

Элиза молча терпела, пока Гастингс перевязывала ей ноги мягкой шерстяной тряпкой.

— Тебе долго нельзя вставать на колени, старайся вообще их не тревожить.

— Но я должна молиться. Мама сказала, что если я не буду каждый день умерщвлять свою плоть, то попаду в ад.

— А что сказала мама, когда увидала твои колени?

— Она не знала. Она сильно хотела, чтобы я молилась.

— Значит, должна была заметить Бил, когда помогала тебе одеваться и купаться.

— Бил сказала, что Бог карает меня за черные язвы в моем сердце, черные язвы от моего отца.

Гастингс услышала, как отворилась дверь и вошла Бил.

— Ребенку пора молиться, миледи.

— Не думаю, — отчеканила Гастингс. — Я видела язвы, их нужно лечить, и они заживут, но девочке нельзя стоять на коленях.

— Вас никто об этом не просил, миледи. Я — няня ребенка, именно я должна заботиться о спасении ее души после смерти леди Джоан, отравленной этим дьяволом. Элиза унаследовала его кровь и пороки, она должна очиститься.

Гастингс вопросительно посмотрела на девочку.

— Я пойду с тобой. Бил. Не хочу, чтобы мама страдала за мои грехи.

— Твоя мама на небесах и уже не страдает, — возразила Гастингс, обернувшись к Бил, которая глядела на крошку так, словно хотела убить ее. — Нет, Элиза, ты останешься со мной. Я научу тебя разбираться в травах, как пользоваться ими на благо людям. Бил, неужели тебе не приходило в голову, что она — дочь и леди Джоан, что она могла унаследовать добродетели матери, а не пороки отца, а значит, не нуждается в самобичевании?

— Нет, она похожа только на него — и глазами, и языком, полным лжи. Она должна каяться всю жизнь, иначе станет такой же бессовестной и умрет, никем не оплаканная.

Так вот в чем дело. Сжав кулаки, Гастингс отрезала:

— По-моему, вам больше нельзя доверять воспитание Элизы. Я позабочусь о том, чтобы вас отправили назад в Седжвик.

— Нет, леди. Ваш хозяин сказал, что за девочкой буду присматривать я, и он не позволит вам самовольничать. Всем известно, что он женился не по своей воле, у него просто не было выбора. Он меня защитит.

Неужели Северн отдаст девочку этой гнусной женщине? Придется его отговорить.

— Вы уедете завтра же. Бил. Мне отвратительно ваше присутствие. Господу не угодно, чтобы истязали маленьких детей.

— Господу было угодно, чтобы моя дорогая леди скончалась в ужасных муках. Господу было угодно, чтобы она принадлежала мужу, который ее умертвил!

— Довольно! — Гастингс повернулась к Элизе. — Ты сейчас пойдешь с госпожой Агнес. Она покажет тебе мои цветы, ты познакомишься с козой Джильбертой, поможешь кормить во дворе цыплят, увидишь оружейную и Жиля. Он сделает тебе лук и стрелы, а я научу стрелять.

Госпожа Агнес взяла Элизу за руку и повела из комнаты. Растерянная девочка беспомощно глядела на Бил, которая угрожающе шипела им вслед:

— Посмей только заняться этими богопротивными делами, будешь гореть в адском пламени, Элиза. Твоя мама все увидит. Господь покарает тебя, потому что слушать он будет твою маму. Он будет слушать меня. Он всегда слушает только меня.

Дождавшись, пока стихли шаги ушедших, Гастингс влепила старухе такую затрещину, что у той чуть не отвалилась голова, и вцепилась обеими руками в тощую жилистую шею.

— Слушай меня. Бил, ты, гнусная тварь, больше не посмеешь дурить голову Элизе. Сию же минуту собирай вещи и чтоб утром тебя здесь уже не было.

— Твой лорд этого не допустит, — задыхаясь и трясясь от ярости, прохрипела Бил. — Ты дорого заплатишь, леди. Все мужчины одинаковы. Стоит ему услышать про тебя что-то плохое, он обязательно поверит и изобьет тебя. Это же видно по его лицу. Он вспыльчивый и жестокий, хотя и молодой. А с годами станет еще более злым. Ты поймешь, что не имеешь над ним власти и напрасно дерзнула так обойтись со мной. Ты молода и глупа. Ты умрешь молодой и глупой.