Из присутствующих дам Ханне больше всего понравилась Аннабел. У нее был дар делать занимательной любую беседу, она обладала хорошим чувством юмора и была осведомлена в большинстве обсуждаемых предметов. Аннабел представляла собой пример леди, которой через несколько лет может стать Натали.

Когда визит подошел к концу, Ханна могла бы почувствовать сожаление, если бы не присутствие мистера Боумена. Он смущал ее. И она вздохнула с облегчением и заторопилась, едва сообщили о прибытии экипажа лорда Блэндфорда. Неизвестно насколько бы ей хватило терпения переносить тревожащий взгляд Боумена.

— Спасибо за чудесный чай, — поблагодарила Ханна Лилиан, вставая и расправляя юбки. — Приятно было с вами познакомиться.

В улыбке Лилиан мелькнуло то же озорство, которое раньше она заметила в глазах Боумена. Проницательные карие глаза и блестящие как соболий мех волосы не оставляли сомнения в семейном сходстве. За исключением того, что Лилиан была намного приятнее.

— Вы очень добры, что вытерпели наше общество, мисс Эплтон. Я очень надеюсь, мы вели себя не слишком ужасно.

— Ну что вы, — вежливо успокоила ее Ханна. — С нетерпением жду продолжения знакомства в Гемпшире.

Через несколько дней Ханна вместе с семейством Блэндфордов отправлялась в загородное имение Лилиан и лорда Уэстклифа, где они планировали провести Рождество. У мистера Боумена и Натали будет более двух недель, чтобы понять подходят ли они друг другу.

— О, это будет грандиозное, выдающееся Рождество! — Глаза Лилиан засверкали. — Музыка, праздничный банкет, танцы и еще много всего. Лорд Уэстклиф пообещал мне, что у нас будет по–настоящему высокая елка.

Ханна улыбнулась ее энтузиазму.

— Я никогда не видела елку.

— Да что вы? Настоящее чудо, когда на ней зажигают все свечи. Рождественские елки довольно модны в Нью–Йорке, где я выросла. Старая немецкая традиция быстро стала популярной в Америке, хотя про Англию этого не скажешь. Пока.

— Королевская чета уже несколько лет ставит елку на Рождество, — сказала Аннабел. — Королева Шарлота всегда украшала елку в Виндзоре. И я слышала, что принц Альберт продолжает эту традицию подобно своим немецким предкам.

— С нетерпением мечтаю увидеть Рождественскую елку, — улыбнулась Ханна, — и провести с вами праздник.

Она поклонилась молодым леди и замешкалась, глядя на Боумена. Он был таким высоким! В Боумене чувствовались такая мощь и такая жизненная сила, что она испытала шок, когда он приблизился. Глядя на привлекательное, высокомерное лицо она могла думать только об одном: как он ей неприятен. Хотя раньше вид неприятного мужчины никогда не вызывал сухость во рту, не заставлял часто биться сердце и не завязывал внутренности в узел.

Ханна кивнула головой в подобии поклона.

Боумен улыбнулся. На загорелом лице зубы казались очень белыми. — А раньше вы пожали мою руку, — напомнил он и протянул ладонь.

Какое нахальство! Она не хотела снова дотрагиваться до его руки, и он это знал. Грудь сдавило, и она заставила себя глубоко вздохнуть, но в то же время губы сами растянулись в кривой, неконтролируемой улыбке. Действительно, негодяй. И Натали скоро предстояло это узнать.

— Помню, — сказала Ханна и протянула руку.

Как только она почувствовала его пальцы на своих, по спине прокатилась волна озноба. У него была сильная рука, способная с легкостью раздавить ее тонкие косточки. Но пожатие оказалось на удивление нежным. И горячим. Ханна смущенно посмотрела на него и высвободила руку. Сердце билось тяжелыми ударами. Ей хотелось, чтобы он прекратил на нее пялиться. Но, даже кланяясь, она кожей головы чувствовала его взгляд.

— Экипаж ждет, — нерешительно напомнила Ханна.

— Я провожу вас, — услышала она голос Лилиан, — и позвоню, чтобы принесли плащ и … — Она резко замолчала, услышав плач ребенка. — О Боже!

В гостиную вошла няня с темноволосой малышкой, укутанной в розовое одеяльце.

— Извините, миледи, но она никак не хочет успокаиваться.

— Моя дочь Меррит, — пояснила Ханне Лилиан. Она взяла малышку на руки и, покачивая, начала ее баюкать. — Бедная моя, мы сегодня немножко капризничаем. Мисс Эплтон, если вы минутку подождете …

— Я сама позабочусь о себе, — улыбнулась Ханна. — Оставайтесь здесь с дочерью, миледи.

— Я провожу вас, — легко предложил Боумен.

— Спасибо, Рэйф, — благодарность Лилиан последовала до того, как Ханна успела отказаться.

Почувствовав, как у нее в животе что–то нервно сжалось, Ханна покинула гостиную за Рэйфом Боуменом. Не успел он протянуть руку к колокольчику, Ханна попросила:

— Если вы не возражаете, я хотела бы минутку с вами поговорить без свидетелей.

— Конечно.

В его глазах поблескивали дьявольские огоньки. Взгляд мужчины, привыкшего часто оставаться наедине с малознакомыми женщинами. Пальцы Боумена скользнули под локоть Ханны и потянули ее в тень под лестницей.

— Мистер Боумен, — с отчаянной серьезностью прошептала Ханна. — У меня нет ни права, ни желания исправлять ваши манеры, но … эти рукопожатия…

— Да? — Боумен наклонил к ней голову.

— Запомните, пожалуйста, вы не должны протягивать руку человеку старше или знатнее вас, а особенно леди, если только они не протянут вам руку первыми. У нас так не принято. Даже таким раздражающим и надоедливым людям как вы, я не пожелала бы стать парией.

К ее удивлению Боумен слушал очень внимательно, а когда он заговорил, его голос был тихим и серьезным.

— Вы очень добры, мисс Эплтон.

Взгляд Ханны блуждал по полу, стенам, лестнице у них над головой. Она часто и неровно дышала.

— Это не доброта. Я только что назвала вас раздражающим и надоедливым. Вы не потрудились вести себя вежливо.

— Вы правы, — кротко ответил он. — Но поверьте, я еще больше раздражаю, когда пытаюсь быть вежливым.

Они стояли слишком близко друг к другу. Свежий запах шерстяного сюртука и накрахмаленной льняной рубашки дразнил ее ноздри. Как и более сокровенный аромат чистой мужской кожи, оттененной мылом с бергамотом для бритья. Боумен смотрел на нее так же пристально, почти восхищенно, как и в гостиной. Этот взгляд заставлял девушку нервничать.

Ханна расправила плечи.

— Буду говорить прямо, мистер Боумен. Я не считаю, что вы подходите леди Натали хоть в чем–нибудь. У вас с ней нет ничего общего, никаких общих интересов. Думаю, что это может стать настоящим бедствием. И моя обязанность поделиться своим мнением с леди Натали. Более того, я сделаю все от меня зависящее, чтобы не допустить вашей помолвки. Даже если сейчас вы мне не верите, но это для вашего же блага, как и для блага леди Натали.

Казалось, Боумена совершенно не заботило ни ее мнение, ни предупреждение.

— И я ничего не могу сделать, чтобы изменить ваше мнение обо мне?

— Нет, я очень упряма, если уж приму решение.

— Тогда мне придется показать вам, что случается с женщинами, которые встают у меня на пути.

Коварные руки с легкостью обвились вокруг ее тела, застав ее врасплох. Ханна еще не осознала, что произошло, когда одна его рука прижала ее к горячему, как у животного, твердому мужскому телу. Положив другую руку на затылок девушки, он откинул ее голову назад и завладел ее губами.

Ханна окаменела в его руках, попробовала отклониться назад, но он потянулся за ней и еще крепче прижал ее к себе. Рэйф дал ей почувствовать, насколько он больше и сильнее, а когда она вздохнула в попытке заговорить, воспользовался случаем и скользнул между раскрытыми губами.

Безудержная дрожь потрясла ее тело, но она попыталась оттолкнуть его голову. Опытные, неожиданно нежные губы в умелом соблазнении завладели ее губами. Ханна и не подозревала, что поцелуй может иметь вкус, особый аромат. Она и представить себе не могла, что ее тело ответит на призыв мужчины, которого отвергает разум.

Пока Боумен принуждал девушку покориться глубокому, опьяняющему поцелую, она ощущала, что ее тело плавится, чувства выходят из повиновения. Вероломные пальцы запутались в его иссиня–черных как у ворона волосах, тяжелые пряди которых походили на шелк–сырец. Вместо того чтобы оттолкнуть Рэйфа, она прижалась теснее. Ее рот, искусно обольщенный, затрепетал и открылся, по венам разлился жидкий огонь.

Очень осторожно Боумен оторвался от соблазнительных губ и прижал ее голову к груди. Ханна щекой ощущала тяжелое, неровное дыхание. Ухо защекотал озорной шепот:

— Вот так ухаживают за девушками в Америке. Мы хватаем их и целуем. Если им не нравится, мы делаем это снова — дольше и крепче — пока они не капитулируют. Это сохраняет нам время, которое пришлось бы потратить на остроумные беседы.

Внимательно взглянув на него, Ханна заметила танцующие смешинки в его порочных черных глазах, и гневно вздохнула:

— Я собираюсь рассказать …

— Рассказывайте кому угодно. Я все буду отрицать.

Ханна так нахмурилась, что брови сошлись в прямую линию.

— Вы хуже, чем негодяй. Вы — мерзавец!

— Если вам не понравилось, — прошептал он, — не стоило отвечать на поцелуй.

— Я не…

Его губы снова накрыли рот девушки. Она издала полузадушенный стон и заколотила кулачками по неподатливой груди. Рэйф не обращал внимания на удары, его рука поднялась и накрыла ее кулачок. Он поглощал ее глубоким, чувственным поцелуем, поглаживая рот изнутри, вытворяя в поцелуе такое, о чем она даже не подозревала. Ханну потрясло это неудержимое вторжение, а еще больше — удовольствие, которое она от этого получала. Все ее чувства распахнулись в желании получить больше. Она хотела, чтобы он остановился, но гораздо больше хотела, чтобы поцелуй длился бесконечно.

Щекой Ханна ощущала его горячее, быстрое дыхание. Его грудь неравномерно, но сильно поднималась и опадала. Рэйф отпустил ее руку, и ослабевшая Ханна прильнула к нему, для устойчивости вцепившись руками в плечи. Настойчивое давление его рта заставило ее откинуть голову. Она покорилась с мягким стоном, желая чего–то, чему она не знала названия, но что успокоило бы ее сумасшедшее сердцебиение. Казалось, надо прижаться к нему теснее, чтобы унять чувственное волнение, охватившее каждую частичку ее тела.