— Это могло предназначаться не мне. Оно с таким же успехом могло быть адресовано Натали. Мужчины обожают ее. Они всегда делают ей предложения, и она так хорошо управляет ими, а я совсем не умею этого делать.

— Н–никто не может управлять мужчинами, — твердо сказала ей Эви. — Они сами собой–то управлять не м–могут.

— Что правда, то правда, — сказала Лилиан. — И, более того, любой женщине, которая думает, что может управлять мужчинами, стоит вообще запретить выходить замуж.

— Аннабел может управлять ими, — задумчиво сказала Дейзи. — Хотя она будет это отрицать.

В дверь тихонько постучали.

— А вот и чай, — объявила Лилиан.

Однако это была не служанка, а Аннабел Хант.

— Привет, — с улыбкой сказала она, окинув пристальным взглядом собравшихся. — А что это мы тут делаем? — Когда она посмотрела на Ханну, на её лице отразилось беспокойство. — О, вы плакали.

— Она влюблена в Рэйфа Боумена, — сказала Эви. — Это с–секрет. Заходи.

— Только никому не говори, Аннабел, — строго сказала Лилиан. — Это тайна.

— Она не очень хорошо хранит секреты, — сказала Дейзи.

— Я тоже, — сказала Аннабел, заходя в комнату. — По крайней мере, я способна хранить большие секреты. Только вот с маленькими, у меня, кажется, проблема.

— Этот большой, — сказала ей Лилиан.

Ханна смиренно ждала, пока Аннабел вводили в курс дела.

Получив письмо, Аннабел просмотрела обгоревшую бумагу, и на её губах заиграла слабая улыбка.

— О, как мило. — Она взглянула на Ханну. — Это предназначалось не леди Натали, — решительно заявила она. — Ханна, влечение Рэйфа к вам не осталось незамеченным. На самом деле, об этом уже есть осторожные высказывания.

— Она имеет в виду, что о вас все сплетничают, — сказала Дейзи Ханне.

— Я думаю, — продолжала Аннабел, — что Рэйфу нравится леди Натали, в ней многое может вызвать симпатию. Но любит он вас.

— Но этого не может быть, — сказала Ханна, на ее лице застыло скорбное выражение.

— Не может быть, что он любит вас? — спросила Дейзи. — Или этого не может быть из–за той дьявольской ловушки, в которую загнал его отец?

— И то, и другое, — печально сказала Ханна. — Во–первых, я не знаю, не является ли то, что он чувствует ко мне, просто страстным влечением… — Она замолчала и промокнула жгучие слёзы.

— «Спроси меня через час, — тихо процитировала Аннабел строчки из письма. — Спроси меня через месяц, через год, десять лет или целую жизнь…» Это не просто страсть, Ханна.

— Но даже, если это правда, — сказала Ханна, — я никогда не смогу принять его предложение, потому что он потеряет всё, включая его отношения с отцом. Я не хочу, чтобы он шел на такие жертвы.

— Отец тоже не должен этого хотеть, — сказала мрачно Лилиан.

— Возможно, я должна упомянуть, — подала голос Дейзи, — что Мэтью решительно настроен поговорить об этом с отцом. Он говорит, что отцу нельзя позволять прибегать к таким крайностям. Всему должен быть предел, иначе он вообще не будет ни с кем считаться. Поскольку Мэтью имеет на отца большое влияние, весьма возможно, что он сможет заставить его отказаться от своих требований.

— Но независимо от этого, — сказала Аннабел Ханне, — вы не имеете никакого отношения к тому, что происходит между Рэйфом и его отцом. Все, что вы должны сделать — это признаться Рэйфу в своих чувствах. Из–за любви к нему — а также ради самой себя — вы должны предоставить Рэйфу выбор. Он имеет право знать о ваших чувствах прежде, чем примет важное решение о собственном будущем.

Ханна знала, что Аннабел права. Но от правды ей легче не стало. Она чувствовала лишь какую–то пустоту и слабость.

Ханна водила мыском туфли по цветочному узору на ковре.

— Я надеюсь, что смогу быть настолько храброй, — сказала она больше для себя, чем для других.

— Ради любви стоит рискнуть, — заметила Дейзи.

— Если вы не объяснитесь с Рэйфом, — добавила Лилиан, — вы будете сожалеть об этом всю жизнь. Ибо никогда не узнаете, что могло бы произойти.

— Скажите ему, — тихо сказала Эви.

Ханна прерывисто вздохнула, глядя на четырёх девушек. Они были странной компанией, все очень яркие и привлекательные, но… такие разные. И ей казалось, что эти женщины поощряли эксцентричность друг друга, и получали удовольствие от того, что были такими разными. Между собой они могли говорить о чем угодно и поступать как угодно, и что бы это ни было, они могли понять и простить друг друга. Редко, но все–таки бывает, что удивительная дружба связывает сестринской любовью, более крепкой, чем любые кровные узы.

Ей нравилось находиться в их обществе. В их присутствии она чувствовала себя умиротворенной, особенно когда смотрела в такие знакомые темные глаза сестер Боумен.

— Хорошо, — сказала она им и ее сердце ушло в пятки. — Я скажу ему. Завтра.

— Завтра будет бал по случаю Сочельника, — сказала Аннабел. — У вас есть красивое платье?

— Да, — ответила Ханна. — Белое. Оно простое, но я его очень люблю.

— Я могла бы одолжить вам жемчужное ожерелье, — предложила Аннабел.

— А у меня для нее есть белые атласные перчатки, — воскликнула Дейзи.

Лилиан усмехнулась.

— Ханна, мы украсим вас наряднее рождественской ёлки.

Служанка принесла чай, и Лилиан отослала ее за дополнительными чашками.

— Кто будет чай с бренди? — спросила Лилиан.

— Я буду, — сказала Дейзи.

— М–мне без бренди, — пробормотала Эви.

— А мне без чая, — сказала Аннабел.

Придвинувшись к Ханне, Дейзи дала ей чистый носовой платок и обняла девушку за плечи.

— Знаете, дорогая, — сказала Дейзи, — Вы — наша первая почетная «забудка». Мы принесли удачу друг другу. Я не сомневаюсь, это распространится и на вас.

 

* * *

Слегка опьянев от стакана неразбавленного бренди, Лилиан пожелала спокойной ночи всем «забудкам», включая и Ханну, пополнившую их ряды. Они покинули гостиную в покоях Марсденов и разошлись по своим комнатам. Медленно двигаясь по коридору к хозяйским комнатам, Лилиан, обеспокоенно нахмурившись, думала о положении, в котором оказался ее брат.

Лилиан была прямолинейной, откровенной женщиной, предпочитавшей открыто обсуждать проблемы и без промедления решать их. Но она понимала, что данная ситуация требовала осмотрительности и деликатности. Это означало, что она не должна влезать в это дело. И всё же ей хотелось, чтобы Рэйф обрёл заслуженное счастье. Более того, ей хотелось встряхнуть этого упрямого осла — своего отца — и потребовать, чтобы он перестал манипулировать жизнями окружающих его людей.

Она решила поговорить с Уэстклифом, на чью поддержку и здравый смысл всегда можно было рассчитывать. Ей не терпелось услышать его мнение по поводу Рэйфа, Ханны и леди Натали. Решив, что он всё ещё внизу с гостями, она направилась к парадной лестнице.

Когда Лилиан дошла до лестницы и уже собиралась спуститься, она увидела мужа, который стоял внизу в холле и с кем–то разговаривал.

С Леди Китридж… опять.

— Маркус, — прошептала она, почувствовав болезненный укол ревности, за которым незамедлительно нахлынул гнев.

Ей–богу, так дальше продолжаться не могло. Она никому не собиралась отдавать привязанность своего мужа. Отдавать, не сражаясь за него. Ее руки сжались в кулаки. Хотя все инстинкты требовали, чтобы она стремительно сбежала вниз и вклинилась между мужем и белокурой женщиной, ей удалось сдержаться. Она была графиней. И собиралась поступить достойно, поговорив с Маркусом наедине.

Сначала она направилась в детскую пожелать спокойной ночи малышке Меррит, которая под присмотром няни уютно посапывала в украшенной кружевом кроватке. Вид любимой дочурки немного успокоил Лилиан. Она погладила тёмные волосики девочки, упиваясь ее видом. «Я мать этого ребёнка, — страстно подумала она, жалея, что не может, как кинжалы, метнуть эти слова в очаровательную леди Китридж. — Я его жена. И он пока еще не разлюбил меня!»

Лилиан пошла в свою спальню, приняла ванну, облачилась в ночную рубашку, накинула поверх бархатный халат и тщательно расчесала свои длинные тёмные волосы.

Ее сердце бешено забилось, когда Маркус вошёл в комнату. При виде жены, с длинными, струящимися по спине локонами, он остановился и улыбнулся. Здесь, в уединении их спальни, его властность исчезала и всемогущий граф превращался в обычного человека, нежного и любящего.

Он снял сюртук и кинул его на стул. Следом за ним отправился шейный платок, и Маркус подошёл к жене.

Лилиан закрыла глаза, когда его ладони коснулись ее головы, пальцы ласково скользнули в распущенные волосы. Кончиками пальцев он стал нежно массировать ей виски. Она остро ощущала его присутствие, сдержанную мощь его тела, пахнущего воздухом улицы, сухим, сладким, как свежескошенное сено. Этот сложный человек со сложными потребностями завораживал её. Неудивительно, что, воспитанная под неустанной критикой родителей, она порой сомневалась в своей способности быть достойной Маркуса.

— Устала? — проворковал он своим дивным бархатисто–хрипловатым голосом, таким особенным и милым.

— Немного. — Она вздохнула, когда его руки скользнули к ее плечам, снимая с них напряжение.

— Ты можешь просто откинуться назад и позволить мне всё сделать самому, — предложил он, его тёмные глаза пылали.

— Да, но… есть кое–что, что я сначала должна с тобой обсудить. — Чёрт побери, её голос задрожал, несмотря на все старания казаться спокойной и сдержанной.

Маркус переменился в лице, когда он услышал страдание в её голосе. Он повернул её к себе и с беспокойством посмотрел на Лилиан.

— Что случилось, любовь моя?

Лилиан сделала глубокий вдох. Затем ещё один. Ее страх, гнев и беспокойство были так велики, что ей было сложно выдавить хоть слово.

— Я… я не должна стоять на пути твоих…занятий вне брака. Я знаю это. Я понимаю, что мужчины, подобные тебе… Я имею в виду, что вы делали это веками, и, полагаю, с моей стороны было бы слишком ожидать, что ты… что меня одной… будет достаточно. Всё, чего я прошу, это чтобы ты был осмотрителен. Потому что мне нелегко наблюдать, как вы с ней… вы так улыбались и… — Она замолчала и закрыла лицо руками, с ужасом почувствовав, как к глазам подступают слёзы. Проклятие!