Молодая темноволосая горничная по имени Полли робко ответила:

— Мисс, в мои обязанности входит чистка каминных решеток и каминов в холостяцком доме рядом с особняком…

— Там остановился мистер Боумен, — вставила Натали.

— …и после того, как мистер Боумен сегодня утром ушел, я подошла к камину и, когда выметала пепел, заметила исписанный клочок бумаги. Я вытащила его и, увидев, что это любовное письмо, поняла, что оно предназначалось леди Натали.

— С чего вы это решили? — спросила Ханна, уязвленная тем, что в личную жизнь Рэйфа так грубо вторглись.

— Потому что он ухаживает за мной, — закатив глаза, ответила Натали, — и все это знают.

Ханна сурово посмотрела на горничную, чье возбуждение померкло при виде ее неодобрения.

— Вы не должны рыться в вещах гостей, Полли, — мягко сказала она.

— Но оно же было в камине и наполовину сгорело, — возразила служанка, покрываясь румянцем. — Оно ему было не нужно. А я увидела слова и подумала, что это может быть важным.

— Либо ты подумала, что это мусор, либо — что оно важное. Так что?

— У меня будут неприятности? — прошептала Полли, умоляюще взглянув на Натали.

— Нет, конечно, нет, — нетерпеливо ответила Натали. — Ну же, Ханна, не надо превращаться в школьную директрису. Ты ничего не поняла. Это любовное письмо мистера Боумена ко мне. И это довольно вульгарное и странное письмо, я никогда раньше таких не получала. Оно очень забавное и… — Она рассмеялась, когда Ханна выхватила у нее листок.

Письмо было смято и брошено на каминную решетку. Оно все обгорело по краям, поэтому имена в начале и в конце письма поглотил огонь. Но оставался достаточный фрагмент, написанный небрежным почерком черными чернилами, чтобы понять, что это действительно было любовное письмо. И читая полусгоревший листок, Ханна была вынуждена отвернуться, чтобы не было видно, как дрожит ее рука.

«…должен предупредить тебя, что это письмо не будет красивым. Тем не менее, оно написано искренне, особенно в свете того факта, что ты никогда его не увидишь. Эти слова сжимали мою грудь, пока я не стал удивляться, как сердце может биться под такой тяжестью.

Я люблю тебя. Люблю отчаянно, страстно, нежно и безгранично. Я желаю тебя такими способами, которые, я знаю, ты найдешь шокирующими. Любовь моя, тебе не нужен, такой как я. В прошлом я делал такие вещи, которые ты не одобришь, а я делал их множество раз. Я вел жизнь, полную неумеренного греха. И похоже, я столь же несдержан в любви. На самом деле, даже хуже.

Я хочу поцеловать все твои мягкие местечки, заставить тебя покраснеть и потерять сознание, доставлять тебе удовольствие, пока ты не зарыдаешь, и высушить каждую слезинку своими губами. Если бы ты только знала, как сильно я хочу ощутить твой вкус. Я хочу познавать тебя руками и ртом и пировать тобой. Хочу испить из твоего тела вино и мед.

Я хочу, чтобы ты лежала подо мной. На спине.

Прости. Ты заслуживаешь гораздо большего уважения. Но я не могу не думать об этом. О твоих руках и ногах, обвивающих меня. О твоих губах, раскрытых для моих поцелуев. Ты мне так нужна. И ночей целой жизни, проведенных между твоих бедер, мне будет мало.

Я хочу вечно с тобой разговаривать. Я помню каждое слово, что ты мне сказала.

Если бы я только мог посетить тебя, как иностранец открывает новую для него страну, изучить твой язык, пересечь все границы и достичь всех потаенных мест, я бы остался навсегда. Я бы стал твоим гражданином.

Ты скажешь, что еще слишком рано испытывать подобные чувства. Ты спросишь, почему я так уверен. Но некоторые вещи нельзя измерить временем. Спроси меня через час, через месяц, через год, десять лет или целую жизнь. Моя любовь к тебе переживет любой календарь, часы и все удары всех звонящих колоколов, которые когда–либо будут отлиты. Если бы ты только…»

На этом письмо обрывалось.

Возникшая в комнате тишина вынудила Ханну выровнять дыхание.

— Это все? — спросила она, тщательно контролируя свой голос.

— Я знала, что ты покраснеешь! — с триумфом в голосе воскликнула Натали.

— Остальное сгорело, мисс, — сказала Полли с опаской.

— Вы показывали письмо кому–нибудь еще? — резко спросила Ханна, переживая за Рэйфа. Эти слова не предназначались для посторонних глаз. — Кому–нибудь из слуг?

— Нет, мисс, — ответила девушка, и ее нижняя губа задрожала.

— Господи, Ханна! — воскликнула Натали. — Незачем так злиться. Я думала, это позабавит тебя, а не рассердит.

— Я не сержусь. — Она была опустошена, раздражена и измучена. А больше всего сбита с толку. Ханна сделала бесстрастное лицо и продолжила: — Однако из уважения к мистеру Боумену не думаю, что это письмо следует выставлять на всеобщую потеху. Если он станет твоим мужем, Натали, ты должна защищать его частную жизнь.

— Я? Защищать его? — шутливо возмутилась Натали. — После прочтения этого, я бы скорее подумала, что мне понадобиться защита от него. — Она покачала головой и рассмеялась неодобрительному молчанию Ханны. — Какая же ты зануда! Ну иди и сожги остатки письма, если это улучшит твое настроение.

 

***

Некоторые мужчины, мрачно размышлял Рэйф, больше всего на свете хотят, чтобы их сыновья жили той же жизнью, что и они сами.

После длительного и бесплодного утреннего спора ему стало ясно, что Томас не собирается уступать. Рэйф должен будет жить той жизнью, что запланировал для него отец, и стать в большей или меньшей степени отражением Томаса Боумена. При малейшем отступлении отец сочтет его неудачником — и как сына, и как мужчину.

Этот спор начался с того, что Томас заявил Рэйфу о необходимости до сочельника сделать предложение леди Натали.

— Мы с лордом Блэндфордом хотим объявить о помолвке наших детей на балу в сочельник.

— Отличная мысль, — саркастически заметил Рэйф. — Однако я еще не решил, хочу ли я жениться на ней.

Как всегда, лицо Томаса Боумена начало наливаться кровью.

— Пора принять решение. У тебя есть вся необходимая информация. Ты провел с ней достаточно времени, чтобы оценить ее качества. Она дочь пэра. Ты знаешь обо всех выгодах, которые последуют после твоего брака с ней. Ад и проклятие, почему ты вообще сомневаешься?

— Я ничего не чувствую к ней.

— Тем лучше! Это будет прочный брак. Пора тебе занять в этом мире место, подобающее мужчине, Рэйф. — Томас сделал очевидную попытку обуздать свой норов и заставить Рэйфа понять: — Любовь проходит. Красота увядает. Жизнь — это тебе не романтическая скачка через долину.

— Боже мой, это так вдохновляет.

— Ты никогда не делал того, что я просил. Даже не пытался. Я хотел получить сына, который стал бы мне помогать и осознал важность того, чем я занимался.

— Я понимаю, что ты хочешь создать империю, — тихо ответил ему Рэйф. — И я пытался найти в твоей грандиозной схеме место для себя. Я много могу сделать для компании, и ты это знаешь. Чего я не понимаю, так это того, почему ты хочешь, чтобы я сначала проявил себя подобным образом.

— Я хочу, чтобы ты продемонстрировал мне свою преданность. Как сделал Мэтью Свифт. Он женился на женщине, которую я выбрал для него.

— Он уже был влюблен в Дейзи, — перебил его Рэйф.

— И ты сможешь влюбиться в леди Натали. Но, в конце концов, любовь не имеет значения. Мужчины вроде нас женятся на женщинах, которые дают нам возможность реализовать свои амбиции, или хотя бы не мешают в этом. Видишь, какой долгий и успешный брак у нас с твоей матерью?

— Тридцать лет, — согласился Рэйф. — И вы с матерью едва можете находиться друг с другом в одной комнате. — Тяжело вздохнув, он провел ладонью по волосам. Бросив взгляд на круглое, упрямое отцовское лицо с колючими усами, Рэйф удивился, почему Томас всегда старался так безоговорочно контролировать находящихся вокруг него людей. — Зачем это, отец? Какова твоя награда за все эти годы накопления богатства? Семья не приносит тебе радости. У тебя характер бешеного барсука — и это в хорошие дни. Похоже, тебе вообще никогда ничего не нравится.

— Мне нравится быть Томасом Боуменом.

— Я рад. Но не думаю, что это понравится мне.

Томас посмотрел на него долгим взглядом. Его лицо смягчилось, и он заговорил почти отеческим тоном:

— Я стараюсь помочь тебе. Я бы не стал тебя просить сделать что–то, если бы думал, что это не в твоих интересах. Ведь мое решение насчет Свифта и Дейзи оказалось верным?

— Да, только благодаря какому–то Божьему промыслу, — пробормотал Рэйф.

— Все станет лучше и проще, когда ты начнешь делать правильный выбор. Ты должен обеспечить себе достойную жизнь, Рэйф. Занять свое место за столом. Дочь Блэндфорда — не самая плохая партия. Все желают этого союза. Леди Натали всем без исключения дала понять, что она не против. А ты говорил, что сделаешь это, если девушка окажется приемлемой!

— Ты прав. Сначала не имело значения, на ком я женюсь. Но теперь я понял, что не хочу выбирать жену так же беззаботно, как я покупаю новую пару туфель.

Томас явно терял терпение.

— Что изменилось с момента твоего приезда в Англию?

Рэйф не ответил.

— Дело в этой девушке с каштановыми волосами? — пытал его отец. — В компаньонке леди Натали?

Рэйф насторожено посмотрел на отца.

— А почему ты спрашиваешь?

— Похоже, ты не раз приходил послушать, как она читает детям по вечерам. А дети или святочные рассказы тебя никогда не интересовали. — Густые усы презрительно зашевелились. — Она простолюдинка, Рэйф.

— А мы нет? Бабушка была прачкой в доках, и одному дьяволу известно, кто был твоим отцом. И это только по линии твоей семьи…

— Я всю свою жизнь потратил, чтобы возвысить нашу семью! Не надо использовать эту девушку для того, чтобы избежать своих обязанностей. После свадьбы с леди Натали, если захочешь, ты сможешь завести целую кучу подобных ей. Никто тебя за это не упрекнет, особенно в Англии. Соблазни ее. Сделай своей любовницей. Если хочешь, я могу даже купить для нее дом.