Валери Блок - Рождество наступает все раньше

__________

Пиппа пришла в четыре, такая здоровая и сильная. Она уезжает в сентябре в Париж, он завидовал, испытывая одновременно и горечь, и радость за нее. Ему следует просто поехать с ней, его ничто здесь не держит. Она дала ему счет за продукты. Придется продать Теда Вильямса. Барри убедил ее, что она совсем не хочет пробовать новый рецепт слоеного теста – и что на самом деле она хочет посмотреть с ним «The Complete Beatles» и заказать еду из китайского ресторанчика. Она согласилась.

– Что за этим стоит? – спросил он, глядя на девочку, которая визжала за железной сеткой забора в «Ши стадиум» в неистовом порыве безумия. – Как только я вижу битломанок, мне хочется плакать. Почему?

– Мужские подростковые фантазии являются движущей силой рока, – изрекла Пиппа, как заправский социолог с государственного радио. – Фантазия заключается в том, – продолжала она, стирая с остренького личика соус, – что ты писаешь в лицо представителю власти, а девчонки из-за этого не дают тебе прохода.

– Это работает, – кивнул он, доставая из картонки оранжевый кусочек курицы. – Девчонки от этого балдеют.

– Девчонки, Барри. А не юристки из серьезных компаний.

Кто дал ей право отпускать комментарии по поводу его несчастья? От удивления он не нашелся с ответом. Всю его самоуверенность как ветром сдуло. Он подошел к окну и облокотился на подоконник.

– Я больше не могу.

– Еще как можешь, – сказала Пиппа. Он обернулся. Она стояла, сунув руки в карманы, с холодным видом.

Когда она ушла, он включил радио, сел на диван и потрогал пальцем вязание Джастин.

– Ага, ладно, это говорит Айра из Куинс, – услышал он и его тут же прошиб пот. – Не смейте отдавать мои налоговые доллары этим идиотам из школьных советов. Потратьте их на тюрьмы, уберите этих подонков с улиц. Но на самом деле я хочу поговорить о Джордже Буше, об этом дегенерате из ЦРУ, и о его прихлебателях…

Барри выкрутил радио дрожащими пальцами. Ни хрена себе.

Он залез в кровать с коробкой хлопьев. Включил телевизор.

– 13 – несчастные, страдающие в этой жизни, – говорил Резван, общественный нумеролог. – Они все время делают то, чего не хотят делать. Четверки настойчивы и своевольны. Да? Я вижу, вы дозвонились по одиннадцатому каналу. У вас запланировано путешествие? – Резван сказал трем разным людям, что в сентябре они найдут работу.

Барри решил не принимать душ. Ему хотелось томиться в собственном соку. Как в колледже. В этом была сила. Это имело смысл. Когда он включил радио, на пол упал стакан и разбился.

Пиппа сказала ему, что главное на кухне – делать все, что делаешь, на десять процентов медленнее. Он медленно покрутил ручку настройки. Он остановился на станции, потому что голос, который пел, показался знакомым и жизнеутверждающим, пусть и немного снисходительным. Он начал сметать осколки. Нужно быть осторожнее – сегодня утром он уронил на ногу большой нож. Он уже созрел для несчастных случаев, аварий, перехода в другую веру.

Он понял, что слушает Барри Манилова. О БОЖЕ МОЙ.

Джастин не ложилась до четырех, вязала и перебирала в уме разное. На данном этапе все страхи, которые у нее были в связи с партнерством, беспочвенны. У нее нет детей, о которых надо было бы заботиться. У нее нет мужа или даже любовника, о котором нужно волноваться. Она не раз отказывалась от лондонского офиса, но почему бы не поехать на год работать за границу?

Нана дрожала и пускала слюни, глядя в пространство белесыми глазами. Джастин ушла из комнаты уже через несколько минут. Потом ей стало стыдно, и она вернулась. Но Нану переодевали. Она снова вышла, ее потряхивало, и она чувствовала себя бесполезной.

Вернувшись на работу, она позвонила матери.

– Я только что видела Нану.

Повисло молчание. Никто из них ничего не сказал.

– Тогда не ходи больше, – вздохнула мать. – Вряд ли она понимает, что это мы. Если это тебя огорчает, не ходи.

– Я хочу быть полезной.

– Мы почти ничего не можем сделать, – тихо сказала Кэрол.

– Мы с Барри больше не встречаемся, – произнесла Джастин, чтобы послушать, как это звучит.

– О, я ТАК рада! – воскликнула Кэрол. – Я думаю, это было мудро. То есть он очень милый, но неудачник.

– Барри не неудачник.

– А, тогда ладно. Несерьезный человек. С ним что-то не так. Зачем тебе с этим разбираться?

Она представила, как мама танцует на устланном коврами полу своей гардеробной. Кэрол танцевала каждый раз, как Джастин переставала с кем-то встречаться. Когда Джастин отменила помолвку с Робом Принсипом, длившуюся всего неделю, Кэрол танцевала так увлеченно, что от облегчения чуть дар речи не потеряла.

– Я скажу Роде, чтобы она дала тому парню твой номер. Ты встретишь кого-нибудь, не волнуйся. Приходи сегодня поужинать.

На этот вечер у Джастин был запланирован ужин с Харриет и Дженни Кравчек, которая позвонила совсем неожиданно. Джастин смиренно согласилась – через Дженни всегда можно попасть на какую-нибудь вечеринку. Кэрол любила Дженни, она бы опять пустилась в пляс, если бы знала, что Джастин с ней снова общается.

– Спасибо, но я буду здесь допоздна.

– Я дождаться не могу, когда же ты оставишь эту работу.

– А кто сказал, что я собираюсь уходить? – спросила Джастин. Она занялась стопкой годовых отчетов от нового клиента Дриггса, «Пресижн» – питтсбургская компания по производству медицинского и косметического инструмента, неотвратимо стремящаяся навстречу банкротству. Туда им и дорога: пинцеты у них хреновые, Джастин как-то попробовала.

Джастин шла к дому Харриет по размякшему гудрону, сквозь облака выхлопных газов, ей отчаянно хотелось легкости. Воздух был как сироп. Она встретила Дженни в вестибюле. С тех пор, как они виделись в последний раз, Дженни ушла из компании по утилизации отходов и основала собственное дело – делала фотопортреты людей с их домашними животными; это пользовалось бешеной популярностью в Вестчестере.

– Ах, у меня было свидание, – начала Дженни и принялась подробно описывать происшедшее. Как будто ничего не изменилось.

– А ты?

Подразумевалось, что Джастин тоже выложит ей все свои потроха, так это работало. Но она не собирается рассказывать Дженни про Барри.

– Я встречалась с одним парнем, – сказала она, чувствуя усиливающуюся тошноту.

– Ты его бросила, он тебя бросил?

Харриет с ребенком на руках открыла дверь, оглядела Джастин с ног до головы.

– Просто проверяю на наличие повреждений – она только что рассталась с одним парнем, – объяснила она Дженни, та кивнула; они определенно это уже обсуждали. Они все вошли в детскую, и Харриет села на качалку.

– Ну, будет нелегко, – сказала Харриет, ребенок вертелся у нее на руках, – но в конце концов тебе без него будет значительно лучше.

– Откуда ты знаешь? – Кто дал им право обсуждать все это?

– Он же доводил тебя до бешенства! – воскликнула Харриет. – Он спрятал ее сумку в ящике с луком, чтобы она не могла выйти из дома, – возбужденно рассказывала она Дженни. – И у него в семье были банкроты, игроки, больные анорексией и люди, не контролирующие свой гнев. Тебе так значительно лучше, серьезно.

– Я в этом не уверена. Погоди. А игроки – кто?

Дженни сказала:

– Ну, если ты его не любишь…

Джастин не могла сказать, что она его не любит. Но что такое любовь? Если она его любит, то она должна оставаться рядом, пока он тратит впустую свою жизнь и называет ее стервой? Эти люди ничего не понимают.

– И тебе не мешает одиночество, никогда не мешало, – говорила Харриет; младенец плакал. – Ты независима.

Что это еще значит? Неужели Харриет так давно замужем?

– Ты сможешь устроить свою жизнь значительно лучше, Джастин, – сказала Дженни, распахнув глаза от самодовольства.

– Он – придурок, – заключила Харриет. Точь-в-точь ее мать – либо он совершенство, либо он придурок. Если дело не идет к пышной свадьбе, значит, с ним что-то не так. И когда в последний раз Харриет давала ей дельный совет по какому-нибудь поводу? Харриет теперь на другой планете. Джастин вспомнила, как год назад пошла в ресторан с Дженни, Харриет и их подружками. Они сели вокруг стола, и по предложению Харриет каждая по очереди подробно рассказала, почему несчастна в жизни, а остальные немедленно предлагали что-нибудь. Когда очередь дошла до Джастин, она сказала: «Я не несчастна. Простите, что разочаровываю вас».

– Итак, откуда закажем? – спросила Харриет, перебирая меню.

Джастин не нужны были советы. Она не желала слушать, как ее жизнь превращают в еще одну историю про проходимца.

– Честно говоря, я не могу задерживаться. Моей бабушке стало хуже, мне нужно возвращаться в больницу.

Дженни надулась. Ну и ладно. Их связывает лишь то, что они обе одиноки и живут в Нью-Йорке. Она ушла, понимая, что ей перемывают кости.

На следующее утро, когда она готовила себе в буфетной ланч, Фарло вызвал ее к себе. Она пришла к нему в кабинет, чувствуя себя толстой и измотанной.

– Я хотел бы, чтобы ты сделала обзор развития клиентуры, – объявил он, уткнувшись в газеты. – По пятидесяти штатам, относительно предоставления компенсаций и крупных слияний.

Ей показалось, что ей дали пощечину.

– Прошу прощения? Я не думаю, что смогу использовать при выполнении этого задания весь мой опыт и мои знания.

– Я был бы очень признателен, – сказал он без выражения.

Она семь лет жизни потратила, стараясь ему угодить.

– У вас есть счета за парковку, которые я могу оплатить по дороге? Что-нибудь забрать для вас из химчистки?

Он посмотрел ей в глаза и слегка улыбнулся.

– Нет, спасибо.

Ну, он здесь не единственный партнер. Джастин схватила из буфетной два «Даниш», направилась в кабинет к Роберте и застала ее за выкуриванием «Мерит-2». Роберта смущенно затушила сигарету, взяла «Даниш» и выслушала.