Консьерж вздернул бровь.

– Вы – друг Леоны?

– Что, простите?

– 17С. – Он расправил усы и улыбнулся. – Ее все зовут Леоной. Она любит, чтобы все делалось по мановению ее руки… – Он хлопнул в ладоши, изображая властную диву.

– Понимаю, понимаю, – задумчиво сказал Барри и сел в такси, мучимый совестью: он только что предал свою суженую ради трепа с консьержем.

Возвращение в квартиру было триумфальным. Что за чудо был вчерашний день! Он впал в мечтательную задумчивость, оживляя в памяти поцелуй, катастрофу, звонок, стейк, как он подхватил ее и отнес на кровать. Но поток эротических воспоминаний прервал стук консьержа.

На автоответчике было три сообщения от его матери, каждое следующее пульсировало нарастающей тревогой. Когда он позвонил ей вчера вечером, сказал, что не прилетит в Майами, и объяснил почему, она приняла это известие неожиданно спокойно. Несомненно, у нее наступила запоздалая реакция, усиленная тем, что она пересказала всю историю его сестре Сильвии, а та уже давно превратила панику в стиль жизни. Очевидно, за обедом она довела себя и Розу до истерики.

Они, наверное, дар речи потеряли от беспокойства, когда он не взял трубку, и всю ночь не спали. Но сейчас они обнаружат, что упавший самолет направлялся в Феникс, и Роза засыплет его вопросами, на которые ему совершенно не хочется отвечать. Лучше перезвонить как-нибудь потом.


У водохранилища, кроме него самого, был еще только один помешанный. Оранжевый свет солнца, отражающийся от синевато-стальной глади воды и светло-коричневых, как необожженный фарфор, зданий Пятой авеню, будил в Барри ощущение, что жизнь может быть до боли прекрасна, но чаще она бывает бессмысленной и тяжелой рутиной, и что, даже осознавая это, в нее надо бросаться без оглядки, как в бурный поток Ему нужна новая цель. Он не для того выжил, чтобы как ни в чем не бывало вернуться к соусам для салатов.

Она прекрасна! Он придумал тост, который поднимет за Джастин на свадьбе «Думаю, не многие из вас знают, что я поцеловал Джастин, еще не зная, как ее зовут!» Чтобы соблюсти благопристойность и чтобы детей до шестнадцати не пришлось выгонять из комнаты, он опустит все, что касается рвоты и завершения вчерашнего вечера. Он споткнулся о корень и шлепнулся на землю.

«А на следующее утро я ударил лицом в грязь, – мысленно добавил он. – Потому что витал в облаках и не смотрел под ноги».

Было очень холодно и болели суставы. Она голосовала за Рейгана?

__________


Вдоволь постояв под душем, он поставил воду для кофе, прислонился к гранитной стойке, потянулся. Скоро на его диване будет сидеть умная женщина, она будет спать в его кровати. Она изучала юриспруденцию в Гарварде. А то, как она обошлась с сотрудниками «УорлдУайд», просто повергло его в трепет; хорошо бы такой человек играл на его стороне.

На кухню, шаркая ногами, зашел Винс в халате, волосы его стояли почти вертикально. У нее двухкомнатная квартира на 76-й улице с видом на воду. Винс, моргая, сел за стол. Барри набил рот хлопьями «Чирайос» прямо из коробки. Она юрист; будь это мужчина, такой выбор говорил бы об отсутствии воображения, но женщина-юрист – это совсем другое. Винс принялся сковыривать болячку на руке.

Винс, дрянь этакая, ужасно киногеничен – он даже болячку сковыривал изящно. Разве Джастин не предпочтет кого-нибудь вроде Винса?

Ему захотелось вернуть себе свою квартиру.

– Какие у тебя планы? – спросил он.

Винс зевнул.

– Я думал почитать газету.

– Я не об этом; ты нашел квартиру?

– Ну, я особенно не искал, – удивленно отозвался Винс.

– Я думаю, тебе лучше поискать, – отрезал Барри.

Прозвучало холодно. Но он не обязан ничего Винсу объяснять.

__________


Мерзкий консьерж нахально отсалютовал Барри, и тот кипел всю дорогу в лифте. Он вошел, открыв дверь ключом. Джастин Лесли Шифф, эсквайр, тридцати двух лет, спала в зеленой футболке спиной к нему. Записка, которую он оставлял, исчезла.

Он запаниковал.

Она, наверное, ищет кого-нибудь с более густой шевелюрой. Он из распавшейся семьи. Она очень скоро узнает, что его отец живет на лодке с албанской уборщицей и смотрит «Си-Спэн»[3] минимум по шесть часов в день. В его семье есть банкроты и диабетики, а также куча совершенно безденежных родственников во Флориде и на Лонг-Айленде.

С другой стороны, «Си-Спэн» лучше, чем наркотики, а морская рыбалка в приличную погоду – это здорово. У матери – собственное дело, а он, Барри, управляет широко известными брэндами, которые – под его руководством – становятся ведущими в своих категориях. Он живет на Вест-Энд авеню, в квартире с видом на воду. Ладно, на небольшой участок воды. И вообще: у Джастин почти нет груди и она подписана на «Пост». Но это, наверное, не имеет значения, если все остальное – как надо, а кажется, так и есть. Постоянные отношения с хорошей женщиной – он не заслуживает такого счастья. Он разделся и залез к ней в кровать.

Она пошевелилась и открыла глаза.

– Привет, – прошептала она. Потом повернулась к нему, перекатила его на другой бок, обняла рукой за живот и прижалась к его спине. В этом было что-то очень трогательное.


Синяки на ступне и щиколотке были цвета спелых слив. Попытки отыскать ортопеда ни к чему не привели.

– Мне нужно в больницу. – Она чмокнула его, будто на прощанье.

– Ни за что на свете не пропущу такое событие, – объявил он, наблюдая, как она укладывает в сумку бутылку воды, трусы, носки, что-то в пластиковом контейнере и неоконченное вязание. Он заметил, что на щеках у нее всегда играет румянец – днем и ночью, дома и на улице. Это не загар и не от смущения, должно быть, у нее замечательное кровообращение. И еще кое-что немедленно запало ему в душу: ее лицо никогда не оставалось совершенно неподвижным, чувствовалась, что в душе у нее постоянно что-то происходит, и это отражается на ее лице, как прибытие и отправление поездов отражается на шелестящем информационном табло на Пенн-Стейшн. О чем она думает?

Джастин загадочно улыбнулась и поцеловала его в губы. У него было такое чувство, что он вот-вот вырвется из тюрьмы на свободу.

С минуты на минуту

В больнице Барри был внимателен и кокетлив. Трогательно было смотреть, как он вставал, чтобы привлечь внимание медсестер. Джастин ничего не могла с собой поделать: она думала о свадьбе. Такое может случиться. Он умен, он кажется искренним, он носит костюм. Если взаимоотношения и дальше пойдут в стиле вчерашнего вечера и если через месяц она все еще захочет с ним разговаривать – очень много если, но может и такое случиться, – почему бы и не выйти за него?

Блестящие рождественские украшения придавали травмпункту еще более угнетающий вид. Посетителей окутывал тяжелый лимонный запах дезинфицирующей жидкости. По висевшему на стене телевизору показывали гонки. Каждого истекающего кровью новопришедшего сначала игнорировали, а потом оделяли бланками и анкетами.

– Вон те двое, – шепнула она. – По-моему, он ее бьет. Погляди. Она старается не смотреть на него.

– Я только хочу, чтобы ты знала, – сказал Барри, щекоча носом ее ухо, – я ни за что не буду тебя бить – разве что ты это действительно заслужишь.

Джастин наслаждалась происходящим, несмотря на сильную боль и царившее кругом страдание. Через час Барри вышел купить чего-нибудь поесть. И почти тут же назвали ее фамилию. Санитар откатил ее кресло через лабиринт коридоров в рентгеновское отделение, которое находилось в другом здании. Джастин с остервенением вязала. Она не была уверена, что он понравится ее матери. Или это до катастрофы она рассуждала подобным образом? Минут двадцать спустя из-за угла появился Барри с коричневым пакетом в руке. Он нашел ее. Он – гений.

Он принес молочные коктейли и предложил ей на выбор ванильный или шоколадный. Она почувствовала себя в гостях у старого друга, которого давно не видела, когда сидишь за столом на кухне и впереди целые выходные, чтобы наговориться всласть.

– За один-единственный день, мисс Шифф, я видел вас в самых разных экстремальных ситуациях, – шептал он ей прямо в ухо. – Я вкусил вас во всех возможных проявлениях.

Оттого, что она слишком быстро выпила холодный коктейль, у нее разболелось горло. Громкоговоритель одного за другим вызывал докторов с еврейскими фамилиями.

– Послушай, Барри, вчерашний вечер был исключением.

– Да? – спросил он. Мимо промелькнула стайка медсестер в розовом.

– Я обычно так не поступаю.

– Ну, когда ты попросила меня надеть два презерватива, в этом определенно что-то было.

– Тсс! – Она украдкой глянула на него. Вчера он был с ней и только с ней, не отвлекаясь ни на минуту. Она и не помнила, когда в последний раз мужчина дарил ей все свое внимание целиком. Она и не знала, что любит ванильные молочные коктейли.

На каталке привезли пожилого мужчину и поставили прямо перед ними, пепельно-серые руки торчали из рукавов его больничной рубахи, как неживые.

– Это самое странное свидание в моей жизни, – прошептала она, и он взял ее за руку.

Кто-то произнес ее имя. Ее отвезли одну в темную комнату.


Когда на ногу – растянутую и с трещиной в кости, но не сломанную – наложили повязку, ей показали, как ходить на костылях, и выдали бланки по страховке, которые надлежало заполнить. Они отправились прямо домой. Пока что все шло вроде бы нормально. Он был ей все еще интересен. Какое-то время они развлекались, сравнивая синяки, потом отправились в ванную. Она лежала, перевесив ногу через край ванны. Он сидел рядом и смотрел. Если ему и показалось, что она толстая, то вслух он этого не сказал. Они прочитали воскресное приложение к субботней газете. Приятно было заниматься каждый своим делом, но в одной и той же комнате.

В шесть зазвонил телефон. Это был Фарло.

– Послушай, мне нужна твоя помощь, – начал он. Она села. Как он узнал, что она дома? Она же сказала, что летит в Феникс. – «Голсуорси пейпер». В Атланте. Участвуют в тендере на «Фитцсиммонс кемикалс» в Ричмонде.