Сэр Олник пустил в дело куриц и ежиков. Он попытался уничтожить розовые кусты, но садовники продолжали сажать новые на этом же самом месте. Гуси, змеи, а однажды даже маленький мальчик… Ничто и никто не поднял кольцо на поверхность. Теперь рыцарь пребывал в отчаянии. В первый раз за много десятилетий наследник Николсонов находился в замке во время Рождества… холостой барон Уорт.

Леди Эдрит покачала головой.

– Воистину, тебе лучше попытаться выдать замуж одну из коз.


– Рождество совсем не то, каким оно было раньше, не так ли, Солтер?

– Нет, милорд, – согласился старый дворецкий. – Но опять же, в замке Уорт Рождество никогда не бывает таким, каким себе его представляешь.

Ник должен был поднять за это свой бокал. Это будет первое Рождество за десять лет, которое Оливер Николсон, барон Уорт, проведет в родовом поместье. Однако это был далеко не первый бокал, который он поднял со времени своего прибытия. Эти два факта были всего лишь совпадением, хотя старое, мрачное помещение в настоящее время вполне соответствовало его мрачному настроению. Тем не менее, отсутствие украшений, вездесущий холодный воздух, несмотря на огонь в каминах, отсутствие каких-либо напоминаний о празднике смутно тревожило барона в этот сочельник. Он вытянул длинные ноги поближе к огню в библиотеке более нового крыла замка.

– По крайней мере, комнаты для слуг хоть как-то украшены? – спросил он.

– В столовой для слуг почти никого нет, милорд, только не в это время года. Большинство взяло отпуск, чтобы навестить семью. Или временно устроились к тем соседям, которые будут принимать гостей. – Дворецкий не стал говорить, что немногие из оставшихся слуг, у которых были ответственные должности, или которым некуда было идти, прятались в сторожке, коттедже садовника или в доме управляющего поместьем, настолько далеко от замка Уорт, насколько им это удалось. – Миссис Солтер и я зажгли красную свечу в нашей гостиной. Если бы мы знали о вашем визите, милорд, мы, несомненно, украсили бы к празднику комнаты членов семьи, повесили бы сосновые ветки или нечто подобное в комнате вашего камердинера и веточки остролиста для вашего грума на конюшне. Однако у миссис Солтер есть готовый гусь, чтобы приготовить его к завтрашнему обеду, и ее особенный рождественский пудинг.

Которые, несомненно, предназначались для трапезы старых верных слуг.

– Приношу свои извинения, Солтер. Это решение было принято внезапно. Тем не менее, я уверен, что вы уже приготовили чашу с пуншем для певцов рождественских гимнов, которые могут появиться в любой момент.

Дворецкий поправил статуэтку на каминной полке.

– Ни один певец не придет, милорд.

– Ах. Привидения из Уорта, я полагаю?

Дворецкий кивнул седой головой.

– И Рождественское проклятие.

– Неужели ты и твоя добрая жена не верите в призраков, Солтер?

Солтер верил в то, что никто, кроме мастера Оливера, теперь барона Уорта, не станет держать такую пожилую пару на управляющих должностях в поместье. Глаза уже подводили дворецкого. У его жены ухудшался слух.

– Мы не видели и не слышали каких-либо нарушений порядка.

– Что ж, у меня полно собственных призраков, чтобы считать еще и фамильных фантомов. Почему бы тебе не пойти и не приготовить нам немного пива с пряностями или пунша, чтобы мы смогли сами выпить в честь праздника, и к дьяволу все проклятия и малодушных слуг?

Когда дворецкий вышел, лорд Уорт налил себе еще и расслабился, откинувшись на потертые кожаные подушки кресла, вспоминая другие рождественские дни. Он припоминал домашние приемы и балы в домах других людей, службы и детские рождественские постановки в церквях других людей. Веселье и подарки, поцелуи под омелой и поездки в санях, разнообразие угощений, знакомые гимны, друзья. Радость праздника эхом отдавалась в его сознании, словно звон далекого церковного колокола. В самом деле, он даже сделал свое первое и единственное предложение руки и сердца на Рождественском балу, и был отвергнут, прямо под веточкой для поцелуев. Ник почти не помнил лица молодой леди, лишь ее смех в ответ на его ожидания, что она будет следовать за барабаном. Учитывая количество шампанского и пунша и предстоящую многообещающую военную карьеру, барон едва ли сожалел об этом отказе.

Но он сожалел о нем теперь. Если бы хорошенькая белокурая крошка Джулия приняла его предложение, то этим вечером он мог бы посадить детей себе на колени, помочь им зажечь рождественское полено, читать им Евангелие. Она играла бы на пианино, в то время как соседи дружно пели бы песню. Она могла бы согреть его просторную, холодную кровать наверху.

Вместо этого Оливеру Николсону было уже за тридцать, его наследником являлся кузен, а озноб, казалось, никогда не проходил. Он был более одиноким, чем когда-либо раньше, и только воспоминания составляли ему компанию. Призраки, надо же.

Неужели он проклят? – размышлял Ник, проводя пальцами по шрамам, пересекавшим его щеку, и по тем, благодаря которым его левая рука не могла поднять ничего тяжелее вилки. Он был хорошим офицером, его люди выживали в ужасных условиях, потому что ему удавалось вооружать и кормить их, наполовину за свой собственный счет. Нет, он не был проклят, если не считать проклятием то, что он выживал, когда другие погибали, за исключением…

За исключением того, что три года назад его отряд был уничтожен, когда Николаса отослали за вражеские линии, в день рождественских подарков [3].

За исключением того, что два года назад его лучший друг Грегори расстался с жизнью, спасая Ника, через два дня после Рождества, как только сражение возобновилось после праздничного перемирия.

За исключением того, что в прошлом году залп из французской пушки мог убить барона, если бы сабельная рана не заставила его упасть на землю за секунды до этого, в самый канун Нового года.

Совпадения или какие-то причуды фамильного проклятия, которые погружали замок Уорт в хаос во время Рождества? Ник знал об этом не больше, чем о том, что он должен делать с этой жизнью, которая была ему дарована. Для армии он был бесполезен, хотя ему и предложили кабинетную должность. Он мог бы занять свое место в Парламенте, если бы его мозг не вскипал от скуки, которой не видно конца. У его имений были компетентные управляющие, а инвестиции находились в более мудрых руках, чем у него. Ник не имел вкуса для высшего света и его фривольных развлечений, где важнейшие решения включали цвет чьего-то жилета или высоту уголков воротничка. Преемственность была обеспечена выводком его кузена, так что у Ника даже не было повода искать невесту и оправдывать этим свою жалкую жизнь. Кроме того, ни одна женщина, кроме самых отъявленных охотниц за состоянием или откровенных искательниц титула, не вышла бы за него, учитывая его покрытую шрамами физиономию и искалеченную руку.

Однако у лорда Уорта была еще одна цель, кроме того, чтобы напиться, как портовому грузчику в выходной, и эта цель привела его в это заброшенное место, в то время, когда принято выказывать доброжелательность: каким-то образом Ник собирался загладить свою вину перед семейством Грегори Ростенда. Сейчас барон поднял бокал здоровой правой рукой.

– За тебя, мой старый друг. Пусть один из нас поверит в то, что жизнь, которую ты спас, стоит такой цены.

Он выпил бренди, когда часы в холле пробили полночь, а затем швырнул пустой бокал в камин как раз в тот момент, когда вдалеке раздался звон церковного колокола, возвещавшего день Рождества. Шум был значительным, таким громким, что даже миссис Солтер, несомненно, услышала его. Звук оказался слишком громким для простого разбитого хрустального бокала, подумал Ник, хотя бренди и туманило его разум. Должно быть, зашевелились призраки замка Уорт. Счастливого Рождества.

2

– Что ты теперь натворил, бестолковый простофиля? Ты мог убить этих пожилых дам своими легкомысленными проделками.

– Ерунда, я всего лишь помахал им, когда они проезжали мимо.

Леди Эдрит с тревогой и отвращением всплеснула руками.

– Всего лишь? Помахал? Закованный в броню рыцарь, внезапно появившийся у дороги – это всего лишь? Ради всех святых, из-за тебя одна карета угодила в канаву, а другая – в каменный столб. Пожалуй, ты мог бы гнить в аду за такое дьявольское деяние.

Снова облачившись в доспехи, в которых ему не приходилось смотреть в злые зеленые глаза своей жены, сэр Олник пробормотал:

– Насколько плох может быть ад после вечности, проведенной с ворчащей женщиной?

– Что это означает, супруг мой?

– Я сказал, что пожелал им доброго вечера, а не пугал их. Кроме того, если бы второй кучер не был навеселе, то он мог бы избежать неприятностей.

– Теперь ты перекладываешь вину на других? Стыдись, заржавевший старый пережиток. Ты отнял десять лет жизни у этих пожилых леди, и ни у одной из них нет этих лет в избытке. Не говоря уже об учащенном сердцебиении и непоправимых травмах, которые ты мог причинить им.

– Эти сестры – крепкие старые курицы. Они смогут ужинать за счет этой истории, как минимум, пару десятков лет.

– Ах, теперь ты занялся предсказанием? Чего ожидать следом, гадания по внутренностям? В самом деле, если бы у меня был кинжал, я бы показала тебе внутренности, не сомневайся.

Сэр Олник раскачивался взад-вперед, позвякивая металлическим забралом [4], но плотно сомкнув собственные губы. После пары веков даже самый упрямый воин может кое-чему научиться.

– В любом случае, о чем ты думал? Что ты приведешь леди в замок, чтобы твой наследник смог выбрать невесту? Они обе достаточно стары, чтобы годиться ему в матери, клянусь мечом святого Георгия. Нет, если бы девушки все еще выходили замуж в раннем возрасте, то они могли бы быть его бабушками! Неужели ты хочешь, чтобы этот болван взял жену, слишком старую для того, чтобы выносить детей, не говоря уже о его весе в постели?

Не желая признаваться, что ему хотелось самому увидеть женщин в экипаже, чтобы установить их возраст и пригодность, сэр Олник пришел в неистовство: