Дядя Сэм опять тихонько хохотнул.

– Мальчишкой Бен стишки пописывал, – заметил он.

– Что ж, – подумав, сказал виконт Созерби. – Это красивая сказка. Она делает библейское предание о рождении Христа чем-то близким и личным.

– В таком случае это моя Вифлеемская звезда. Я выбираю ее, – шепнул граф на ушко жене. – Ваша и моя.

Элинор стояла не шелохнувшись, положив голову на его плечо. Она молчала. В этот короткий волшебный миг тишины, чувствуя Элинор рядом, граф испытал такую близость к ней, какой не испытывал ни к кому и никогда. Теперь он искренне поверил, что они стали единым целым, мужем и женой. Этот миг молчания для него стал мигом любви к Элинор.

Но полной тишины не было. У костра разговаривали, потрескивали, догорая, сучья. Внимание графа отвлеклось, и волшебство исчезло. Элинор была столь близка к нему, потому что он сам привлек ее к себе, а она, как послушная жена, покорилась. Она молчит, потому что ей нечего сказать, или сказала бы, да не хочет, чтобы это дошло до ушей ее родных. Возможно, она так же далека и враждебна, какой была до сих пор? Он вдруг почувствовал озноб, несмотря на жаркий огонь костра.

– Во всяком случае, – промолвил он сдержанно, – это всего лишь красивая фантазия, не так ли? Разве Рождество не время чудес и выдумок? – Опустив руки на ее плечи, граф слегка отстранил ее, затем отошел и направился к мужчинам, которые снегом тушили догорающий костер.

– Неплохо бы выпить горячего шоколаду, когда вернемся домой, – весело крикнул он так, чтобы все его услышали. – И глоток бренди, пока будут готовить шоколад. Вы согласны?

Уместное предложение графа было поддержано дружным хором голосов. Вскоре все веселой гурьбой направились к дому, как всегда говоря и слушая одновременно и даже пытаясь перекричать друг друга.

Элинор шла в компании тетушек, Бесси и кузины Сьюзан. Ей было холодно и одиноко, несмотря на веселый щебет ее спутниц. Она сама не понимала, что произошло с ней у костра, и была немного озадачена этим. Она прислонилась к мужу, ощущая за собой его крепкое плечо, на которое даже положила голову, сильные руки графа обхватили ее. Ей было хорошо, она это сознавала и чувствовала себя почти счастливой. В этот момент, вспомнив Уилфреда и спросив себя, была бы она более счастлива, если бы вместо графа ее обнимал он, Элинор поняла, что отнюдь не разочарована тем, как все сложилось.

Граф – ее муж, и им придется научиться жить вместе. А события прошедшего дня показали, что это не такая уж безнадежная перспектива, как казалось поначалу. В какой-то степени она даже привлекательна. В деревенской школе между ними возникло взаимопонимание, они даже обменялись улыбками. Граф не остался равнодушен к тому, что она рассказала ему о Речел, и обещал поговорить с сэром Альбертом. А поцелуй на горке в снегу… Элинор задумалась.

Потом были костер и его руки, охватившие ее, крепкое мужское плечо, на которое она положила голову, и его голос. Это он нашел звезду и назвал ее своей. Нет, это ее и его звезда, поправился тогда он. Их Вифлеемская звезда, свет которой приведет к надежде, покою и любви, если верить дядюшке Бену. А Элинор поверила. Нереальность происшедшего захватила ее врасплох. Она поверила и хотела верить всем своим сердцем и душой.

И вдруг этот голос, равнодушный, говорящий ей, что все это не более чем красивая выдумка. А потом он оставил ее одну, решив помочь тем, кто гасил костер. Теперь она снова одна. Одна со своими глупыми мыслями. Чуть больше месяца назад он женился на ней, хотя и видел ее только один раз, женился потому, что ему до зарезу нужны были деньги, чтобы расплатиться с долгами и продолжать вести привычный образ жизни в той роскоши, которая подобает графу. Она ничего для него не значит. Так, помеха, обуза, шокирующая его. Ему было стыдно за ее поведение в школе. Она не оправдала его ожиданий. Щеки Элинор вспыхнули от унижения и обиды.

Разве это так уж важно для нее, спрашивала она себя. Она совсем не хотела быть леди. Тем более графиней. Он сам заставил ее, чтобы получить деньги ее отца. Что ж, теперь он их получил вместе с ней. Но ему придется принимать ее такой, какая она есть. Провалиться ей на этом месте, если она изменится в угоду ему.

Есть еще надежда, утешал себя граф. Он должен убеждать себя в этом. Нужно только терпение. Не надо быть жадным, ведь нельзя получить все сразу. Невозможно коснуться Вифлеемской звезды, даже если она у тебя над головой и, кажется, до нее легко дотянуться рукой.

Элинор не полюбит его. Или, во всяком случае, не полюбит так, как он мечтает быть любимым. Их брак состоялся в силу неблагоприятных обстоятельств. Она не хотела выходить за него замуж и не принимает его мир. Она любила другого. Не следует надеяться на то, что она когда-нибудь полюбит своего мужа.

И все же надежда теплилась. Надежда остается всегда. Он должен поговорить с Элинор и кое-что рассказать ей. Между ними возникла преграда, и в значительной степени это произошло по его вине, так как, женившись, он решил, что нет особой необходимости в том, чтобы Элинор знала всю правду. Обременять жену такой правдой он считал ниже своего достоинства. Но теперь хотел, чтобы она знала все. Это было крайне важно для него.

Покинув свою спальню, граф легонько постучал в дверь, ведущую в гардеробную жены. Элинор была там и, сидя перед зеркалом, расчесывала свои густые с бронзовым отливом волосы.

– Кажется, наши гости получают удовольствие от пребывания здесь, – заметил граф и положил руки на плечи жены. Элинор отложила щетку.

– Да, – согласилась она, глядя на его отражение в зеркале. – И даже ваши друзья. Мне кажется, эти джентльмены очень одиноки. Не поэтому ли вы пригласили их?

– Я пригласил их и еще кое-кого, будучи сильно пьяным, – признался граф и тут же пожалел, что сказал это. Он чуть не добавил, что напился из-за того, что не знал, как избежать женитьбы на ней. – Я думаю, эта четверка приняла мое приглашение потому, что им просто некуда идти. Созерби потерял жену, она умерла два года назад при родах. Вам об этом известно?

– Нет, – тихо ответила Элинор. – Бедняга. Он хороший человек. Мне он нравится.

Она стояла перед ним, не пытаясь уйти. Его руки привычно, не спрашивая, коснулись мелких пуговичек у ворота ее ночной сорочки. Элинор посмотрела, как он это делает. Граф почувствовал, что в нем растет волнение. Она нужна ему. И не только в постели. Она нужна ему вся.

«Спокойно, – говорил он себе. – Терпение. Не требуй от нее слишком многого».

– Элинор, – произнес он, расстегивая последнюю пуговку, но не спуская сорочку с ее плеч. – Я женился на вас ради денег. Я готов признаться в этом. – Господи, подумал он, неужели надо было начать с этих ужасных слов? – Но вы не правильно поняли меня, – торопливо добавил он банальную фразу. Надо было хотя бы подготовиться, прежде чем открывать рот.

– Неужели? – Она подняла на него глаза. – Не напоминайте мне об этом, пожалуйста. И не сейчас. Вы хотите, чтобы я легла в постель?

– Я не карточный игрок, – не менял своего намерения граф, – и не сорил деньгами. Долги не мои.

– О, пожалуйста, прошу вас, – взмолилась Элинор и, поведя плечами, сбросила ночную сорочку. Она сама высвободила руки из рукавов, обнажила грудь и позволила сорочке соскользнуть к ногам. А затем, зажмурив глаза, сделала шаг к нему. – Я ничего не хочу слышать о деньгах. Это уже не имеет значения. Вы мой муж, и я ваша жена. Разве не так? Разве я не отдала вам себя в прошлую ночь и вы не получили то, что хотели?

«Принимаю тебя, покоряюсь тебе». Ее обнаженное тело прижалось к нему, глаза были послушно закрыты. И все потому, что она ему жена, потому что согласилась выйти за него замуж, чтобы выполнить волю умирающего отца. Она будет верна своему обещанию до конца жизни. Долг и честь. Ей неинтересны его объяснения.

Ему стало холодно, хотя ее теплое стройное тело прижималось к нему, и единственным, что разъединяло их, была его ночная сорочка. Он видел обнаженную грудь Элинор, ее отливающие бронзой волосы, рассыпавшиеся по плечам. Она казалась ему такой желанной. Он хотел любить и ласкать свою жену, а она готова была ему подчиниться.

Сердце его было холодным, а тело сжигала страсть.

– Я думал, что, возможно, – снова попытался граф, – вам захочется узнать меня получше. Может быть, нам удастся стать друзьями.

– Я вам нужна в постели. – В голосе Элинор было не меньше холода, чем в сердце графа. – Вы хотите, чтобы я прошла в спальню?

– Да, – согласился граф и смотрел, как она пересекла гардеробную, вошла в свою спальню и легла. Граф снял свою ночную сорочку и оставил ее на полу рядом с сорочкой Элинор.

Он хотел ее, признался он себе, глядя на нее, покорно лежавшую в постели и ждавшую его. Кровь, громко стучавшая в ушах, побежала по его телу вниз. Элинор нужна ему. Он готов взять ее не менее решительно и грубо, чем в первую ночь. Он жаждал ее. Но ее тело тоже жаждало его, оно было горячим и влажным, несмотря на спокойствие, написанное на лице Элинор. Они жаждали друг друга. Опустившись на нее, он более не сдерживал себя.

Но не все произошло так, как ему хотелось. Его тело спешило избавиться от груза желаний и получить удовлетворение, но разум был холоден, трезв и отчужден. В том, что происходило, главенствовала требовательная плоть, она брала от Элинор то, чего желала, отдавая ей лишь ее долю – надежду на ребенка.

Однако между ним и Элинор должно же быть что-то другое! Он ждал, чтобы это произошло. Он и она должны слиться не только телами. Ему хотелось, заглянув ей в глаза, увидеть ее душу, он ждал ее слов и сам жаждал открыться ей. Теперь он знал, что ему нужно. Вифлеемская звезда. На меньшее он не может согласиться.

Да, он желал ее. Это так. Но вместе с тем он желал большего.

Застонав, он с выдохом выплеснул в нее струю горячей жизни и почувствовал блаженное облегчение. Элинор лежала неподвижно, тихая и теплая под грузом его успокоившегося тела.