— Это всего лишь турбулентность, — вдруг ободряюще произнес Том О’Нил.

— Извините, не расслышала.

— Я думал, вы читаете Розарий[23], и хотел сказать, что в этом нет нужды. Оставьте молитвы на случай, когда будет совсем худо. — Он мило улыбнулся.

— Нет, на самом деле я не читала Розарий. Это помогает?

— Я бы сказал, нерегулярно. Ну, скажем, один раз из пятидесяти. Но люди так радуются, когда это происходит, что думают, будто он действует все время, и забывают все те случаи, когда он не сработал.

— А вы его читаете?

— Сейчас нет, но в молодости я молился. Однажды Розарий сработал суперэффективно. Я выиграл на скачках, на собачьих бегах и в покер. В течение одной недели!

Было видно, что ему очень приятно об этом вспоминать.

— А мне казалось, что о подобных вещах нельзя молиться. Я думала, Бог не помогает в азартных играх.

— Да, потом перестал помогать, — печально сказал Том и вернулся к своим шахматам.

Мэг заметила, что О’Нил не прикасался к спиртному и очень мало ел. Он только пил воду стакан за стаканом. В конце концов она решилась спросить его об этом. Еда — одно из немногих удовольствий во время долгого перелета, а выпивка помогла бы уснуть.

— Я должен быть в хорошей форме по прибытии, — ответил он. — Я читал, что секрет в том, чтобы выпить воды больше, чем в тебя влезет.

— Вы доходите до крайностей во всем, что делаете! — воскликнула Мэг отчасти с восхищением, отчасти критически.

— Я знаю, — сказал Том О’Нил, — это моя беда и в то же время благословение!

Впереди было еще пятнадцать часов полета. Мэг пока не интересовалась судьбой соседа. Слишком мало времени они провели вместе. Когда до посадки оставалось четыре часа, она начала расспрашивать его о жизни. И он поведал ей историю своей беспутной дочери. Когда умерла мать девочки, та осталась на попечении Тома и совершенно отбилась от рук. Делала что хотела и когда хотела. Сейчас она в Австралии. Не просто переехала на время, а перебралась туда навсегда. Живет с мужчиной, не выходя за него замуж. Это у них называется «де-факто». Очень либерально и современно: его дочь открыто сожительствует с парнем да еще открыто сообщает об этом австралийскому правительству. Том покачал головой: его все это огорчало и злило.

— Полагаю, вам придется принять это. Я хочу сказать, что, преодолев такое расстояние, нет смысла нападать на нее, — сказала Мэг. Легко быть мудрой, когда рассуждаешь о чужих детях.

В свою очередь, она рассказала ему о Роберте и о том, как ее не пригласили на свадьбу. А Том О’Нил на это ответил: «Да вам просто повезло!» Ей бы пришлось вести беседы с бывшим мужем и с кучей людей, которые ни слова не понимают по-английски. А она, в свою очередь, не говорит по-гречески. Так что гораздо лучше навестить молодых сейчас. Что такое свадьба? Только один день. Но ему самому такого дня, похоже, вообще никогда не видать. Его дочь звали Дейрдра. Хорошее ирландское имя, но теперь она подписывается «Ди», а ее парня вообще зовут Фокс[24]. Разве так могут звать нормального человека?

Все подняли шторки иллюминаторов. Пассажирам подали апельсиновый сок и горячие полотенца, чтобы было легче проснуться. К этому моменту Мэг и Тому казалось, что они знакомы давным-давно. Расставаться не хотелось. Они давали друг другу ценные советы, пока ждали багаж.

— Постарайтесь не упоминать о свадьбе, — предупреждал Том.

— Не смейте говорить, что они «живут во грехе». Здесь так не говорят, — увещевала Мэг.

— Вот мой адрес, — сказал он.

— Спасибо.

Мэг охватило чувство вины. Ей не пришло в голову дать Тому координаты ее сына. Возможно, она просто не хотела, чтобы Роберт думал, будто она настолько несчастна, что знакомится в самолете и, привязавшись к странному ирландцу, тут же дает ему свой телефон.

— В общем… свяжитесь со мной сами… если захотите, — произнес он, и в его голосе она уловила нотки разочарования.

— Да, конечно, отличная идея, — подхватила Мэг.

— Все-таки месяц — это очень долго, — сказал он.

Раньше они уверяли друг друга, что месяца им будет мало. Теперь, на австралийской земле, оба немного нервничали, ожидая встречи с детьми… Сейчас им казалось, что здесь предстоит провести целую вечность.

— Я буду в Рэндвике, — начала Мэг.

— Нет-нет, позвоните мне сами, если когда-нибудь захотите выпить со мной чашечку кофе. Может, мы погуляем и немного поболтаем.

Он казался напуганным. Тонны выпитой воды не помогли; он был не готов встретиться лицом к лицу с человеком по имени Фокс и все время помнить, что его дочь теперь называет себя Ди и считает себя замужней, поскольку «де-факто» — это почти то же самое. Мэг хотелось пожалеть своего нового знакомого.

— Конечно, я вам позвоню. На самом деле я думаю, нам обоим нужно будет ненадолго «сбежать» от культурного шока, — сказала она.

Она знала, что и сама волнуется. Чувствовала, как на лбу собираются морщинки, как брови сходятся к переносице. В подобных случаях на работе говорили, что Мэг вне себя, а сын просил ее перестать суетиться. Было жаль, что непринужденная беседа с этим милым человеком подходит к концу. Жалко, не получится сесть и поболтать часок-другой, чтобы подготовиться к встрече с совершенно другим образом жизни и иным Рождеством, не похожим на все те, что бывали раньше.

Внезапно она поняла, зачем они здесь. Оба приехали, чтобы благословить новую жизнь. Том должен сказать Ди, что рад за нее и Фокса и его не смущает, что они не женаты. А Мэг уверит Роберта, что ей не терпится познакомиться с невесткой и она вовсе не переживает из-за того, что ее не было на свадьбе. Хорошо бы повидать Тома и узнать, как у него все прошло. Если бы они были старыми друзьями, то обязательно созвонились бы. Но поскольку Мэг и Том просто два одиноких немолодых человека, случайные попутчики, то все это нужно будет как-то объяснять. Возможно, Роберт станет жалеть ее. А Роза подумает: «Вот и замечательно, что мама нашла себе пару во время перелета». В любом случае будет неловко.

— Я подумал, что скажу Дейрдре… — начал Том, — Ди, ее же теперь зовут Ди. Господи, я должен помнить, что ее зовут Ди!

— Что?

— Я подумал, может, скажу, что мы с вами знали друг друга и раньше. Понимаете?

— Понимаю, — ответила она и тепло улыбнулась ему.

Они могли бы еще многое сказать друг другу. Конечно, если они хотели казаться старыми друзьями, каждому из них следовало бы узнать о другом побольше. Но теперь уже слишком поздно. Они катили свои тележки по коридору, где толпа загорелых и румяных молодых австралийцев ждала своих утомленных и еле волочивших ноги после долгого перелета родителей. Кто-то выкрикивал имена своих родственников, кто-то поднимал детей в воздух, чтобы они помахали. Было жарко, как в середине лета.

В толпе встречающих стоял Роберт в шортах. У него были длинные загорелые ноги. Одной рукой он обнимал за шею крошечную девчушку с огромными глазами и черными кудряшками, нервно кусавшую губы и обводившую глазами толпу в поисках Мэг. Когда они ее увидели, Роберт закричал: «Вот она!» — как будто других пассажиров рядом не было. Они принялись обнимать ее, а Роза заплакала.

— Вы такая молодая! Вы слишком молоды, чтобы стать бабушкой, — твердила она и поглаживала себя по маленькому животику с такой гордостью, что Мэг тоже начала плакать.

А Роберт прижал мать к себе и не стал говорить, чтобы она не суетилась. Через плечо сына она увидела красавицу дочку Тома, девушку, которая всю жизнь была непутевой, но теперь совсем не казалась такой. Ди застенчиво представила отцу круглолицего рыжего паренька в очках. Тот одной рукой пытался ослабить жесткий воротничок рубашки и галстук, который специально надел для знакомства с прибывшим из Ирландии тестем. Том указал на волосы парня и, видимо, пошутил, потому что они все засмеялись. Наверное, он сказал, что теперь знает, почему того зовут Фокс.

Роберт и Роза тоже уже вытерли слезы и смеялись, ведя Мэг к машине. Она оглянулась, чтобы поймать взгляд ее друга Тома О’Нила, старого друга, которого она случайно встретила в самолете. Но его тоже повели к выходу. Ладно, это уже не так важно. Они встретятся здесь, в Австралии, может, два или три раза, чтобы не путаться все время под ногами у молодых. Но на многочисленные встречи времени не будет, потому что месяц — очень короткий срок И потом Рождество — семейный праздник В любом случае они еще встретятся и наговорятся там, на другом конце света, когда не будет такой суеты и уймы дел.

Что такое счастье?

Перевод С. Марченко


Они назвали его Парнеллом, чтобы подчеркнуть, что он ирландец. В школе его звали просто Парни. В любом случае Кети и Шейн Куин всегда могли объяснить всякому заинтересованному человеку, что полное имя их сына — Парнелл[25], в честь великого политического деятеля. Даже хорошо, что никто слишком дотошно не расспрашивал об этом деятеле. Ведь представление о том, куда он вел ирландский народ, у них было туманное. Когда они приехали в Дублин, им понравился памятник Парнеллу. Но узнать, что великий человек был протестантом да еще и бабником, было неприятно. Оставалось надеяться, что это просто местные байки.

Парни понравился Дублин, он был маленьким и каким-то провинциальным. Люди, казалось, жили беднее, чем в Америке. Понять, где центр города, было трудно. И все-таки праздновать Рождество в Дублине было гораздо лучше, чем дома.

Дома осталась папина ассистентка Эстер. Она работает у отца уже девять лет. Это прекрасная ассистентка, но очень грустный и одинокий человек, как говорит отец. Если же верить маминым словам, то Эстер — психопатка, которая влюбилась в отца Парни. На прошлое Рождество эта женщина явилась к их дому, села на пороге, вопя и рыдая так, что они были вынуждены ее впустить из опасений, что соседи начнут возмущаться. Она кричала, ходила вокруг дома и стучала в окна. Эстер говорила, что они не имеют права ее прогонять.