Своей матери, которая собиралась приехать погостить на рождественские каникулы, Мора купила термобигуди. С ее точки зрения, мама чрезмерно интересовалась модой и чересчур беспокоилась о своей внешности. Джимми же находил, что завитая и в каракулевой шубе теща похожа на глупую овцу, не умеющую с достоинством принять свой возраст. Он не возражал против ее приезда, но и не радовался ему. Своих родителей он держал на безопасном расстоянии: подарки посылались по почте, утром в день Рождества сын звонил со стандартными поздравлениями и пожеланиями. Вообще родственники Джимми были гораздо менее навязчивыми.

Для молодой француженки Мари Франс, приехавшей изучать английский язык и жившей в их семье, Мора купила красивую брошь фирмы «Тара». У девушки была неприятная привычка каждый раз спрашивать: настоящее ли это серебро? А это натуральный шелк? Достаточно ли старое у вас вино? Хорошие ли у нас места в театре? Во всяком случае, брошью она будет довольна — видно же, что это настоящий ирландский стиль, ручная работа. Мари Франс, по мнению Моры, была вполне ничего, но немного капризна. Она жеманилась и по всякому поводу закатывала глаза. А может, так и должна вести себя двадцатилетняя француженка, сосланная в далекие края на учебу? Девушка сидела с Ребеккой, тушила овощи, пылесосила прихожую. Она делала то, что ее просили, но ни на йоту больше. Мора часто думала, что стоило заранее выдвинуть более строгие требования. В конце концов, Мари Франс выделили отдельную комнату, прекрасно кормили три раза в день и оставляли много свободного времени для посещения занятий и выполнения домашних заданий.

Ну да ничего. Даже легкое недовольство француженкой не могло испортить Море праздник. Знакомое радостное возбуждение посетило ее в тот момент, когда в магазине зазвучали рождественские песни «Mary’s Boy Child» и «The Little Drummer Boy»[2]. Как-то рано в этом году начали… К моменту, когда весь город украсился огнями, Мора была уже вне себя от восторга.

Мать прибыла не в самом ужасном своем наряде, подруга Бриджид, недавно в очередной раз ушедшая от мужа, попросила разрешения присоединиться к семейному празднованию. Мора, конечно, не отказала ей: ведь в Рождество все должны чувствовать себя счастливыми, тем более близкие. А ведь Бриджид — подруга еще со школьных лет. Правда, Джимми был слегка раздосадован. Он сказал, что она чокнутая и что мужу повезло — он удачно от нее отделался. Однако потом заметил: много индейки и ветчины она не съест, к тому же праздник все равно испорчен присутствием тещи, так что, честно говоря, у него нет никаких причин возражать против присутствия Бриджид. И если она привезет с собой спальный мешок, то почему бы не разрешить ей переночевать на диване в гостиной — гостевую комнату, увы, уже оккупировала безумная мамаша жены.

В сочельник они пели рождественские гимны. Мора закрыла глаза от счастья и ощутила глубокую благодарность за все, что ей даровано в жизни. У нее было такое блаженное выражение лица, что все домашние присоединились к пению, хотя Орла считала, что это идиотизм, бабушка считала, что это перебор, Бриджид считала, что это откровенное сумасшествие, а Джимми считал, что это слишком патетично. Джеймс и Джон весело вторили хору, пытаясь перекричать друг друга. А Ребекка сочла все происходящее игрой и била в бубен, как ей казалось, в такт музыке.

На следующее утро после мессы все сели в кружок и вместе открыли подарки. Матери Моры очень понравились бигуди, и она тут же вытащила из розетки гирлянду, чтобы нагреть их и опробовать. Мари Франс вздыхала и пожимала плечами, рассматривая брошь. Джимми был искренне рад получить осеннюю куртку с капюшоном — он любил практичные подарки, а куртка как раз была ему необходима. Мора выразила удовольствие по поводу врученной ей коврочистки — муж счел, что эта вещь будет полезна в тех случаях, когда не хочется вытаскивать пылесос.

Орла не проронила ни звука, когда все открывали подарки, так что ее мать снова начала жалеть, что не настояла на покупке сертификата того бутика. С девочкой все сложнее было найти общий язык, но ведь на это жалуются все родители подростков. Сама Мора лишь сейчас, прожив долгие годы в благополучном браке и имея свою собственную большую семью, наладила отношения с матерью. А может, ей уже никогда не удастся сблизиться с дочерью. Не исключено, что то же самое произойдет лет через десять с милой и ласковой Ребеккой. Орла не грубила, да и вообще вела себя лучше, чем многие другие дети ее возраста. Она никогда не перечила и не проявляла упрямства, настаивая на своем любой ценой. Просто в последнее время ей — как бы точнее сказать? — было скучно в семейном кругу. Как будто она не очень высоко ценила своих домашних. При этом она не делала ничего такого, что можно было бы вменить ей в вину. И уж точно ничего, на что можно было бы сослаться в спорах с Джимми, который вообще был уверен, что его старшая дочь — звезда. Ее не за что было критиковать, да никто этого и не пытался делать. В этот раз, как и во многих других ситуациях, Мора решила промолчать. Но она с беспокойством следила, как Орла склонила голову, а длинные светлые волосы волной упали на подарок, который она старательно разворачивала. Наконец она освободила фотоаппарат от упаковки.

— Очень красивый. Спасибо, папа, спасибо, мама. — Орла произнесла это примерно тем же тоном, которым Мора благодарила за коврочистку.

— Попроси окружающих, чтобы тебя время от времени фотографировали, и через некоторое время по этим снимкам ты сможешь отследить свое превращение из гадкого утенка в прекрасного лебедя, — сказала мать Моры.

— Спасибо за совет, бабушка, — ответила Орла.

— А еще ты можешь фотографировать одноклассников, чтобы потом поздравить себя с тем, что ничего общего с ними не имеешь, — заявила Бриджид. Она сидела и курила, злорадствуя по поводу оставленного в одиночестве мужа.

— Отличная идея, тетя Бриджид.

Мора, заметившая легкое неудовольствие в интонациях дочери, и сама расстроилась. Если бы Орла только знала, что она чудом была избавлена от курса машинописи, который нужно было бы прослушать в пасхальные каникулы, а также от пишущей машинки и руководства по десятипальцевому методу! Может, тогда она чуть теплее улыбнулась бы матери. Мора снова подумала, что нужно было все же выбрать другой подарок. Имея в руках подарочный сертификат, девочка провела бы день в мечтах — о том, что она купит, как будет выбирать, мерить, обсуждать, что ей идет, а что нет. Но что сделано, то сделано: все-таки фотоаппарат и пластинки на первые десять снимков вполне подходящая вещь для четырнадцатилетнего подростка.

— Давай сделаем один снимок прямо сейчас, — предложил Джеймс. Ему не терпелось посмотреть, как эта штука работает.

— Мы все состроим рожи, — подхватил Джон. Ему хотелось, чтобы все посмеялись его шутке.

— Сначала мне надо снять бигуди. — Бабушка уже приступила к испытаниям, и из ее головы торчал лес шпилек, закреплявших накрученные локоны.

Орла пожала плечами. У нее, заметила Мора, недавно появилась эта отвратительная манера напускать на себя холодную отстраненность, прямо как у Мари Франс.

— Это фотоаппарат Орлы. Пусть фотографирует, что сама захочет, — сказала Мора, надеясь получить в ответ от дочери благодарную улыбку или взгляд. Но нет, девочка опять лишь пожала плечами.

— Какая разница, — отозвалась она. — Если хотите, я вас сфотографирую.

Все долго готовились. Мари Франс пошла красить губы. Мора заметила, что она не спешит надеть брошь «Тара». Наконец все были готовы: четверо взрослых на диване, трое детей присели на корточки. Орла нажала на кнопку, и, как по волшебству, из аппарата выехала сине-зеленая глянцевая фотография. Прямо на глазах на ней стало проступать изображение.

На нем, как показалось Море, все выглядели бледными и застывшими, как мертвецы. У некоторых зрачки стали красными, как у вампиров.

Все стали обсуждать, что за чудо эта техника и что бы подумали об этом дикари, если бы им довелось увидеть такие фокусы.

Потом вся семья принялась накрывать стол для праздничного обеда. Работа нашлась каждому: мальчики должны были собрать всю оберточную бумагу и аккуратно сложить ее в углу. Джимми пошел в кладовку за вином. Бабушка раскладывала в вазочки печенье и конфеты, которые подадут позже. Бриджид выдали новое полотенце, которым она до блеска протирала стаканы. Мари Франс не поручили ничего, и она достойно справлялась с этим заданием. Мора пошла на кухню, чтобы приготовить подливку и соус, в который макают хлеб. Все кастрюли закипели сразу, приходилось туда-сюда двигать тяжелые сковороды, а тут еще Ребекка начала путаться под ногами. Мора прикрикнула на нее и велела немедленно уйти из кухни. И тут же раскаялась. Сегодня же Рождество, зачем так злиться? Она чувствовала — что-то идет не так. Нахлынул какой-то иррациональный страх, как бывает, когда очнешься от дурного сна. Растерянная и раздраженная, она неловко наклонила блюдо, и индейка соскользнула с него на пол. В бешенстве Мора схватила ее за ноги и с размаху кинула обратно на поднос. Слава богу, матери и Джимми не было поблизости, а то бы они, как обычно, наморщили носы и начали сетовать на ее неряшливость и нерасторопность. Но они ничего не видели, а значит, съедят побывавшую на полу птицу как ни в чем не бывало. Мора вытащила из ящика пыльную упаковку сосисок. Вначале она не заметила, что Орла пришла в кухню и стоит в сторонке, разглядывая фотоаппарат.

— Дорогая, тебе он правда нравится? — мягко спросила Мора.

— Да, конечно, я ведь сказала. — Дочь была погружена в свои мысли. Любую попытку поговорить по душам она тут же пресекала.

— Только что сработала вспышка или мне показалось? Что-то сверкнуло у меня перед глазами. Или это прилетела шаровая молния?

Орла в очередной раз пожала плечами. «Ну погоди, я отучу тебя от этой чертовой привычки, не прибегая, конечно, к физическому насилию», — с холодным раздражением подумала Мора.