Пенни страшно захотелось влепить ей пощечину. Нужно не забыть в следующем письме написать Мэгги, что учить одних лишь девочек и работать в исключительно женском коллективе противоестественно. Так очень быстро можно сойти с ума. Пенни, похоже, лишится рассудка прямо сейчас. Она с трудом сдерживалась, чтобы не наброситься на девочку.

— Сколько тебе лет, Лэсси? — поинтересовалась она нарочито сладким голосом.

Та подозрительно глянула из-под своей гривы, как будто это был вопрос с подвохом.

— В каком смысле? — спросила она.

— Отвечай, это нетрудно.

— Мне пятнадцать, — неохотно призналась Лэсси.

— Хорошо. В этом возрасте ты, наверное, уже способна понять, зачем тебе велели сюда явиться. Из-за чертовой сценки или по какой-то другой причине, будь она неладна. Скажи, почему ты здесь, не задерживай нас обеих до ночи.

Лэсси смотрела на нее с неподдельной тревогой. Кажется, учительница потеряла самообладание.

— Все дело в чертовой сценке, — выругалась она от души, зная, что ее не будут журить за бранное слово, раз учительница употребила его первой.

— Ну и что ты натворила? Не пошла на репетицию?

— Угу.

— Какая же ты бестолковая! Несмышленая, недалекая девчонка, не видящая ничего дальше своего глупого носа. Пришла бы на репетицию, и дело с концом. Теперь тебе придется сидеть и полчаса писать какую-то ерунду. И завтра тебя тоже не оставят в покое, а, наверное, заставят вырядиться пастухом, или ангелом, или кем-нибудь еще. Черт возьми, почему ты не подчинилась и не сделала то, что тебе велят, как все мы делаем каждый проклятый год просто потому, что так проще жить?

Пенни никогда раньше не видела глаз Лэсси: сейчас в них достаточно отчетливо светился живой огонек. Она глядела заинтересованно и в то же время испуганно.

— Да, видимо, так все и будет, — уныло промямлила она.

— Будь уверена. Ладно, иди сюда, сегодня я отвечаю за бунтарей, за сжигание юных дев, протестующих против системы.

— Что-что? — спросила сбитая с толку Лэсси.

— Да ладно, не бери в голову. Я не лучше тебя. Встретимся в зале.

Она пошла собирать свои пособия и вдруг заметила мисс Холл. Пожилая женщина сидела в учительской у окна и смотрела на мокрые ветки.

— Простите меня за этот срыв, — сказала Пенни.

— Я ничего не слышала. А что случилось?

— Я накричала на Лэсси Кларк.

— Интересно, зачем ее родители завели ребенка, если хотели собаку, — неожиданно произнесла мисс Холл.

— Возможно, она сама придумала себе это имя.

— Нет, ее всегда так звали, по крайней мере последние девять лет. Я помню, что когда она была в младших классах, то считала его идиотским.

Пенни удивилась. Мисс Холл раньше не имела обыкновения предаваться воспоминаниям, связанным с учениками.

— Господи, в любом случае это трудный ребенок, независимо от того, как ее зовут, — ответила Пенни. Голос ее был грустным, не таким, как обычно.

— Это из-за Рождества, — вздохнула мисс Холл. — Оно всех повергает в уныние. Будь моя воля, я бы совсем его упразднила.

Пенни, в душе которой шевелились те же чувства, все же подумала, что следует возразить.

— Ну не скажите, мисс Холл, дети-то радуются.

— Такие, как Лэсси, не радуются.

— Эту ничто не удовлетворит, ни весна, ни лето, ни осень, ни зима.

— Я считаю, что в Рождество всем особенно тяжко, потому что мы слишком многого ждем от него, а оно не в состоянии соответствовать нашим ожиданиям, — сказала мисс Холл.

— Вы говорите, как Скрудж, — заметила Пенни с улыбкой, чтобы ее реплика не показалось критической.

— Нет, это правда. Есть ли человек, который в День подарков[11] чувствует себя таким же счастливым, как в сочельник? Ни ребенок, ни взрослый после не радуются прошедшему Рождеству.

— Это звучит слишком мрачно.

— Ну а ты, маленькая веселушка? С тех пор как ты здесь работаешь, ты во всем видела светлую сторону, даже когда ее не было. Но разве я не права? И у тебя канун праздника, когда ты чего-то ждешь, будет счастливее, чем день после наступления Рождества.

Пенни никогда раньше не вела подобных бесед с неприступной мисс Холл. Определенно, в Рождество в людях открываются если не лучшие качества, то по крайней мере неожиданные.

— По иронии судьбы в моем случае День подарков будет лучше, потому что Рождество будет позади и мне не придется сидеть в одиночестве, волнуясь и ожидая его конца. Но я согласна с вами в том, что вы говорите о других людях.

Мисс Холл смотрела на нее внимательно, и Пенни показалось, что в ее глазах блеснули слезы.

Пенни столько лет мужественно держалась, что сейчас ее просто покоробило от мысли, что кто-то может ее пожалеть или проявить хоть тень сочувствия.

— Нет-нет, я не хочу, чтобы вы меня жалели, — поспешно сказала она.

— У меня нет времени тебя жалеть, Пенни. Мне так жаль себя, что в моей душе не хватает места ни для кого другого.

Пожилая женщина была так подавлена, что Пенни, собиравшаяся пойти присмотреть за девочками, которых оставили после занятий, и уже взявшаяся за ручку двери, задержалась на пороге.

— Могу ли я чем-то помочь?.. — Она колебалась. Мисс Холл всегда была такой резкой и язвительной. Даже теперь, после того, как призналась, что чувствует себя несчастной, она наверняка в штыки встретит любое проявление теплоты и симпатии.

Но в облике мисс Холл не было прежней самоуверенности. Казалось, она собирается что-то сказать, в чем-то открыться.

— Нет… спасибо… очень любезно с твоей стороны. Но тут совершенно ничего не поделаешь.

— В любых обстоятельствах можно что-то поправить, — произнесла Пенни с деланым оптимизмом, как будто разговаривала с ребенком.

— Тогда почему ты не можешь исправить свое положение и превратить свое Рождество в веселый праздник, вместо того чтобы сидеть и ждать, когда оно кончится? — Старая учительница говорила участливо, а не злобно. Этот вопрос ни в коей мере не прозвучал оскорбительно.

— Думаю, есть что-то, чего я просто не хочу менять. И мне приходится принимать все, что является результатом моего выбора.

— Да, это разумно. Если ты знаешь, что при желании все можно изменить, тогда я согласна с тобой: действительно, в любых обстоятельствах можно что-то предпринять. — Мисс Холл кивнула, как будто была довольна, что ей удалось выставить логику Пенни в немного смешном свете.

— А что же в вашем случае? — Пенни почувствовала, что проявляет неслыханную дерзость. Она вступила на опасную дорожку.

— В моем случае все не решается простым выбором. Скорее речь идет о том, что мне следовало сделать много лет назад, а точнее, чего не следовало делать. Но оставим меня на минуту. Эта бедная угрюмая девочка, Лэсси… Наверное, у нее практически нет выбора.

— Она могла быть чуть любезнее, — покачала головой Пенни.

— Да, но это никак не повлияет на ее Рождество. Будь она вежливой или невежливой, в праздник будет все как всегда.

— Откуда вы знаете?

Никто никогда не слышал, чтобы мисс Холл обсуждала учеников. Она всегда держалась так, будто у них не было никакой частной жизни за стенами школы.

— Как обычно, из сплетен. Ее родители разводятся, мама беременна от другого мужчины, папа уже переехал к другой женщине. Им обоим совершенно не нужно, чтобы в праздники перед ними мелькало мрачное лицо дочери, которую они назвали Лэсси.

— И что же она будет делать?

— А что она может сделать? Везде требовать как можно больше внимания, заставлять всех чувствовать себя несчастными и виноватыми. Эта стратегия работает. Сколько бы она ни старалась быть пай-девочкой, это не поможет ей добиться того, чего она по-настоящему хочет, а именно вернуть себе прежнюю семью, родных, надежный и уютный дом.

В голосе мисс Холл звучало такое сочувствие, такое понимание! Пенни снова решилась заговорить о личном:

— Я уже говорила, что на Рождество буду одна. Может, я могу к вам зайти, или, может, нам где-то встретиться… или…

Она не могла позвать ее к себе, потому что вдруг Джек как раз в это время выкроит для нее полчаса. Если он увидит старую училку в квартире Пенни, то от ярости утратит дар речи. Но, по крайней мере, она может попробовать заглянуть к старушке в ее огромный дом с террасой попозже, вечером, когда Джек вернется к себе, где, как она считала, у него было семейное гнездо (он-то описывал это как пустую игру, в которой он должен участвовать ради детей, пока те не подрастут и не смогут понять его).

— Нет-нет, спасибо. Это очень любезно с твоей стороны.

— Вы это уже говорили. Почему же нет? Почему я не могу вас навестить? — Теперь Пенни говорила с раздражением.

Потому что меня там не будет. Мой дом больше мне не принадлежит. Его пришлось продать.

— Я вам не верю! Где же вы теперь будете жить?

— В общежитии.

— Мисс Холл, вы шутите?

— Если так, шутка получилась невеселая.

— Но почему? Я слышала, этот дом всегда был вашим, там жили ваши отец и дед. Почему же пришлось его продать?

— Чтобы расплатиться с долгами. Я играю, я заядлый игрок. Хотелось бы мне сказать «была игроком», но, как и алкоголики, мы всегда должны говорить о своем недуге в настоящем времени.

— Но вы же не останетесь в общежитии… навсегда.

— Может, и не придется. Когда завершится сделка купли-продажи, возможно, останется некоторая сумма, и я смогу купить себе скромное жилье.

— Как все это ужасно! Я и представить себе не могла вас в таком положения.

— Ну, об этом никто не знал. Никто, кроме моей группы поддержки и, конечно, тех людей, которым я должна. Они-то слишком хорошо все знают. Но в школе никто не должен об этом проведать. Не думаю, что директор проявит благодушие и понимание даже по случаю праздника. Я бы предпочла, чтобы это осталось тайной.