Мы стараемся сделать все быстро, но это место манит остаться и исследовать его как можно дольше. Начинаем с края и прокладываем себе путь, идя по прекрасно ухоженным газонам, ведущим к останкам зданий. Как ни странно, посетителям разрешено находиться внутри зданий, хотя они выглядят так, будто вот-вот обрушатся на вас.

Пока мы идем, Кайла вытаскивает телефон, фотографируя все. В какой-то момент ветер сдувает с нее шарф, и мне удается поймать его, прежде чем его унесет к морю.

— Пойдем внутрь, — говорю ей, достаточно громко, чтобы она услышала меня сквозь ветер и ревущие волны, и тут у нее звонит телефон.

Она кивает, глядя на экран. Хмурится, а затем смотрит на меня широко открытыми глазами. Я едва слышу ее.

— Это по поводу работы!

Сглатываю, мое сердце глухо стучит, когда она отвечает на звонок, затыкая пальцем другое ухо. Я могу лишь надеяться, что это хорошая новость — Кайла действительно настроена получить эту должность автора. Знаю, даже без этой работы она найдет что-то еще, и в «Любимом Забияке» всегда есть возможности для работы. Она будет более чем в порядке. Но, очевидно, я хочу, чтобы она, прежде всего, была счастлива.

Я смотрю, как она уходит от меня и, под разрушающимся каменным дверным проемом, идет в ближайшее здание. Потом идет обратно ко мне, проходя мимо семьи, вглядывающейся в карту в тусклом свете. Она продолжает ходить, пока не доходит до стены, а затем несколько раз кивает.

Несмотря на то, что ветер не проникает сквозь стены замка, я все еще не могу четко слышать ее. Стою в стороне, не желая вмешиваться, пока она разговаривает о личном деле, хотя хочу, чтобы она знала, если понадоблюсь, я здесь.

Наконец, она вешает трубку, медленно убирая телефон в карман пальто, и по тому, как опускаются ее плечи, я понимаю, новости неприятные. Она этого не предвидела.

— Кайла, — мягко говорю я, хотя не уверен, что она меня слышит. Подхожу к ней, ненадолго остановившись позади нее, прежде чем положить руку ей на плечо. — Ты в порядке?

Она кивает, и я слышу, как она шмыгает носом. Это, черт возьми, практически разбивает мне сердце. Затем поворачивается и, хотя не плачет, в ее глазах робость, и она выглядит чертовски ранимой.

— Это, ммм, — тихо говорит она. Прочищает горло. — Звонили из газеты «24 часа». Я не получила работу.

— Мне очень жаль, — говорю ей, пытаясь обнять, хотя ее тело натянуто, как струна. — Знаю, как сильно ты хотела ее.

— Угу, — кивая, со вздохом произносит она.

— Но ты же знаешь, что с тобой все будет хорошо, да? Ты ведь понимаешь. Я позабочусь о тебе.

Очевидно, я сказал что-то неправильное, потому что она еще больше напрягается и отступает.

— Мне не надо, чтоб ты заботился обо мне, — огрызается она. — Мне нужна была эта работа.

Я могу лишь кивать. Ненавижу чувство безнадежности, когда она рядом. Более того, ненавижу, что она беспокоится и волнуется о том, о чем ей волноваться не стоит. Она такая же гордая, как и я сам, что является одновременно и благословением, и проклятием. Временами, как сейчас, хотелось бы, чтобы она уступила. Хоть немного. Нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь, когда вам предлагают, особенно когда она исходит от кого-то, кто вас любит и хочет для вас только лучшего. Черт, мне потребовалось много времени, чтобы самому разобраться с этим фактом, и только когда я увидел, что у Кайлы и Бригса были самые лучшие намерения ради моего же блага, я осознал, что должен сделать, чтобы помочь себе.

— Знаю, — говорю я ей. — Они полные задроты, потому что не наняли тебя.

Ей удается послать мне слабую улыбку. Она всегда улыбается, когда я использую это слово. Но улыбка быстро исчезает, и она качает головой, проходя мимо меня и сквозь холодные унылые развалины замка.

Следуя за ней, хватаю ее за руку, давая понять, что я здесь ради нее. Она продолжает идти, словно ведет меня, и мы в тишине проходим через здание. Снаружи завывает ветер, и только я собираюсь упомянуть, что, может быть, нам нужно вернуться к машине, как она вдруг хватает меня, когда мы поворачиваем за угол, и тянет в затемненную комнату со щелью для окна и неровным, каменистым полом.

Прижимает меня к себе, ее спина упирается в стену. Ее руки скользят к моему лицу, такие мягкие и холодные пальцы, она смотрит на меня, ее глаза ищут мои, в них миллион разных чувств, и меня разрывает на миллион разных частей, в попытке найти подходящие слова, которые заставят ее почувствовать себя лучше.

— Будут и другие варианты, — слабым голосом говорю я, но судя по огню в ее глазах, могу сказать, что она не хочет это слышать.

— Это не имеет значения, — отвечает она. Притягивает мое лицо и целует меня, сильно и страстно, словно неожиданно стала бояться, что не выживет без моих губ, мой язык теряется в ее тепле. Мы целуемся, словно не стоим среди развалин старого замка и ветра, бьющего о каменные стены, холода, проникающего сквозь трещины и оглушительного рева волн, ударяющихся о берег. Мы определенно не ведем себя, как туристы, слоняющиеся в других помещениях, особенно, не когда руки Кайла скользят по моему члену, крепко сжимая мою твердую длину, и вырывая у меня глубокий стон.

Теперь речь об отвлечении для нее, не для меня.

И я с радость сделаю все, что смогу.

Уворачиваясь от ее рук, я расстегиваю кнопку на ее джинсах, прежде чем расстегнуть молнию. Стягиваю их вниз, а вместе с ними и стринги.

— Что ты делаешь? — шепчет она.

Жестко целую ее, а потом опускаюсь на колени. Не говоря ни слова, я начинаю облизывать ее холодные, обнаженные бедра, пока она не начинает дрожать и стонать, пока мурашки на коже не покрывают всю ее нежную плоть. Скольжу пальцами в ее киску, мокрую и жаждущую, несмотря на обстоятельства. Она практически тает от моего прикосновения, и я таю вместе с ней.

Как только она начинает тяжело дышать, покачивая бедрами в поисках большего, я удерживаю ее спину у стены замка и поднимаю одну из ее ног, закидывая себе на плечо. Она хватается за мою голову в поисках поддержки, зарываясь мне в волосы, когда я оставляю нежные влажные поцелуи на ее колене и вверх по бедру. Мои губы и язык беспощадно дразнят ее, что я очень люблю делать.

Ее тело напрягается и расслабляется от моего прикосновения, и я крепче держу ее бедра, поднимая лицо к ее промежности. Мои губы встречают ее припухшие складочки, и я дразню ее клитор кончиком пальца, прежде чем скользнуть языком по ее расщелине и погрузить его в нее.

Господи.

Она такая горячая, тугая и влажная.

Как глоток свежего воздуха.

Ее изысканный, пьянящий вкус кружит на моем языке, проникая глубоко внутрь меня и будя во мне этого первобытного, пещерного человека. Я хочу пожирать ее, пока не останется ничего. Хочу заставить ее кричать, извиваться и стонать до изнеможения.

Хочу быть всем для нее.

Она кричит, хватка в моих волосах усиливается, когда она толкается мне в рот, бедра дрожат от давления в поисках освобождения. Я даю его ей, мои пальцы двигаются глубже, скользя по нужным местам, язык усиленно ласкает ее клитор, пока она не превращается в спелый плод, и соки текут по моему подбородку.

Не уверен, что когда-нибудь смогу насытится ей. Да и вообще всем этим.

Я обречен в самом безумном смысле этого слова.

Она сейчас вот-вот кончит, и я клянусь, где-то вдали, за грохочущими волнами и ветром, я слышу, как женщина кричит, что замок закрывается раньше.

Это не имеет значение. Кайла почти готова.

Она сильно кончает мне в рот, ее клитор пульсирует под моими губами, и я выпиваю все ее соки, удерживая ее, пока она не начинает стонать, чтобы я остановился.

Поворачиваю голову и, вытирая губы тыльной стороной руки, смотрю на ее безмятежное, счастливое лицо.

— Ты прикрываешь меня, я прикрываю тебя, — хрипло говорю я.

Она улыбается мне, затем ее глаза смотрят мне за плечо и расширяются.

— Эй, что здесь происходит! — кричит женщина, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть даму, которая проверяла наши билеты, она смотрит на нас через окно, лицо красное, потное и злое от того, что она только что увидела.

— Черт возьми, — кричу я, пока быстро опускаюсь на колени и помогаю Кайле надеть джинсы. Хватаю ее за руку, и мы бежим через замок, ища выход, где не столкнемся с той дамой.

Мы почти достигаем уступа, но затем поворачиваем за угол, и дверной проем открывает нам простор зеленой лужайки. Весь путь вплоть до дорожки и к машине мы бежим безумно быстро.

У нас даже нет времени отдышаться. Мы садимся в машину и срываемся с места, оставляя замок в облаке пыли. Только добравшись до шоссе, оба начнем смеяться как сумасшедшие.

Вероятно, это был последний раз, когда нам разрешили побывать в замке Данноттар, но, господи боже, оно того стоило.

Глава 5

КАЙЛА

Я определенно могу понять, почему люди становятся сексуально зависимыми. Или вообще зависимыми от чего-либо. Но в основном, если дело касается секса. Прекрасные эндорфины, которые плавают в ваших венах, и это теплое, мягкое ощущение «все будет в порядке», которое может принести только первоклассный оргазм, длилось с прогулки (ну, если честно, мы бежали от женщины) к машине и в течение следующих тридцати минут во время всего мини-тура Лаклана по городу Абердин.

Оно все еще оставалось, пока я охала и ахала над каменными зданиями, единым видом городских домов и улиц, тем, как очаровательно и празднично выглядело все это, одетое в рождественские украшения. Чувство мира было сосредоточено во мне.

Но эйфория — это прекрасное отвлечение — она не навсегда. И когда Лаклан выезжает из города, и мы едем по длинной проселочной дороге в дом его деда, я снова превращаюсь в комок нервов. Дело не только в том, что я очень нервничала из-за того, что провожу Рождество с его семьей, задаваясь вопросом, кем они на самом деле видят меня, действительно ли они примут меня, особенно дедушка, это связано с сокрушительным ударом от того, что произошло раньше.