— А твоя работа в качестве автора…

— Моя работа автора всегда будет. Буду продолжаться пытаться искать себе место. Но пока этого не случилось, вот где я хочу быть.

— Ты понятия не умеешь, каким счастливым только что сделала меня, — говорю я ей, и мой голос срывается. Я притягиваю ее ближе, целуя макушку, затем лицо, полностью поглощенный своими чувствами к ней. Они мерцают, словно глубокое пламя, и у меня нет никакого желания тушить его.

Я лишь хочу раздувать его, это пламя, пока оно не поглотит нас обоих.

Возвращаюсь на кровать, отрывая губы от ее щёки, к ее рту, ключице и вплоть до середины ее тела. Она медленно извивается подо мной в томительном ожидании.

Я облизываю ее бедра, а затем прячу лицо между ног. Ее запах делает меня тверже, чем камень, и я безумно и отчаянно желаю оказаться внутри нее, но сначала решаю потворствовать своему языку, желая давать, давать и еще раз давать. Прошло всего несколько дней, но они кажутся вечностью.

Кайла на вкус невероятно хороша, как и всегда, и я стону в нее, вибрации заставляют ее захныкать. Мой язык кружит по ее клитору, прежде чем погрузиться в нее.

Она мокрая, как грех, и возбуждается ещё больше, вращая бедрами на моем лице. Жадная, жадная девочка. Именно за это я ее и люблю.

Затем ее руки оказываются в моих волосах, сильно сжимая их в кулаки, и она разводит ноги шире, требуя большего. Я отступаю, желая подразнить ее, и нежно дую на ее киску, пока она не начинает умолять.

Я атакую ее языком, проскальзывая внутрь и снова выходя. Она такая шелковистая и тугая, что вскоре, когда я прижимаю язык к ее клитору, она кончает, ее бедра обнимают мою голову и сжимают ее, кожа пульсирует под моими губами. Ей удается не кричать так громко, как она делает обычно, но ее низкие стоны беспощадны.

Я не могу не посмотреть наверх. Она изо всех сил сжимает простыни, выгибая спину, ее прекрасный рот открыт. В любую другую ночь, думаю, она бы умоляла попробовать на вкус мой член, но сегодня я хочу быть настолько глубоко внутри нее, насколько это возможно. Я нуждаюсь и жажду нашего соединения.

Встаю между ее ног и, хватаю ее за бедра, притягивая ближе и удерживая ноги на весу. Располагаюсь около ее входа, настолько мокрого и готового, как второй дом. Мой единственный дом.

— Боже, ты прекрасна, — шепчу я. Сжимаю челюсть и смотрю вниз, когда медленно толкаюсь в неё. Она все еще тяжело дышит, ее голова мечется из стороны в сторону, темные волосы рассыпаны по подушке.

Я смотрю вниз на свой член, когда проникаю в нее, держа ее ноги в руках, и вколачиваюсь все глубже и глубже. Поднимаю ее ноги выше, мои пальцы впиваются в ее плоть, и я толкаюсь под более резким углом. Когда она стонет и снова сжимает простыни, я знаю, что попадаю в точку G. Она быстро смотрит на меня, глаза блестят, волосы в беспорядке, и кусает губу. Узнаю этот взгляд, который бывает, когда я делаю для нее что-то потрясающее. Тот взгляд, к которому всегда стремлюсь.

Толкаюсь снова, медленно возвращаясь назад, так, что попадаю по всем правильным точкам. Она всегда такая тугая, этот красивый кулак вокруг меня.

Когда все ее тело напрягается, она начинает задыхаться, ее глаза закрываются, рот снова открывается. И я хочу больше этого. Хочу свести ее с ума.

Я тянусь вниз и начинаю ласкать ее клитор жесткими, быстрыми маленькими движениями, происходящими одновременно с моими толчками, когда мои бедра вбиваются в нее. Вперед-назад. С каждым медленным, неторопливым толчком, я чувствую, как она распадается на кусочки вокруг меня. Она извивается подо мной, и я знаю, она молится о том, чтобы кончить и получить освобождение. Давления моих пальцев и моего члена слишком много для нее, она не в силах вынести это, и каждая секунда этой пытки — полностью моя.

Мы медленно приближаемся к финалу. И как сильно бы я не хотел двигаться быстро, мы двигаемся так, словно у нас есть все время в мире. Мы двигаемся вместе, как единое целое, пот к поту, кожа к коже, сердце к сердцу.

Кайла кончает первой, как и обычно, как всегда и должно быть. Ее глаза расширяются, словно в шоке, как будто у оргазма есть реальная хватка, и он, заставая врасплох, утягивает ее куда-то. Но куда бы ее не забрали, там, должно быть, настоящий рай.

Она кричит, пару секунд достаточно громко, прежде чем я успеваю прижать ладонь к ее губам, чтобы слегка заглушить звук. Я чувствую ее горячее дыхание, влажные губы и стоны, когда они пытаются убежать. Ее щеки пылают, грудь поднимается, а глаза едва могут сфокусироваться. Она на седьмом небе.

И она там со мной. Я кончаю так же сильно, моя сперма изливается в нее, жаркая и быстрая, пока она сжимает меня, и оргазм прорывается через нас обоих. Я стону, отнимая руку от ее рта, чувствуя себя потрясающе.

Тени ушли.

Я здесь.

И там.

Я принадлежу ей.

Полностью.

Восстановив дыхание, мы обнимаемся, и я натягиваю на нас одело, как следует накрывая.

Может Рождество и закончилось.

Но у нас все только начинается.

* * *

Следующим утром завтрак проходит в слегка меланхоличной атмосфере. Это странное чувство, нечто глубокое и в чем-то необычное, на самом деле ощущать себя частью семьи. Я знаю, что чувствовал это на протяжении многих лет, но когда вы сирота, эта тоска, этот поиск никогда не покидает вас. Но, по крайней мере, сейчас, после вчерашней ночи, она утихла. Есть мир. Есть облегчение. И когда все закончится, думаю, я буду немного грустить.

— Что ж, думаю, пришло время проверить, вернулись ли соседи, — говорит Бригс, ставя стакан с апельсиновым соком, прежде чем подняться.

— Я пойду с тобой, — предлагаю ему, и он кивает. Кайла занята, помогая Джессике убрать все, так что есть только мы, два брата.

Мы тепло одеваемся и идём на улицу, где идёт снег. Винтер устроился в тепле под пальто Бригса. После снежной бури последние нескольких дней, солнечный свет и снег ослепляют.

Мы мало разговариваем, пока идём. Бригс, кажется, не хочет обсуждать Лондон и должность преподавателя, так что я увожу разговор в сторону фильмов, от чего он оживляется.

Но он уводит разговор в сторону Кайлы.

— Я, правда, думал, ты собираешься сделать ей предложение, — говорит Бригс.

Пристально смотрю на него.

— Сейчас неподходящее время.

— А будет вообще подходящее время?

— Откуда столько любопытства?

— Полагаю просто хочу, чтоб ты был счастлив, — пожимая плечами, говорит Бригс. — Кроме того, она мне нравится. Она стерва и подходит тебе. Осмелюсь сказать, что и ты ей подходишь.

Вздыхаю. Должен заметить, приятно слышать подобное от него.

— Всему своё время. Сейчас я просто счастлив, что она здесь. И что остаётся.

— А что с работой?

— Сейчас она работает на меня, — сообщаю ему.

— Ах ты, старый пёс, — ухмыляется он. — Заставил собственную девушку работать на себя.

— Я буду платить ей, — напоминаю ему.

— Ага. Только не путай, за что платишь.

— Замолчи, Бригс.

Вскоре мы доходим до соседей и машины Бригса, зарытой в снегу. Позже мы собираемся выкопать ее, а сейчас, похоже, соседи уже вернулись.

Стучим в дверь, и Бригс вынимает Винтера из пальто. Маленький щенок извивается, пытаясь лизнуть лицо Бригса, и в тот момент я понимаю, что Бригсу будет сложно от него отказаться, если он вообще это сделает. Ненавижу признавать такое, но это меня радует. Теперь он знает. Теперь он это понимает. Трудно отпустить лучшего друга человека.

Дверь открывает миссис Макоули, женщина средних лет с сединой в волосах, как у Хилари Клинтон. Я узнаю ее, и она узнает нас.

— Мальчики МакГрегора, — говорит она. — Счастливого Рождества.

— Счастливого Рождества, — говорим мы в унисон, как кучка глупых детишек.

— Послушайте, — говорит Бригс, когда ее глаза сосредотачиваются на щенке. — Прошлым вечером я въехал в сугроб. Дома никого не было, я очутился в сарае, искал хоть кого-нибудь. А наткнулся на этого маленького щенка, и взял его, чтобы он не умер на холоде. Мы подумали, может быть, он ваш.

Она качает головой.

— Мои небеса. Какой ангелочек, — говорит она, касаясь кончика его угольно-черного носа. — Но он не наш. Никогда раньше его не видела.

— Вы уверены? — спрашивает Бригс.

Она кивает.

— Совершенно точно.

— А не хотите взять его? — спрашиваю ее и чувствую на себе взгляд Бригса.

— О, боже, нет. Я люблю собак, но у Алистера аллергия. Хотя уверена, вы сможете найти ему дом. Вы все еще управляете этим приютом, разве не так, Лаклан?

— Да, — говорю ей. — Мы найдем ему любящий дом. Просто хотел удостовериться насчет вас.

Мы благодарим ее за уделенное нам время, желаем счастливого нового года, а затем возвращаемся домой, снег хрустит под нашими ботинками.

— Не могу поверить, что ты предложил ей взять щенка, — говорит Бригс.

— Ну, ты сказал, что не хочешь собаку, — говорю ему, мой голос весёлый. Я вдыхаю и выдыхаю свежий воздух, дыхание превращается в морозное облако. — Если только ты не передумал.

Бригс ничего не говорит.

Прочищаю горло.

— Послушай, я понимаю. Это большая ответственность.

— Все не так, — мрачно говорит он.

— Я еще не закончил. Да, они — большая ответственность. Требуют много времени, обязательств и заботы. Но больше всего им необходима любовь. Речь идет о том, чтобы открыться и испытать нечто абсолютное и безусловное, пытаясь дать в ответ то же самое, что они дают тебе. Богу известно, собаки каждый раз, когда будут жевать твой любимый ботинок, и гадить у тебя в постели, будут проверять эту любовь и терпение.