Когда я закрывал за собой дверь, мама вела Кейт, Ханну и Лили на чердак, доставать игрушки. Потом они аккуратно разворачивали каждое украшение, а мама говорила: «Вот это мне подарил ваш дедушка на наше первое совместное Рождество» или «Вот это сделал ваш папа, когда был совсем маленьким». Затем девочки показывали бабушке, какие елочные украшения сделали они, правда, пока с помощью Кейт. В тот день, когда они занимались их изготовлением, я поздно пришел домой и обнаружил в гостиной ужасный беспорядок. Кейт отлично знала, что я ненавижу мусор и разбросанные вещи, и поэтому я обвинил ее в том, что она нарочно оставила комнату неубранной до моего прихода.

Думаю, моя мать почувствовала, что между мной и Кейт что-то не так, еще в тот момент, когда мы только-только вошли в дом, но также она понимала, что ни один из нас не захочет об этом говорить, поэтому большую часть времени она обращалась к внучкам.

— Что ты сейчас делаешь в садике? — спрашивала она у светловолосой шестилетней Лили.

— Нам рассказывали про жуков, — ответила девочка, поеживаясь, и, оттянув горловину свитера, пожаловалась: — Колется, противный!

— Фу, жуки! Я бы не хотела, чтобы мне про них рассказывали! — сказала мама и сморщила лицо в притворном отвращении.

— А нам все равно рассказывают, — пожала плечами Лили.

— Как Роберт? — спросила мама у Кейт. Женщины отлично ладили друг с другом. Мама старалась не вмешиваться в наши дела, а Кейт всегда ценила деликатность свекрови.

— Все так же. Постоянно занят, — ответила Кейт, с головой нырнув в коробку с игрушками.

— У Гвен уже был ее рождественский плач?

— Кажется, да, — со смехом ответила Кейт.

— У Роберта будут каникулы?

— Только один день, в Рождество, — ответила Кейт, не глядя на свекровь. — Не знаю, может, ему удастся урвать еще день-другой. Ты же знаешь, как много у него всегда дел.

— Папа говорит, что у него на столе вот такая куча дел, — объяснила Ханна, вставая на цыпочки и вытягивая руки над головой, показывая высоту кучи.

Мама ничего тогда не сказала, но наверняка решила намылить заносчивому, амбициозному, эгоистичному сыну шею, когда он, то есть я, вернется назад с елкой.


У мамы было достаточно средств, чтобы нанять себе помощницу по хозяйству, но она решительно противилась подобной идее. «Зачем поручать кому-то убирать мой дом, когда я сама могу убрать его лучше?» — говорила она мне. Мой отец работал в страховом бизнесе и, достигнув определенных высот, смог обеспечить свою семью всем самым лучшим, так что и после его смерти мама не испытывала ни в чем нужды. Я подозревал, что мама предпочитала сама все делать по дому потому, что эти заботы и хлопоты отвлекали ее от тоски по мужу.

Пока готовился ужин, девочки крутились вокруг темной высокой ели, развешивая полученные от бабушки длинные бусы из попкорна, игрушки и мишуру. Дом наполняла музыка ушедших лет: песни Бинга Кросби, Ната Кинга Коула и Эллы Фитцджеральд. Когда последний шар нашел свое место на колючих ветках, Кейт накрыла на стол, а мама вынесла из кухни тушеное мясо на блюде, по краям которого были выложены картошка, морковка и кольца лука. Дымящаяся миска с зеленой фасолью, тарелка густого соуса, салат с брокколи, свежие булочки и холодный чай дополнили основное блюдо. Я не помню точно, почему в день, когда украшали елку, мама всегда готовила тушеное мясо, вероятно, по той простой причине, что двадцать пять лет назад именно это блюдо продавали со скидкой в местной кулинарии. Да, это не самая романтическая основа для семейной традиции, если задумываться над такими вещами.

За столом говорили в основном о наших дочках, об их успехах в школе и танцевальном кружке. Ханна с гордостью сообщила бабушке, что ее назначили первым дублером Клары, исполняющей главную роль в «Щелкунчике». Я пообещал, что на следующий год Ханне достанется настоящая роль, а Кейт возразила, сказав, что мы будем любить дочь в любом случае, станет она ведущей танцовщицей в кружке или нет. Мама подыгрывала нам, делая вид, что все в порядке. Несмотря на то что в глубине души я ощущал себя притворщиком, мне все же было приятно, что мы не нарушили семейную традицию. Когда Лили проглотила последний кусочек шоколадного кекса, Кейт поднялась и стала убирать со стола.

— Кейт, не надо, я сама займусь уборкой, — обратилась к ней мама.

— Нет-нет, мама, я помогу.

— Только не сегодня. Лучше возьми девочек и посиди с ними возле елки. Поиграй с ними в ту игру, что они весь вечер просили. А мне поможет Роберт.

Кейт выскользнула из-за обеденного стола, без сомнения довольная тем, что больше не надо находиться со мной в одной комнате, и увела с собой Ханну и Лили.

Я собрал со стола грязную посуду и отнес ее на кухню. Затем мама принялась соскребать остатки пищи в мусорное ведро, а я загружал посудомоечную машину тарелками и мисками. Внезапно, без вступлений и предисловий, мама спросила меня:

— Что происходит у вас с Кейт?

Я уставился на нее удивленно, почти ошарашенно.

— Происходит? — пробормотал я, стараясь выглядеть беззаботно. — Ничего не происходит.

— Роберт, сколько мне лет? — спросила мама, продолжая разбирать посуду.

— Ты хочешь услышать, что выглядишь на сорок пять и ни днем старше? — попробовал я отшутиться.

— Роберт, сколько мне лет? — нетерпеливо повторила мама.

— Не понимаю, почему ты об этом спрашиваешь. Мы оба отлично знаем, что тебе шестьдесят восемь.

— И как ты думаешь, за столько лет я научилась хоть немного разбираться в людях? Научилась видеть, когда у людей хорошие отношения, а когда — нет?

— Мы немного поспорили, — вздохнул я. — Ты, наверное, сама помнишь, как это бывает. Вы с папой тоже иногда ссорились. У всех семейных пар случаются небольшие размолвки.

— Ваши с Кейт ссоры я знаю, — заметила мама, вставляя в мусорное ведро новый пакет.

— Не знаю, что и сказать тебе, — с сарказмом проговорил я.

— Сядь, Роберт.

— Я же помогаю тебе прибираться.

— Мне не надо, чтобы ты мне помогал. Мне надо, чтобы ты сел.

Я сел за кухонный стол, а мама успела между делом включить кофеварку. Вернувшись к грязной посуде, она продолжила:

— Я знаю Кейт. Она уже давно стала членом нашей семьи. Я могу различить, когда между вами простая ссора, а когда — нечто более серьезное.

Вертя в руках рождественскую открытку, я пытался найти слова, чтобы поведать маме о случившемся. Это было не просто. Она любила Кейт как дочь, и я догадывался, что в данном случае она не встанет безоговорочно на мою сторону, как можно было бы ожидать от матери. Для этого она была слишком честным человеком. Я пришел к выводу, что лучше всего признаться ей во всем и покончить с этим.

— Наш брак распался, мама, — выпалил я, уставившись невидящим взглядом на открытку.

— Почему? — требовательно спросила она, перекладывая остатки салата в контейнер.

Почему? Я не знаю почему.

— Даже не знаю.

— Не знаешь чего?

Мне с самого начала было понятно, что от моей мамы отговорками да шутками не отделаешься.

— Не знаю, почему наш брак распался.

— Это ведь твой брак, так что ты должен иметь хоть какое-то представление о том, почему он разрушился, — сказала она и стала раскладывать контейнеры с остатками ужина по полкам холодильника.

— Мама, я сделал все, что мог, — запинаясь, проговорил я. — Я работаю не покладая рук. Я обеспечиваю семье достойный уровень жизни. У нас отличный дом. Кейт и девочки имеют все, что им нужно, но им всегда мало. — Я сделал паузу, предполагая, что мама захочет что-нибудь возразить или заметить, однако она вытирала стол, не глядя на меня. — За последние два-три года мы с Кейт просто стали чужими.

Высказавшись, я стал ждать реакции матери. А она вытащила из-под раковины банку с чистящим порошком и принялась за противень. И все это ни говоря ни слова: она явно хотела, чтобы я продолжал. Молчание затягивалось. Я неловко поерзал на стуле. Мне было бы легче, если бы мама устроила мне старую добрую взбучку, а не заставляла бы меня сидеть в тишине и подбирать слова.

— У нас совершенно не осталось общих интересов, — выдавил я наконец. — Наверное, когда мы поженились, то были еще в одной лодке, так сказать. Мы хотели одного и того же, у нас были общие цели. Но с годами все изменилось. Даже не знаю как. Думаю, примерно то же самое происходит и с другими парами.

Мама вынула из буфета две чашки, налила нам обоим кофе и уселась напротив меня так, чтобы смотреть мне в глаза. Она всегда говорила, что глазами я очень походил на отца, — наверняка ее порою удивляло, почему же я не веду себя так, как он.

— Если я попрошу тебя назвать проблему номер один в вашем браке, ты сможешь это сделать? — спросила она.

Я задумался. Разговор становился все более тяжелым для меня.

— Хм…

— Ты не знаешь, что является главной проблемой в твоих отношениях с женой? — воскликнула мама. — А вот я знаю.

Я взглянул на нее. Именно такого развития нашей беседы мне больше всего хотелось бы избежать. Моя мать никогда не пряталась в кустах. Мне даже не припомнить, сколько раз в мои юные годы она со словами «Ты знаешь, в чем твоя проблема?» начинала выкладывать передо мной голую и зачастую нелицеприятную правду. Но, с другой стороны, я знал, что с каким бы вопросом я ни подошел к ней, всегда мог рассчитывать на то, что она будет честна и открыта со мной. Вести себя по-другому она не умела.

— Ваш брак разваливается, потому что ты слишком эгоистичен, — поставила она диагноз нашей семье.

— Спасибо за приятные слова, мама, — сказал я, прихлебывая кофе.

— Вы стали чужими? Да меня тошнит от этих слов! Каждый раз, когда я слышу, как люди оправдываются этой пустой отговоркой, мне хочется крикнуть им в лицо: «А что вы сделали, чтобы остаться близкими?»