Мучительно медленно всплывало перед ее глазами лицо молодой Элвиры Хаген.

Да, Элвира была совсем молодой, когда Юлия начала работать на фирме «Про Фобис». Но Юлия, сама еще наполовину ребенок, видела в Элвире Хаген вполне зрелую и несколько высокомерную женщину. Это была красивая, худая, изящная блондинка. Она была постоянно в движении, похожая на кошку, всегда готовую к прыжку, полная идей, с неспокойными карими глазами.

Ее муж, который хорошо разбирался в финансовых и бухгалтерских делах, казалось, посвятил себя тому, чтобы гасить ее быстро воспламеняющиеся восторги и вообще сдерживать ее стремительный темп. Уже тогда, в молодые годы, он производил впечатление тяжелого на подъем человека с собачьей преданностью в глазах.

С самого начала Юлия почувствовала, что нравится ему, и что он может замолвить за нее словечко, если его жена будет ею недовольна. При этом, разумеется, он вел себя очень осторожно и дипломатично. Когда они были одни, он дружески улыбался, иногда говорил ей что-нибудь подбадривающее и даже позволял себе иногда пошутить, чтобы вызвать ее улыбку. Однако в присутствии жены он не обращал на Юлию никакого внимания. И хотя невозможно было представить себе структуру «Про Фобис» без доктора Хагена, он всегда был под каблуком у Элвиры.

А вот с главным модельером фирмы Роландом Маркуардом Элвире было не так легко. Он был единственным человеком на фирме, который оказывал сопротивление ей. Это был молчаливый, холеный, бледный человек с красивыми руками, привлекающими внимание, который никогда не произносил лишних слов, но мог с исключительным упрямством стоять на своем, когда речь шла о тканях, фактуре, покрое или о линиях и направлениях моды. И хотя последнее слово было всегда за Элвирой Хаген, на самом деле чаще всего побеждал именно он. Если этого не происходило сразу, то, как правило, впоследствии выяснялось, что он был прав. Элвира не признавала этого вслух, а Маркуард никогда не напоминал ей о своей правоте при следующем столкновении.

Илзе-Лорэ, напротив, обожествляла мастера. Каждую его идею и каждое указание она буквально впитывала в себя. Лишь изредка она осмеливалась выдвинуть свое предложение.

Когда Юлия стояла задрапированная в шелковую ткань из рулона, а именно так Маркуард любил оценивать, как будет выглядеть ткань в изделии, то Илзе-Лорэ произносила иногда: «По-моему здесь следует сделать защипы!». Или: «Мне представляется, здесь на талии должна быть легкая сборка!»

Но ни одно из ее предложений никогда не было поддержано мастером, лишь изредка он давал понять, что вообще слышал ее.

Юлия обычно молчала. Она лишь старалась принять изящную позу, лишь слегка поворачивалась, как это было нужно мастеру.

Конечно, у нее были и свои идеи насчет того, что было бы лучше всего сделать из той или другой ткани. Ведь недаром Юлия обсуждала с матерью все, что касалось моды и наблюдала, как та кроит и обрабатывает ткань. Юлия понимала, что здесь, среди специалистов, ее мнение никому не было интересно. Но Юлия всегда чувствовала очарование, которое исходило от новой, еще не раскроенной ткани и наслаждалась запахом и прикосновением прохладной ткани к коже.

Когда же ткань бывала раскроена и собрана в модель, это ощущение проходило. Было довольно трудно стоять неподвижно, как кукла, пока Маркуард наносил метки мелком, распарывал какой-то шов или закалывал что-то булавкой. Она могла видеть все это в зеркале, но ей трудно было понять, какое значение имели эти едва заметные изменения. И она радовалась, когда наконец ее отпускали и она могла вернуться в свое бюро, где всегда ее ждала гора бумаг.

Гораздо интереснее были следующие примерки: когда будущее платье, жакет, брюки или пальто можно было представить с первого взгляда. При таких примерках Юлия могла двигаться, чтобы представить в наиболее выгодном свете красивую вещь, и даже сама могла увидеть, если талия была не на месте, плечи слишком широки или была неправильно выбрана длина. Но она удерживалась от замечаний, если только Маркуард сам не обращался к ней с вопросом.

Однажды он спросил Юлию, распарывая какой-то шов: — Послушайте, почему вы ничего не сказали мне? Ведь пояс явно следовало бы ушить.

— Да, конечно. Но я была уверена, что вы сами заметите это.

Это был один из тех редких моментов, когда Маркуард одобрительно посмотрел на Юлию. — Хорошая девочка, — похвалил он, улыбаясь.

Эта похвала придала ей уверенность в том, что она выбрала правильную линию поведения — сдержанную и уважительную.

Примерки были тягостными, но сознание того, что все модели фирмы «Про Фобис» скроены и сшиты на нее, приносило ей удовлетворение. Но именно это и обязывало Юлию строго следить за своей фигурой. Однажды она, совершенно не задумываясь о последствиях, набросилась на виноград, и пожалуйста, — талия на целых три сантиметра увеличилась.

Это почти привело к нервному срыву у обычно тихого, уравновешенного Маркуарда.

— Что с вами? — кричал он. — Что случилось? Только не говорите мне, что вы ждете ребенка. Вы не имеете права на это! Это было бы катастрофой!

Юлия тогда испугалась его бурной реакции, но в то же время такое внимание к ее фигуре было лестно. Конечно, она понимала, что в случае необходимости найдется другая девушка с хорошей фигурой. И все-таки Юлию согревала мысль, что именно она вдохновляла модельера, и поэтому она была рада успокоить Маркуарда.

Он милостиво принял ее объяснение, но все-таки, когда она извинилась, сердито сказал: — Никогда больше не делайте так, Юлия.

3

Пока Юлия лежала на больничной кровати и заново переживала свое прошлое, она вдруг осознала, что была в то время как бы отстранена от всего происходящего на фирме. Однако тогда она не отдавала себе в этом отчета. Юлия тех лет не имела ничего общего с теперешней. Тогда она была абсолютно пассивна. А когда же выяснилось, что она может брать на себя ответственность и что-либо организовывать самостоятельно? Ведь раньше у нее не было таких способностей. Она всегда делала только то, что ей говорили и не пыталась проявлять инициативу.

Фирма «Про Фобис» только вставала на ноги. Элвира Хаген начинала организовывать показы своих моделей, преимущественно на севере Германии и в районах Рейна и Рура. У фирмы начала складываться хорошая репутация, и в Ратинген приезжали оптовые покупатели из близлежащих городов, которые хотели увидеть, что из новой коллекции готово к показу. Это были звездные часы для Юлии.

Она демонстрировала новые модели, причем делала это с вдохновением. В большом зале на первом этаже убирали все, кроме мест для сидения вдоль стен. Перед креслами и диванами ставили несколько низеньких столиков, на которых для гостей были расставлены напитки, стаканы и пепельницы.

Юлия молниеносно переодевалась за стеклянной раздвижной дверью, и Илзе-Лорэ помогала ей при этом. Затем Юлия спокойно и грациозно вышагивала через зал. Для этих выходов она использовала совсем немного макияжа, поскольку ни она сама, ни ее лицо никого не интересовали. Взгляды всех зрителей были устремлены на то, как скроено и хорошо ли сидит платье.

Элвира часто останавливала ее в центре зала, чтобы дать возможность клиентам — чаще всего это были женщины — лучше рассмотреть ткань. Юлия не любила такие минуты, она чувствовала себя как рабыня, которую выставляют на рынке для продажи. Если бы Элвира Хаген, которая знала эту ее слабость, не смотрела на нее ободряюще, улыбка Юлии превратилась бы в маску.

И все же ей нравилось снова и снова выходить в зал, сознавая, что модели, которые она демонстрировала, безупречно сидят на ее фигуре. В одобрительной реакции зрителей она видела и свою заслугу, хотя вряд ли кто-нибудь из ее коллег признал бы за Юлией это право.

Юлия ни минуты не сомневалась, что количество заказов, которое поступало после просмотров, зависит и от ее умения выигрышно показать модели.

Когда шеф фирмы запланировала большой показ моделей для широкой публики в городском выставочном зале, Юлия тоже загорелась этой идеей. Но доктора Хагена пугали расходы, Маркуард сомневался в успехе этой затеи, а Илзе-Лорэ предпочитала вообще не высказывать своего мнения.

Но и на этот раз победу одержала Элвира Хаген. Чтобы убедить мужа, она просчитала, что аренда зала будет полностью покрыта выручкой от продажи билетов за просмотр. Она была уверена, что публика в Ратингене проявит интерес к изделиям местной фирмы и будет готова покупать довольно дорогие входные билеты. Специальные приглашения решили послать некоторым фирмам и для них зарезервировать передние ряды. Таким образом можно было бы сразу решить несколько задач: привлечь внимание прессы и торговых фирм и сделать изделия фирмы известными более широкому кругу потенциальных покупателей.

После того, как были сделаны все расчеты и доктор Хаген дал свое согласие, началась подготовка показа. Необходимо было сделать массу дел: заключить договора с городским управлением, составить и напечатать приглашения, пригласить манекенщиц. Элвира проявила грандиозный организаторский талант, а Юлия была такой прилежной помощницей, какую только можно было пожелать.

Но когда Юлия узнала, что она не будет демонстрировать модели, а должна будет лишь помогать за кулисами, она была разочарована. Она не понимала, почему не может выйти вместе с другими манекенщицами.

— Вы работаете у нас в качестве манекенщицы фирмы, — холодно заметила Элвира.

— Но это же не исключает…

— Как раз по нашему мнению, исключает, — прервала ее Элвира Хаген.

— Но ведь я училась демонстрировать модели одежды, и я не раз доказывала, что могу это делать.

— Об этом не может быть и речи, Юлия.

— Ну, назовите мне причину, хоть одну единственную причину, почему я не могу выйти на помост?

Элвира смутилась.

— Ну, если сказать правду, Маркуард опасается, что вас это испортит.