Она миновала еще две мили, колючую проволоку ограждений сменила изгородь из деревянных реек, за которой паслись табуны племенных лошадей, — еще одна доходная статья бюджета Секстонов.

И наконец, одолев небольшой подъем, Элизабет-Энн увидела их дом.

Из-за своей длины огромное белое здание казалось довольно низким. Очевидно, многочисленные пристройки делались к основному зданию. В центральной части было два этажа. Сверкавшее белизной деревянное сооружение с простыми квадратными колоннами, поддерживавшими веранду, венчал купол с флюгером на вершине.

С двух сторон к центральной части здания примыкали два одинаковых одноэтажных крыла с островерхими черными крышами и слуховыми окнами. Дальше шли более поздние постройки.

Элизабет-Энн впервые видела здание, в архитектуре которого так строго соблюдался закон симметрии. Подъехав ближе, она заметила, что окна украшали зеленые ставни — это зрительно увеличивало зеленое обрамление здания. Но ставни служили не только декоративным элементом. Их закрывали в часы полуденного зноя, и тогда в доме становилось прохладнее.

В нескольких ярдах от него грунтовая дорога переходила в посыпанную гравием дорожку, которая опоясывала искусственное озеро, служившее наглядным свидетельством богатства Секс-тонов и их высокого положения в обществе. В центре озерка площадью около акра находился маленький островок с пристанью для прогулочных лодок. Зеленая поверхность озера оставалась спокойной. Поравнявшись с водоемом, Элизабет-Энн почувствовала, как сухой, пышущий зноем воздух сменяется блаженной прохладой. Эти ощущения усиливала огромная плакучая ива, пересаженная на остров уже достаточно большим деревом.

Именно она, ива, самое влаголюбивое из всех деревьев, была для Элизабет-Энн олицетворением могущества Секстонов. Ива поразила ее больше, чем тысячи акров земли, огромный дом и источающее прохладу озеро. Что бы ни пожелали Секстоны, они неизменно все получали. Многим людям свойственно мечтать, но мечты Секстонов всегда становились явью.

Вблизи дома Элизабет-Энн увидела массу цветов и кустарников. В городе болтали, что Дженифер Сью Секстон наняла трех садовников на полный рабочий день. Работы у них было явно достаточно.

Внезапно откуда-то из-за угла дома вылетели четыре отчаянно лаявших пса. Бесси негромко заржала и стала пятиться. Элизабет-Энн пыталась сохранить спокойствие и удержать испуганную лошадь, которую и винить нельзя было. В этот момент она сама готова была обратиться в бегство. И неудивительно.

Огромные, черные с серым звери неслись на них, топая тяжело, словно лошади, гравий из-под их массивных лап разлетался во все стороны. Морды оскаленные, видны длинные, страшные клыки, и рычат так, что дух захватывает. Элизабет-Энн несколько расслабилась, когда собаки разбились на пары и побежали рядом с кабриолетом, сопровождая его.

Как только лошадь остановилась у вытянутого симметричного здания, на веранду неторопливым шагом вышел кривоногий долговязый работник Секстона, в клетчатой рубахе, голубых джинсах и сапогах из буйволовой кожи. На голове его красовался стетсон[17]. Он лениво облокотился об ослепительно белый столб веранды, склонил голову набок и, прищурясь, смотрел на Элизабет-Энн.

— Пожалуйста, мадам, выходите медленно. — Голос его звучал сухо и строго, большие пальцы рук были засунуты за ремень.

Элизабет-Энн с опаской посмотрела на глухо рычавших собак.

— Они не тронут вас, только не делайте резких движений.

— Постараюсь, — коротко ответила она, медленно и осторожно сошла на землю и инстинктивно вздрогнула, когда подбежавшие собаки обнюхали ее.

Прошло несколько мгновений, работник сунул два пальца в рот и громко свистнул. Псы сразу же отбежали в сторону и завиляли хвостами.

Элизабет-Энн вздохнула свободнее.

— Они вас обнюхали, мадам, и больше не будут беспокоить.

Она кивнула и стала привязывать Бесси к перилам крыльца.

— Мадам?

— Да. — Она подняла на него глаза.

— Все, что привозят, принимают на заднем дворе.

Обернув еще раз вожжи вокруг перил, Элизабет-Энн повернулась к работнику, гордо вздернув подбородок.

— Я не с этим сюда приехала.

Привычным движением большого пальца он сдвинул шляпу на затылок.

— А зачем же?

— Мне нужно поговорить с мистером Секстоном об одном деле.

Он кивнул, очевидно, удовлетворившись ответом.

— Нет его сейчас. — Парень отвернулся и сплюнул жвачку. — Раньше чем через час не появится.

— Тогда, я думаю, мне придется подождать, — чуть заметно улыбнулась Элизабет-Энн.

— Дело ваше, мадам, — пожал плечами парень, — если хотите, я скажу, чтобы напоили вашу лошадь.

— Буду очень благодарна.

— Идите в дом, там девушка, зовут ее Розита, она вас проводит, передайте ей, что Джим Боб разрешил.

Элизабет-Энн кивнула и благодарно улыбнулась. Она достала из кармана сахар и угостила Бесси, потом похлопала ее по шее и стала подниматься на веранду. Здесь было значительно прохладнее.

Как только Элизабет-Энн коснулась большой двустворчатой двери, появилась служанка-мексиканка лет двадцати и сделала реверанс. У нее были блестящие темные глаза и смуглая кожа, черное, простого покроя платье доходило ей до середины икры, ворот платья украшали узкие полоски кружева. Девушка вопросительно смотрела на Элизабет-Энн.

— Вы — Розита?

Девушка утвердительно кивнула.

— Джим Боб сказал, что вы покажете мне, где я смогу подождать мистера Секстона.

А про себя она молила: «Господи, сделай так, чтобы мне не пришлось увидеться с Дженни!»

— Мистер Секстон будет позднее. Вы можете подождать в его кабинете, пожалуйста, сюда, — сказала Розита.

Элизабет-Энн прошла за служанкой в дальний конец пристроенного крыла. Казалось, они никогда не дойдут до цели. Наконец Розита остановилась перед одной из дверей.

— Подождите, пожалуйста, здесь. — Она еще раз сделала реверанс и удалилась.

Элизабет-Энн была рада осмотреть кабинет Текса Секстона в его отсутствие. Ничто так не выдает характер человека, его силу и слабости, как те мелочи, что можно встретить в комнате, где он чувствует себя наиболее свободно.

Заложив руки за спину, она стала медленно прохаживаться, с интересом глядя вокруг. Без сомнения, хозяином комнаты был мужчина. На это указывал слабый запах кожи и сигар. Потолок кабинета был сложен из потемневших деревянных брусьев. На полу, сбитом из протравленных сосновых досок, в разных местах лежали яркие, необычные по красоте коврики с геометрическим рисунком, характерным для мексиканских и американских индейцев. Над кирпичным камином висела единственная в комнате картина, написанная маслом в сочных золотистых, красных, оранжевых тонах. Она запечатлела момент, когда два сидевших в седлах ковбоя набросили лассо на быка, заставив животное упасть на передние ноги. Картина производила сильное впечатление, сочетая в себе силу, мощь и красоту. Она была полна света и движения. Элизабет-Энн смотрела на картину, и ей чудилось мычание быка, топот лошадиных копыт по твердой земле, свист рассекающего воздух летящего лассо.

Она еще раз оглядела комнату. Все здесь говорило о решительном и волевом характере хозяина, человека, с которым нельзя было не считаться.

Элизабет-Энн уже собиралась присесть на кожаный диван, но тут на глаза ей попалась стоявшая на столе фотография в серебряной рамке. Она взяла ее в руки. На снимке была Дженни. Она стояла, поставив ногу на планку изгороди, уперев руку в бок, за плечами у нее висела ковбойская шляпа, на губах — холодная улыбка.

Элизабет-Энн задумчиво рассматривала фотографию. Это была не та Дженни, которую она знала. Конечно, многое осталось прежним. Но Дженифер Сью Секстон совсем не походила на Дженифер Сью Клауни, образ которой запечатлелся в ее памяти.

Дженни держалась с подчеркнутой самоуверенностью, которую ей придавало огромное состояние мужа. Элизабет-Энн не могла не признать, что черты лица Дженни, хотя и несколько суровые, поражали своей отточенной холодной красотой.

Вдруг со двора донеслись восторженные крики. Элизабет-Энн быстро вернула фотографию на место и подошла к окну.

Один из работников водил по двору пони, на котором восседал маленький мальчик в большой, не по размеру, ковбойской шляпе, налезавшей ему на глаза.

Некоторое время Элизабет-Энн следила за происходящим. Она не сомневалась, что это был Росс, сын Текса и Дженни, которого так страстно и безуспешно пыталась увидеть тетя.

Но вдруг малышу захотелось поехать быстрее, и вмиг мирная картина исчезла. Работник сдерживал животное, а мальчик, сдернув с головы шляпу, начал его бить. Рот его сердито кривился, глаза раздраженно поблескивали, он выкрикивал с детской запальчивостью:

— Том, дурак чертов, разве ты не видишь, что я хочу ехать быстрее!

Работник спокойно вел пони, не обращая внимания на вопли мальчика, но Элизабет-Энн сразу почувствовала, как спине ее стало холодно. Словно туча закрыла собой солнце. Она видела перед собой точную копию Дженни: тот же голос, выражение лица, все, вплоть до выпяченных губ. Ребенок явно пошел характером в мать, что очень огорчало, потому что казался он таким милым и славным. Но когда он сердился, то уже не напоминал ангелочка-в лице его проступило нечто злобное, дьявольское.

Элизабет-Энн быстро отвернулась от окна. Она чувствовала, будто ее сжали тисками, и так велико было это давление, что ребра ее готовы были треснуть. Она не слышала, как открылась дверь, и не знала, что за ней внимательно наблюдают.

На пороге, широко расставив ноги и уперев руки в бока, стояла Дженифер Сью Секстон, за плечами ее на шнурке висела замшевая шляпа.

— Ой-е-ей! — насмешливо протянула она. — Только посмотрите, кто к нам пожаловал!

6

Казалось, время замедлило свой бег, потом остановилось.

Неожиданное появление Дженни заставило Элизабет-Энн внутренне сжаться, она напряглась, как бы ощетинилась, словно животное перед лицом опасности, почувствовав, как тысячи нервных окончаний передали сигнал тревоги вдоль шеи к макушке. Нечто подобное пришлось ей испытать за две недели до этого, на строительной площадке, когда она едва не наступила на гремучую змею.