На Элизабет-Энн было белое хлопчатобумажное платье с двумя рядами пуговиц, обтянутых материей. Застежка шла от воротника до самого подола. Пышные длинные рукава застегивались на пуговицы у запястий. Покрой платья подчеркивал ее стройную фигуру и тонкую талию. К лицу ей была и широкополая шляпа. Белые ленты тульи спускались на спину. Белые туфли, которые ей отдала тетя, слегка жали пальцы (слава Богу, у нас с тобой один размер обуви, радовалась Эленда). Этот наряд казался Элизабет-Энн каким-то карнавальным костюмом. Она не привыкла так тщательно наряжаться и чувствовала себя стесненно; непривычна была и новая прическа — ее золотистые волосы были взбиты и заколоты, отчего голова стала казаться значительно больше, а ко всему еще новая шляпа. Элизабет-Энн решила, что стала выглядеть взрослее, и это ее пугало.

Когда внизу постучали, она почувствовала, как в груди у нее все сжалось от страха. «Он уже здесь! Ой, Господи!» Она проворно захлопнула дверь, взгляд ее затравленно заметался по комнате, словно ища возможность скрыться. Она услышала шаги Эленды. Бежать было некуда.

Пути отступления были отрезаны.

Услышав голоса, Элизабет-Энн набрала в легкие побольше воздуха и задержала дыхание. Шаги приближались. Она медленно выдохнула. До нее долетали обрывки фраз, потом прозвучал мелодичный смех тети и зазвенело стекло бокалов.

«Я не могу даже двинуться с места, — простонала бедная девушка. — Ноги словно ватные. Господи, провалиться бы мне лучше на этом месте! Лучше умереть, чем так мучиться!»

Она снова услышала шаги Эленды, затем в дверь легонько постучали. Заглянув, Эленда с порога воскликнула:

— Ты чудесно выглядишь!

— Нет, тетя, наоборот, — закапризничала Элизабет-Энн.

Неожиданно Эленда нахмурилась.

— Ох! — только и смогла вымолвить она.

— Что такое?

Эленда влетела в комнату, проворно закрыла за собой дверь и стала расстегивать платье на Элизабет-Энн. Девушка недоуменно оглядела себя. Она очень нервничала и не заметила, что ворот платья перекошен: она пропустила одну петлю, и все двадцать пуговиц были застегнуты неправильно.

— Тетя, я так нервничаю, можно я останусь дома?

— Стой спокойно.

— Давай скажем, что я больна или еще что-нибудь. Я и правда больна. Все в животе крутит, и в туалет я часто хожу.

— Это все нервы, — тихо шептала Эленда. Она ободряюще улыбнулась, оглядела Элизабет-Энн и удовлетворенно кивнула. — Не волнуйся так. Мистер Хейл очень приличный молодой человек, и он не кусается. Сними шляпу и выйди в гостиную. Я приготовила пунш.

— Ой, тетя! — Девушка неуверенно сняла Кляпу.

— И чтобы я не слышала никаких «ой, тетя!» — погрозила Эленда пальцем. — Уже слишком поздно. Ты не маленькая школьница, которая от страха язык проглотила. Ты — девушка и должна себя соответственно вести. — Она поправила прическу Элизабет-Энн. — Ты замечательно выглядишь. — Подчиняясь внутреннему порыву, она поцеловала Элизабет-Энн в щеку, потом крепко взяла за руку и повела за собой.

Элизабет-Энн неохотно подчинилась.

— Расслабься, не будь такой скованной, — прошептала Эленда. — А знаешь, он тоже переживает, как и ты, — добавила она с улыбкой.

— Разве и он тоже волнуется? — удивилась Элизабет-Энн.

— И еще как. А теперь ступай, входи медленно и плавно, как принцесса. — Эленда отступила в сторону и, взяв Элизабет-Энн за талию, слегка подтолкнула вперед.

Девушка почти ввалилась в маленькую гостиную.

Представшая перед ней картина навсегда врезалась в память. За то время, пока она одевалась, Эленде удалось преобразить гостиную. Она застелила стол белой кружевной скатертью, успела принести цветы из гостиной и расставила их повсюду, так что комната благоухала. На буфете их ждала хрустальная чаша с пуншем и шоколадный торт.

А еще там был Заккес.

Как только Элизабет-Энн вошла в комнату, он вскочил, сжимая в руке букетик маргариток. Она сразу заметила, как нервно двигался у него кадык. Как ни странно, при виде его волнения она успокоилась, всякая неловкость прошла, она почувствовала себя свободно. Сняв шляпу, Элизабет-Энн легкой походкой пересекла комнату и, подойдя к молодому человеку, протянула ему свою руку в перчатке.

— Мистер Хейл, — несколько официально проговорила она, — вы оказали мне честь своим приходом.

— Благодарю вас, что позволили мне прийти, — сказал он, пожимая протянутую руку. Словно невидимые искры пробегали между ними, оба почувствовали это и были поражены.

— Садитесь, прошу вас, — словно очнулась Элизабет-Энн.

— Это вам, — сказал Заккес, протягивая ей букет.

— Благодарю, — промолвила Элизабет-Энн, и щеки ее зарделись. — Какая прелесть. — Она некоторое время смотрела на цветы, затем снова перевела взгляд на молодого человека. — Извините, я отлучусь, чтобы поставить их в воду, садитесь, пожалуйста.

Заккес сел, а она торопливо вышла в коридор и чуть не столкнулась с Элендой, которая лукаво ей подмигнула. Она уже держала вазу с водой. Элизабет-Энн быстро опустила туда цветы, взяла вазу и быстро вернулась. В гостиной она поставила вазу на крышку пианино и отступила, оценивающим взглядом окидывая композицию.

— Боюсь, что цветами вас не удивить, здесь их так много, — сказал Заккес, оглядывая комнату.

— Что вы, — рассмеялась Элизабет-Энн, — цветов не может быть слишком много. А ваши мне очень дороги. — Она села, он вежливо приподнялся.

— Осмелюсь заметить, — мягко проговорил Заккес, — вы прекрасно выглядите.

— Спасибо, — любезно ответила она. — Не хотите ли пунша?

— Мисс Клауни меня уже угостила. — Заккес кивнул в сторону столика из красного дерева. На мраморной крышке стоял бокал.

— Да, вижу. — Она улыбнулась и, хлопнув в ладоши, предложила: — Может быть, кусочек торта?

— Спасибо, немного погодя.

Эленда в коридоре улыбнулась. Все шло даже лучше, чем она ожидала. Оправив ладонями юбку, она вошла в гостиную.

— Элизабет-Энн может вам сыграть на пианино, — сказала, садясь, Эленда. — Она прекрасно играет. До сеанса в кинотеатре еще час, если хотите, она нам что-нибудь исполнит.

— Мне кажется, мистеру Хейлу совсем не интересно слушать мою игру, — застеснялась Элизабет-Энн.

— Напротив, — искренне запротестовал Зак-кес, — вы окажете мне честь.

— Ну, если вы так настаиваете, — пробормотала Элизабет-Энн.

— Да, пожалуйста, сыграйте.

Она поднялась, медленно подошла к инструменту, отодвинув стул, села и заиграла сонату Шопена.

Время летело незаметно. Час в гостиной промелькнул, словно несколько минут. Заккес просил Элизабет-Энн играть еще и еще и был удивлен уверенностью ее исполнения. Потом молодые люди отправились в кино, где посмотрели пятую часть еженедельного сериала. Когда они прогуливались по Мейн-стрит, Заккес купил мороженое.

— Вкусно, — сказала Элизабет-Энн, аккуратно слизывая клубничное мороженое и внимательно следя, чтобы не запачкать перчатки.

Заккес улыбнулся.

— Тетя не разрешает нам часто есть мороженое, говорит, это для того, чтобы мы не избаловались.

— Она очень мудрая женщина.

— Может быть, — сдвинула брови Элизабет-Энн. — Но иногда нам хочется, чтобы нас больше баловали, особенно Дженни. — Она искоса посмотрела на Заккеса. — Она ведь меня совсем не любит.

— Да что вы? — Он старался казаться безразличным, не выдать своих чувств.

— Это началось давно, еще в детстве, — покачала головой Элизабет-Энн, — когда тетя меня приютила. Дженни решила, что я хочу занять ее место в доме.

— Она и сейчас так считает? — удивился Заккес.

— Боюсь, что так, — нахмурилась она и вздохнула. — Дженни не хочет понять, что я не представляю для нее никакой опасности. Но она не может с этим согласиться.

Некоторое время они шли молча, потом заговорил он.

— Знаете, мне кажется это странным.

— Что?

— Я познакомился с вами совсем недавно, а у меня такое чувство, что мы знакомы очень давно.

Она чуть заметно улыбнулась.

— Я хотел сказать… не хочу вас смущать… я имел в виду, что с вами я чувствую себя свободно и легко. Мне кажется, что вы очень славный человек.

Элизабет-Энн раздраженно облизнула губы.

— Так все и считают. Славная. — Она недовольно поморщилась. — Все находят меня славной. Ко многим понятиям подходит это слово. Оно такое емкое и в то же время какое-то безликое. Какую-нибудь пустую безделушку можно назвать славной.

— Но я не это хотел сказать, — быстро проговорил Заккес, приведенный в некоторое замешательство ее горячностью. — Я имел в виду, что вы особенная. И больше ничего.

— Спасибо, — сдержанно ответила она.

Наступило неловкое молчание. Заккес пытался найти тему для разговора.

— Вам нравится здесь, в Квебеке? — наконец заговорил он.

— Вообще говоря, нравится, — Элизабет-Энн сдвинула брови, — но иногда… — Она остановилась и повернулась к нему, щеки ее порозовели. — Наверное, это звучит смешно, но мне порой хочется оказаться в большом городе.

— В каком-то конкретном городе?

— Нет, но я помню тетины рассказы об отеле, в котором она однажды останавливалась в Браунсвилле. Это мой самый любимый рассказ. Другим детям нравится слушать сказки, а для меня сказочным замком был этот отель. — Она тихонько рассмеялась.

— Может быть, вы его когда-нибудь увидите.

— Нет, нет, мне бы этого не хотелось.

— Но почему?

— Потому что в своих мечтах я построила другой отель, совсем не похожий на тот, о котором рассказывала тетя. Он у меня еще больше и прекраснее. А если я его увижу, то думаю, что очень разочаруюсь. — Глаза Элизабет-Энн отвлеченно смотрели куда-то вдаль. — Отель Гарбе, — медленно выговорила она, — вот как он назывался. — Она тряхнула головой, словно освобождаясь от наваждения, и взглянула на своего спутника.

— А вам не приходилось там останавливаться?

— Нет, я там не бывал, — покачал головой Заккес.

— А Дженни с тетей там были как раз перед тем, как меня встретить. И с тех пор у тети появилась мечта иметь большой отель. Этого никогда не будет, и она знает об этом. Но все равно, по ее мнению, мечтать — совсем не плохо.